Шорох в углу отвлек от мыслей. Вернулся? И не один. За спину недавнего знакомца пряталось еще одно существо, застенчиво кутаясь в кусок желтой ткани. Начать разговор самой?
— Решил вернуться?
Гости зашевелились. Закутанный зашептал лохматому в ухо. Переводил?
— Прощения просим, что побеспокоили, госпожа.
Голос тонкий, дрожащий. У первого басок покрепче будет. Но пока придется общаться так. Пожалуй, в качестве шпионов они мне полезнее будут. Выпить я их всегда успею.
— Я уже не спала. А вы кто?
— Я — Эйрн, дварф этого дома. А вот он — Лейв, во дворе хозяйствует.
— А мой язык откуда знаешь, Эйрн?
— Лет десять назад жил тут один раб, у него и научился. Только я не очень хорошо понимаю, что вы говорите — слова странно произносите.
Верю. Меня сейчас и Орв бы не понял.
— Научил? Он мог тебя видеть?
— Всех нас. Сказывал, магом был.
Маг, попавший в рабство? Это уже интересно.
— И где сейчас твой учитель?
— Так нету, — дварф развел лапками. — Госпожа Ланглива его в жертву принесла.
Мага? В жертву?
— Кто такая Ланглива? И как ей удалось убить ассалийского мага?
— Ну, не настоящим он оказался. Только и мог, что с нами болтать. Истинной-то силы в нем не было. Но госпожа Ланглива все равно его морскому богу отдала. Сказала, и такой лучше обычного раба.
Судя по тому, что имя всесильной госпожи дварф почти шепчет, боится он до смерти. Плохо — уже на рассвете она будет знать обо мне.
— Покажешь её?
— Так вы встречались! Сегодня, когда скотина переполошилась, госпожу Лангливу и позвали успокаивать.
Шаманка! И живет прямо тут, в доме. Новой встречи избежать будет трудно.
— Вы ей обо мне уже доложили?
Лохмач замялся, когда услышал вопрос. Что? Не рассказал еще? Это хорошо. Может, смогу выкрутиться. Если протянуть руку, схвачу трусишку. И — перекрою выход Лейву.
— Как я мог? Вы ведь не скажете госпоже Лангливе, что мы вас раньше, чем она увидели?
Странная просьба. И голос дрожит. Внимание усыпляют, или действительно меня больше шаманки боятся?
— Не скажу, если слушаться будете.
Оба дварфа вздохнули с явным облегчением.
— А всего вас сколько?
— Ну, я да Лейв, в коровнике Фаста. Нерн в оружейной присматривает. В поварне Рагна. Мало нас. Раньше больше было, да госпожа Ланглива как-то рассердилась, и вот… А другие из-за неё сюда боятся идти. Даже когда она в соседние усадьбы уходит, тамошние дварфы прячутся, чтобы не заметила.
— А чего ты так со мной откровенничаешь, хозяйку свою ругаешь? Разве приличествует это домовому?
— Да какая она хозяйка? Пришла в дом, поселилась, ведет себя так, словно усадьба ей принадлежит. Никого, кроме хозяина, не слушает. Даже госпожу, и ту подчинила. Только старший сын, Магни пока смеет возражать. Но его дома нет, может, и зазимует где-нибудь в другом месте. Хорошо, хозяин приехал, теперь госпожа Ланглива поутихнет маленько.
Значит, и у северян интриги процветают? Это мне на руку. Только дайте срок разобраться, что к чему, и тогда…
— Слушай, Эйрн, я здешнего языка не знаю. Научишь меня.
— Да, госпожа. А как мне вас называть?
— Уллой зови.
Учителем дварф оказался хорошим. Каждую ночь послушно являлся в клеть и мы занимались, пока усталость не валила меня с ног. Через месяц я уже могла понимать, о чем говорят вокруг, и когда в усадьбе поднялся переполох, сообразила: хозяйский сын вернулся.
Встречали его точно так же, как нас. Ланглива провела обряд и начался пир. Рабам работы хватало — некоторые дружинники Магни решили остаться зимовать у него, а не ехать домой. Их обслуживание легло на наши плечи.
Узнав, что я стала немного понимать, о чем говорят вокруг, хозяйка начала давать мне работу и в самом доме. Это радовало — держаться подальше от скотины было все труднее, её уже перестали гонять на пастбище. Зато встречи с Лангливой участились. Мы сталкивались постоянно: в зале, в сенях, в клетях. Словно специально поджидала. Дварфы сообщили, она их обо мне расспрашивала, но они ничего не сказали. Скорее всего, не врут — я у них считалась куда более сильным магом, чем шаманка.
Сама Ланглива участвовала во всех событиях в доме. Даже приготовление обеда редко без неё обходилось. Являлась в поварню, пела заклинания, рисовала на стенах углем или острием железного ножа какие-то символы. Эйрин объяснил, что это — руны. Магические письмена, помогающие колдуну усилить заклинание.
На меня они не действовали, но дварфы боялись. Может, тоже выучить? Раз своей Силы нет, воспользоваться чуждой? Только подействует ли?
Те же дварфы поведали, что рублено-кривые линии сами по себе обладали магией, но надо знать, когда и как её применить. Простому человеку доступна лишь часть их силы, а вот посвященному откроется небывалое могущество. В это я не поверила, будь эта магия такой на самом деле, этот мир был бы уже под властью северных шаманов. А то, что Ланглива не смогла точно меня разгадать, говорило подтверждало мои выводы.
Зато на северян её действия производили сильное впечатление. Они с благоговением наблюдали за рисованием рун, и очень старались, чтобы уголь не стирался как можно дольше. Особенно верил во все это Магни. И, как я поняла, только поэтому шаманка оставалась в доме. Хотя особо хозяйничать сын хозяина ей не давал.
Руны нас и свели. Вернее, моё равнодушия к ним. И то, что непочтение к магии оставалось без наказания, очень впечатлило Магни. Особенно, когда я спокойно съела хлеб, который шаманка объявила порченным злобными дварфами, и не только осталась в живых, но даже не заболела. А я просто не знала, что та закорючка должна была запечатать духа в краюхе.
Из-за помощи дварфов со стороны казалось, что работа кипит в руках и удача вернулась ко мне. А удачу северяне ценили очень высоко. Магни решил урвать кусочек и для себя.
Для начала он стал присылать на стирку свои вещи. Именно мне. Потом велел убирать закуток, в котором жил — ему, как наследнику, была выделена отдельная комната. Все остальные жили в общем зале. Вскоре я тоже переехала в дом — Магни выкупил меня у матери.
Не очень хорошо — проданный пленник уже раб. С подарком бы я поспорила, а теперь… С другой стороны, можно снова попробовать старое, испытанное средство — мужчины всегда остаются мужчинами. Но в этот раз между мной и Магни встала шаманка. Эйрн, который собирал все слухи в усадьбе, поведал, что Ланглива сама положила глаз на молодого, удачливого воина. Ради него она готова была и от шаманского дара отказаться. И ей очень не понравилось, что Магни стал поглядывать в мою сторону.
Воевать за мужчину с другой женщиной? Этого еще не хватало! Нужен Магни? Пусть забирает, я поищу другого союзника. Тем более, что нашелся он почти сразу. Сида, хозяйка, приняла меня за скромную, работящую девушку, которую можно и в девичью перевести. И то, что я понравилась её первенцу, сыграло решающую роль.
Меня жизнь на женской половине дома не прельщала. Приходилось и шить, и готовить. Дврфы помогали, но оставаться незамеченными среди людей им было трудно. Да и ночами они ко мне приходить больше не могли. Я сама выползала в холод и, притулившись за поленницей, выслушивала их сплетни, жалобы и причитания. Иногда среди всего этого хлама затесывалась крупинка нужной информации. Так, Лейв мимоходом сообщил, что Ланглива не успокоилась, и поклялась сжить меня со свету. Даже вису — заклинание складывать начала. Длинную, сложную — чтобы подействовала наверняка.
И, похоже, у неё получилось. Несколько дней подряд я с трудом вставала с лавки, на которой теперь спала — сильно, до помутнения в глазах, кружилась голова. Но Ланглива, судя по недоуменным взглядам, ждала большего. Дварфы донесли, что к заклинаниям и рунам она решила добавить зелья.
Пришлось защищаться. Со свету висы и отрава меня не сживут, но запасы сил подорвут, а их и так мало. Из дварфов помощники никакие — боятся шаманку, как огня. Конечно, доносят на неё, и не более. Придется самой выкручиваться.
Для начала нужно восстановить хозяйку против Лангливы. Хоть она и доверяет шаманке полностью, но брошенное вскользь слово, незаконченная фраза делают дело лучше любого лазутчика. Плести интриги на чужом, плохо выученном языке трудно, но я, с молоком матери впитавшая науку выкручиваться в светском обществе, справилась. К тому же желание Лангливы стать женой Магни не было секретом ни для кого. А хозяйка это желание не одобряла.
Вскоре она все задумчивее стала поглядывать на шаманку. Червячок сомнения начал свою работу.
Мне оставалось только наблюдать. И стараться не торопить события. С другой стороны — жила я в теплом доме, ела досыта, и не ту бурду, которой кормили остальных. Работа была легче, чем раньше, но основным моим уроком на день оказалось шитье. То, что я портила днем, ночью старательно переделывала Фела, и риск попасться был велик. Я бы предпочла навоз убирать, и что с того, что снаружи зима рассыпала белую крупу, которая громко хрустела под ногами? Зато никто не подкрадется, не подслушает разговоры с дварфами. А то, что с утра, чтобы умыться, приходилось разбивать лед в ведре, меня мало беспокоило. Если надо, могу и полностью искупаться в ледяной шуге.
Пусть другие кутаются и долго топчутся в сенях, прежде чем выйти в морозное облако пара. Мне зима не доставляет неудобства, тем более, что здесь, на севере, она и вправду невероятно красива.
Белая крупка сменилась мягкими перьями, которые почти без перерыва сыпали с неба, словно там, наверху, прохудилась перина. Ветер полюбил играть с ними — сбрасывал с крыши, завивал поземку затейливыми узорами, норовил засунуть пригоршню снега за шиворот вышедшему из дома человеку. Была у него еще одна забава: он дразнил море. Я так и не поняла, живое ли оно, но на хулиганство ветра отвечало гневом. В ярости вздымались волны, а проказник ветер гнал их по бескрайней равнине, и не понятно было, то ли снег срывается с их вершин, то ли пена.
Я бы с удовольствием помчалась вслед за ними, к другому берегу, но об этом можно забыть. Драккары до весны отдыхали в корабельных сараях. Придется зимовать тут.