Я пожимаю плечами: зачем спорить с очевидным?
– А как быть с ней? – она кивает головой в сторону Светланы. – Ты заварил эту кашу…
– Никак, – я пожимаю плечами. – Пока у тебя есть надежда, что под координатами Светланы прячется что-то реальное, она – полноправный участник нашего договора.
Загрузим её друзей рутинной, административной работой, чтоб не хулиганили, а сами займёмся чем-нибудь творческим.
– У меня уже есть администрация…
– Значит, – я делаю вывод, – работать они будут у меня.
– Нельзя ли помедленней? – не выдерживает Света.
За последние две недели это первые её слова, которые я могу отнести на свой счёт.
Стыдно упускать такую возможность поговорить с любимой женщиной.
Я и не упускаю.
– Отчего же? Можно. Входы входам – рознь. И отличаются они не только геометрией створа, как ворота от дверей или от форточки. Они отличаются ещё и протяжённостью тоннеля, его изгибами и скоростью потока воды. Эти параметры могут облегчить, а могут осложнить реализацию проекта. Не всё равно, каких усилий и жертв будет стоить проход внутрь континента…
– Ты хочешь сказать, – перебивает меня Виктор. – Что Светлане достались "невыгодные" входы?
Я долго молчу, собираясь с силами, чтобы ответить, а не запустить ему в голову чем-нибудь тяжёлым.
– Ты обманул меня? – вмешивается Светлана.
Я смотрю на её чуть подрагивающие от обиды губы и почему-то не чувствую сожаления.
– Какая трогательная сцена… Тебя? Света, помилуй, при чём тут ты? Это его я обманул, – я киваю в сторону Виктора. – И уж поверь, получил от этого большое удовольствие.
– И что же дальше? – интересуется Герман.
– Сценарий прост. Наш триумвират в силе. Подписываем глобальное соглашение, с учётом моих замечаний, разумеется. Потом, чтобы не распылять силы, я называю магистральный вход, которым внутрь континента можно будет попасть на обычной подводной лодке, не теряя времени, людей и батискафы, – краем глаза вижу, как катает желваки на скулах Калима. – С вами я заключу трудовое соглашение, по которому вы от моего лица возьмёте на себя административные вопросы, ну, а я займусь любимым делом.
– Каким же? – справляется Калима.
– Буду плевать в потолок и смотреть мультики про дядюшку Скруджа.
– Здорово, – она восхищённо щёлкает языком. – Но для этого нужно много трудиться.
– Что ж, для того, чтобы не работать, я готов работать до седьмого пота.
Наш трёп грубо прерывает Виктор:
– Что значит "рутинная административная работа"?
– Строительство шлюза, персонал станции, транспорт, обеспечение, связь с внешним миром… да мало ли? Если мы найдём там что-нибудь стоящее: нефть, руды… то придётся заняться строительством портового терминала, вижу большие проблемы с перегрузкой. Доставка пионеров, их обслуживание… Работы хватит.
– И ты им всё это доверишь? – Калима оставила свой игривый тон. Вопрос звучит здраво, она встревожена.
– Конечно, – я насмешливо скольжу взглядом по напряжённым лицам и останавливаюсь на Светлане. – Это мои друзья, я их люблю, и абсолютно им доверяю.
– И когда мы обсудим условия сотрудничества? – спрашивает Виктор.
Всё-таки он молодец. Приходится отдать должное его выдержке и самообладанию.
Сумел бы я играть с его спокойствием? Не зная ни поля, ни противников, ни правил игры. Может, и в самом деле в нём есть что-то, чего нет у меня?
– После ужина, в восемнадцать тридцать.
– Ну, а мне когда к вам на приём? – подаёт голос Калима.
– Как только освобожусь. Примерно в восемь часов вечера.
– Молодец, – она хлопает в ладоши. – Всех развёл, каждому по мышеловке. А сейчас чем будем заниматься?
– Ну, как же? – я чувствую усталость. – До ужина ещё есть время. Давайте заканчивать с трёхсторонним соглашением.
– Постойте-ка – поднимает руку Герман. – А откуда нам известно, что он ещё парочку-троечку каких-то трюков не припрятал? Сейчас мы о чём-то договоримся…
– Ещё раз повторяю: я договариваюсь только с Калимой и Светланой.
– Так и я о том же, – невозмутимо откликается Герман. – То, что ты называешь "Светланой", состоит на самом деле из трёх человек.
Я молчу. Никогда ещё с такой силой не чувствовал себя марионеткой. Почему-то вспомнился снегопад далёким морозным утром и беспорядочный рой белых точек на фоне серого покосившегося забора. Чувствую сожаление по своим брошенным приятелям: КАМАЗ, соевая корова… не будет Николай смазывать трубопроводы.
Проржавеет всё…
– Максим, – басит Виктор. – И всё-таки, как с секретами?
– Конечно, есть!
Все замерли. Только Калима чуть выпрямилась, с интересом прислушиваясь к нашей перепалке.
– И когда ты их откроешь?
– Как только почувствую на горле ваши пальцы…
IY
Судовая кухня мне не нравится.
Пища чересчур острая, беспорядочно приправленная несовместимыми специями. Я вожу вилкой по тарелке, с немалым трудом выуживая из залитой соусом ёмкости варёную фасоль. Эх, как там моя машина? И пожарил бы я себе картошки. Без соли, без перца. Только масло, да головка чеснока. И чтоб никакого кетчупа. Кетчуп – это для нерадивых стряпчих, скрывающих ненависть к своим клиентам за острыми приправами.
– Тебе не нравится мой кок? – спрашивает Калима.
Она сидит рядом и видит нерешительность, с которой я приступаю к очередному блюду.
– Нет, не нравится, – отвечаю, как есть. – Мне кажется, твой кок больше занят своими нездоровыми привычками, чем заботой о моём желудке.
– Калима, – откликается с другого конца стола Герман. – Максим – великолепный повар! Критика коллег – это у него профессиональное…
– Ты умеешь готовить? – вежливо спрашивает Калима.
– Умеет ли он готовить? – подаёт голос Виктор. – Ты ещё спроси, обучен ли он грамоте?
– Светлана, – чуть повысив голос, обращается Калима. – Ты несколько дней прожила с Максимом, какое его самое любимое блюдо?
В наших путалках Света всё больше отмалчивается. Глаза не прячет, улыбается, но сама старается говорить поменьше: на прямые вопросы отвечает односложно, а косвенные пропускает мимо ушей.
Другое дело, если спрашивает Калима. Надо признать, что в плане налаживания контактов, равных нашей хозяйке я ещё не встречал. Иногда мне кажется, что она в своих шортах и с голодным крокодилом посреди австралийских болот сумела бы договориться.
– Не знаю, – ответила Светлана. – Он ни разу не повторился.
Её голос не дрогнул. Жаль. А я вот часто вспоминаю наш последний день. Пожалуй, я был счастлив. Это было сравнимо с тем, как дети начинают ходить, разговаривать.
Потом ты с ними сидишь за букварём, сотни раз повторяешь одни и те же сочетания гласных с согласными, и вдруг они начинают читать. Фантастические ощущения! Так и любовь. Всё вокруг, да около… И вроде бы ни о чём, ни цветов, ни поцелуев, только взгляды, вздохи, случайные касания… И вдруг…
– Где ты научился готовить? – возвращает меня в кают-компанию голос Калимы.
Приходится вернуться.
– Есть такая страна – "Голодная".
– Это как?
– В том смысле, что кроме тебя никто жрать не приготовит. А так как делать "как все" не приучен, пришлось овладеть поварским делом, как искусством.
– Но кто-то же тебя учил, – не унимается Калима. – Кто-то же был рядом? Не по книжкам же ты учился…
– Конечно, конечно, – я утвердительно киваю головой, вытирая салфеткой уголки рта. – Была одна женщина…
– Вау! – вопит Герман. – Женщина! Даёшь про женщину!
– Калима, – гудит Виктор. – Он у нас не просто повар, он и рифмоплёт и ушедав.
Стихи пишет с лёту…
– Точно, – кричит Герман. – Светка у нас танцует, а Максим – поёт, сладкая парочка…
После того, как все вопросы были обсуждены, тарелки побиты, а соглашения подписаны, жёсткость и нервозность в отношениях пропали без остатка. Теперь в нашей кампании царили смех, шутки и взаимопонимание. Вот только Светлана упрямо избегает даже взгляда в мою сторону. Да Калима продолжает удивлять своей загадочностью.
Не понимаю её, не чувствую…
– "Ушедав"? – недоумевает Калима. – Прошу простить мой русский. Что значит "ушедав"?
– В том смысле, что катком по ушам, как начнёт истории рассказывать…
– А ты не перебивай, – неожиданно обрывает его Светлана. – А то не начнёт.
После такой поддержки, конечно же, уклониться от рассказа было никак нельзя.
– Это длинная и грустная история, дамы и господа, – осторожными покашливаниями я вежливо прочищаю горло. – Боюсь вас утомить…
– А ты не бойся, – успокаивает меня Калима. – Мы выносливые. Да и времени у нас: ещё двое суток перехода…
– Давай, давай, – подбадривает меня Герман.
– Когда это у тебя весёлые истории были? – посмеивается Виктор.
Светлана ничего не говорит. Но она смотрит на меня, и я вижу, как у неё блестят глаза, и ничего другого мне уже не нужно. Да и нет меня уже здесь. Весь – там…
Царёвой кухаркой была молодая красивая женщина. Звали её Варварой, и никакими другими талантами, кроме гладкой нежной кожи, кротостью и умением вкусно готовить, она не отличалась. Только для этой истории другие таланты без надобности.
Сейчас, когда поварское искусство, как и любое другое, поставлено на фабричную основу, трудно представить привилегированное положение человека, которому доверен желудок, а значит и здоровье первого лица в государстве. Тут тебе и отдельное помещение, и ход отдельный, чтоб значит, ошибки никакой не вышло. Это для прочих огромная кухня с целой бригадой поваров и подсобников. А для царя-батюшки одна Варвара в сторонке от всех готовила.
Конечно, царством-государством эту долину, затерянную среди высоких гор и непроходимых лесов, назвать можно было лишь с очень большой натяжкой. Тем не менее, на полях трудилось тысяч десять крестьянских душ, перевалы от гостей непрошеных охраняла сотня бойцов пограничной дружины. Да покой мещан-обывателей стерегли две сотни солдат. Они же лишали голов несчастных, кому эти самые головы не по чину высоко заносило.