— Порезалась об острый камень. Смотрите, — я показала засохшую на пальцах корку — Уже все прошло.
— Надо промыть рану. И, возможно, наложить повязку. Вы можете идти быстрее?
Слуги успели обустроить лагерь к нашему приходу. Два шатра, желтый и синий, стояли бок-о-бок, а перед ними плясал небольшой костер. Рядом раскинулся на жесткой траве ковер, приглашая прилечь, а яркие подушки обещали отдых.
— Господин, — расторопный слуга склонился в поклоне. — Где соизволите ужинать? У костра, или у себя? Для госпожи мы накрыли в шатре.
— Хотите составить мне компанию?
— А как же ваш обет? — Норген желал разделить со мной трапезу, но приличия никто не отменял.
— Вы как брат мне, так что ничего страшного.
Рыцарь криво улыбнулся: сравнение ему не понравилось.
Пшеничная каша с ветчиной хорошо утолила голод. К ней подали свежие овощи и сдобренный медом горячий отвар из сушеных яблок. От вина в дороге я отказалась, и Норген решил меня поддержать.
— Сэр, — я повертела в руках маленькую трехзубую вилку, подцепила ломтик репы и отправила в рот. Прожевала, выдерживая паузу.
— Да, леди? — рыцарь отставил кубок, приготовившись слушать.
— Наш разговор там, у развалин… Вы правы — я умираю от страха. Будущее пугает. До дрожи в коленках, до обморока…
— Улла! — в пылком порыве Норген даже титул забыл прибавить к имени, а ведь всегда следил за приличиями. — Прошу, перестаньте! Я уже говорил вам — что бы ни случилось, я буду рядом. Вы не останетесь одна в этом чужом для вас мире. И, надеюсь, полюбите его.
— Благодарю, — я, наконец, положила вилку, и пальцы тут же стали теребить край скатерти. Со стороны это всегда выглядит убедительно. — Прежде, чем я решу принять ваше предложение и остаться, мне надо убедиться во всем лично.
— Я понимаю. Но, леди Улла, сейчас не самое хорошее время для путешествий.
— Согласна. И все же, я собираюсь отправиться домой как можно скорее. Может быть, даже сразу после нашего возвращения. Поймите правильно, — моя ладонь легла поверх руки рыцаря, останавливая его порыв. — Я бесконечно благодарна вашей семье и… лично вам, Норген. Вы уже так много для меня сделали! Поймите, неизвестность убивает. Я не могу больше.
Поразительно, как женские слезы действуют на мужчин. Или злят, или вгоняют в ступор. Но равнодушными не оставляют никогда. К счастью, Норген относился к тому типу, который за слезинку своей дамы готов горы свернуть. Вот и теперь он прикрыл глаза, стараясь скрыть их выражение. Но играющие на скулах желваки, взволнованное дыхание и плотно сжатые губы выдали рыцаря с головой. Я замерла. От его решения зависит так много!
— Хорошо! Вы поедете домой. Я сам провожу вас.
— Право, это уже лишнее…
— Но с одним условием — придется подождать, пока я подготовлюсь к путешествию. Нужно время, так что не торопите сильно. Идет война, надо многое предусмотреть. Я не желаю подвергать вашу жизнь ни малейшей опасности, вы и так уже натерпелись.
— Благодарю вас, сэр, — что я могла еще ответить?
День был долгим, я устала. Надо бы как следует выспаться. А Норген явно ждет, что я выйду из шатра поглядеть на звезды. Не зря же там ковер с подушками расстелили! Но желания беседовать нет никакого. И я зеваю, стараясь скрыть это от Норгена. Он замечает. И, как воспитанный рыцарь, оставляет меня одну, пожелав спокойной ночи.
Едва он вышел, явилась Солли. Помогла раздеться, принесла воды для умывания. И собралась ложиться тут же, на полу.
— Ступай. Я хочу остаться одна.
— Но госпожа, вдруг вам что-нибудь понадобиться? — Солли была настроена решительно.
Где ей меня переупрямить! В итоге она отправилась прочь, к остальной челяди. Сил поддерживать морок почти не осталось, хоть ночью побыть собой!
Обратный путь преодолели в молчании. Норген пытался завести беседу, я же мечтала о тишине. Пришлось сослаться на усталость и задернуть занавески носилок. Рыцарь расстроился, но, виду не подал. А в доме, при известии о моем скором отъезде начался переполох.
Долора даже слегла, вызвав среди челяди панику — за все годы, что она носила на поясе ключи от дома, никто не видел её болеющей. Но в этот раз причины у неё были.
В день, когда мы уехали к развалинам, примчался королевский гонец. В грамоте, обвитой алой лентой и скрепленной печатью из золотистого сургуча, государь передавал приказ: "Сэр Рэйли Глассир должен заменить своего раненого сына на поле сражения". Отказаться возможности не было, да рыцарь и не хотел. Напротив, он жаждал битв, чтобы вновь почувствовать, как вскипает кровь в стареющем теле. Проводил дни и ночи в оружейной, выбирал оружие, давал наставления остающимся. В основном одно — "слушайтесь госпожу".
Мое желание уехать несколько пригасило этот пыл. Сэр Рэйли, как и Долора, попытался уговорить меня задержаться, хотя бы пока война не закончится. Но, получив категорический отказ, сдался. И велел сыну сопровождать гостью до самой Ассалии.
— Это наш долг. Мы в ответе за этого ребенка. Поэтому поезжай с ней, убедись, что все в порядке и возвращайся. А если Улле не будут рады — привези её обратно. Ступай, сын, и с честью выполни свой долг. Пусть это будет твоим подвигом.
Старый рыцарь знал, о чем говорил. Между нами и Ассалией лежали Вейфарт и Сугур. Пробраться сквозь них отряду сеонцев казалось невозможным. Поэтому Норген выбрал морской путь.
— Мы пройдем берегом вдоль Языка до Горького Моря, а там наймем корабль. И, если боги будут к нам благосклонны, без приключений высадимся в Ассалии.
— Только не говори, что ты молишься, чтобы они вас стороной обошли! — ради обсуждения дороги Долора поднялась с кровати. — Небось спишь, и видишь, как пиратов и разбойников крушить будешь! Ох, за что мне такое наказание? И муж на войну уходит, и сына ждет опасная дорога.
— Госпожа, мне очень неловко, — я затеребила золотой медальон, подарок самой Долоры. — Сэр Норген покидает дом, еще не оправившись от раны. Пожалуйста, отпустите меня одну. Я доберусь, я сильная.
Все переживания доброй женщины тут же испарились. Потухший в последние дни взгляд засиял, как прежде.
— Не говори ерунды, девочка. Разве может мужчина отпустить даму одну в опасное путешествие? Ехать вместе с ней — его долг рыцаря. Прошу тебя, Улла, не оскорбляй нас так.
На этом уговоры остаться прекратились. Долора сама занялась сборами в дорогу. Но действовала неторопливо, обстоятельно, стараясь не упустить ни одной мелочи. Так, мне полностью обновили гардероб. От белья до платьев. И заставили сапожника стачать несколько пар обуви. Сапоги для верховой езды, простые ботинки для пеших переходов, и четыре пары изящных туфелек.
— Тебе придется наносить визиты вежливости. Нельзя выглядеть замарашкой. Пусть все видят — перед ними истинная Леди!
Затеи, хоть и хорошие, забирали много времени. А маг, между тем, не оставил попыток пробудить мой магический дар.
— В библиотеке сэра Рэйли немало манускриптов, посвященных благородной науке алхимии. Среди них попадаются истинные жемчужины! Увы, о магии в них почти ничего нет. Но ничто в мире не в силах остановить мой дух познания! Я оседлал коня и, забыв о преклонном возрасте, долго трясся на спине безмозглого животного! Потому что если кто и мог нам помочь в нашем нелегком деле, то это — мой старый товарищ, Магистр Ордена Трехконечной Звезды, мэтр, получивший после посвящения благородное имя Иримидуса!
Я просидел в его библиотеке немало дней и ночей, и, наконец, составил список трав, минералов и энергий, которые нам необходимы!
Вернувшись, я провел бесчисленные часы в лаборатории, варил, перетирал и смешивал, но результата не было. И тут мне в голову пришла светлая мысль: а не могут ли звезды повлиять на эксперимент? И я снова засел за древние книги, рассчитывая пути небесных жемчужин. И вот результат: через два дня, в ночь, называемую моими собратьями Ночью Сбрасывания Покровов, комета Реили распустит свой хвост. И когда три небесных сестры, три звезды, именуемые Ода, Желли и Тури, войдут в этот шлейф, наступит благоприятный момент для таинства.
Терпеть бесполезный обряд, который продлится почти всю ночь не хотелось. Может, отказаться? Нельзя, вызовет подозрение. Пришлось согласиться.
Подготовка к действу началась с вечера. Мне был представлен длинный список запрещенных блюд. Долора отнеслась к нему серьезно, так что на ужин пришлось пожевать вареного пшена и салатик из листьев одуванчика и мяты.
А на рассвете маг сам приготовил мне ванну. Зажег ароматические курильницы, долго ходил вокруг бадьи с горячей водой, бормотал заклинания, то и дело переходя на визг и нарочито широкими жестами вскидывал вверх сжатые в кулаки руки. Под конец вылил в воду настой трав и велел мне не вылезать до полного остывания воды. Чтобы это произошло как можно позже, на бадью сверху накинули плотное покрывало, так что снаружи у меня осталась только голова.
В сложном аромате я различила запах лавра, мяты, ромашки и драгоценной гвоздики, пряности, доставляемой издалека и ценящейся по весу золота. Маг не пожалел редких ингредиентов, но, на мой взгляд, можно было все сделать гораздо проще. Правда, мысли свои оставила при себе, позволив магу развлекаться, как он желает. Когда вода остыла, Солли вытерла меня куском тонкого хлопка и обрядила в белое платье без рукавов и воротника. Вырез в нем был так глубок, что открывал верхнюю часть груди. Чтобы не замерзнуть по пути в выбранный для обряда зал, пришлось укутаться в подбитый мехом белки шерстяной плащ — в коридорах гуляли сквозняки.
Из огромного зала вынесли всю мебель. Даже лавки, что стояли вдоль стен с момента постройки замка. Чисто подмели пол и, кажется, вымыли. Возможно, маг добавил в воду отвары или настои.
Посередине установили три массивных подсвечника. В них ждали своего часа восковые свечи. Высокие, толщиной не уступающие руке взрослого мужчины. Желтая — для уверенности в обряде, пурпурная призвана усилить магический огонь и освободить силу, а белая — уравновешивала первые две. Пол у основания подсвечников покрывала затейливая вязь символов. Знаки сплелись в сложном рисунке, образуя шестиконечную звезду. На трех длинных лучах как раз и стояли свечи, а на остриях коротких маг разложил крупные камни: травяной изумруд, изменчивый александрит и сверкающий кошачьим глазом прозрачный хризоберилл. А между ними, в местах пересечения линий, выложил узоры из самоцветов. Разбирать, что именно он использовал, желания не было никакого — камин в зале топили давным-давно, и холод старательно вытягивал из моего тела остатки тепла, потому что плащ забрали, едва я вошла.