— Вы слишком милосердны, господин, — во время поклона успеваю осмотреть комнату.
Богатства особого не наблюдается. Вещи добротные, но недорогие. Простые ткани портьер, льняная скатерть. Ни парчи, ни бархата, что прежде украшали жилье Орвов. Хотя, может, эти вещи принадлежат хозяину гостиницы? Она не из дешевых.
Но гобелены точно привезены с собой. И кое-какая посуда. Вон тот серебряный кувшин с широким горлом принадлежал матушке. Она ставила в него полевые цветы, что мы приносили ей каждый день. А эмалевые кубки — один из даров от меня Кэму и его жене на свадьбу.
— Как вас зовут?
Интересно, помнят ли они имя чудовища, о котором ужасы рассказывают?
— Улла, господин.
— Так вы из Ассалии? Признаюсь, меня сбил с толку акцент.
— Я с востока. Моя родина — Аккорн, — я подумала, что ничем не рискую, назвав пограничный город. Провинция присоединилась к Ассалии незадолго до моего рождения, и её жителей считали чужаками. За это время полностью своими они не стать не могли.
— И что же привело вас сюда?
— Нужда, господин. Муж давно умер, я с сыном жила. Он у меня хороший был, работящий. Женился, я внучков нянчила. Да вот в недобрый час решили новую избу ставить, наша-то старая.
Подумали мы, что готовые бревна дорого покупать, сынок и купил на корню. И поехал валить. Только вот не рассчитал — придавило его деревом, — я выдавила слезу. — Так и остались мы без кормильца. Жена сына, старуха, да трое детишек мал-мала меньше. Ну, я для работы уже не гожусь, зачем невестке лишний рот? Ей ребят прокормить бы. Подумала я, подумала, да и подалась по миру. Там кусок подадут, здесь переночевать пустят. Много ли старой надо? А я в благодарность истории разные детишкам благодетелей сказываю, песенки пою. Тем и живу.
Мой жалостливый рассказ произвел впечатление на женщину. Её глаза блестели от сдерживаемых слез, и муж уступил молчаливой просьбе:
— Вот что. Останешься у нас. Не просто так — ты по миру походила, видела много, будешь сыну моему о том, как другие люди живут, рассказывать. Ему это на пользу пойдет.
— Господин! — заставить себя заплакать оказалось труднее, чем выдавить единственную слезу. — Да чем же я заслужила такую милость? Жить при доме… Неужели конец пришел моим мытарствам?
— Ну, будет, будет… — Лорду стало не по себе от выражения благодарности. И почему люди так на соленую воду из глаз реагируют? Отец и Кэм тоже их не переносили. И я, будучи ребенком, беззастенчиво этим пользовалась. А потом не нужно стало. Потом уже меня пытались слезами разжалобить. Правда, ни у одного человека это еще не получилось.
Мне выделили место в людской. Сундучок с замком для вещей. И не обременяли работой. Я была вольна ходить, где вздумается, заниматься, чем хочется. «Что взять со старухи? Пусть отдыхает. И так едва с жизнью не простилась, дурака защищая» — слова Лорда мне донесли почти сразу.
Единственное, что от меня требовалось — присматривать за молодым господином. Ну, как присматривать. Следить, чтобы он не скучал, когда дома сидит. Рассказывать ему о жизни людей в дальних годах, о том, что сама в своих скитаниях увидела.
А еще учила его сугурскому. Лорд Ари сперва удивился, что крестьянка знает чужой язык, но я напомнила, что Аккорт стоит аккурат на границе, и для его уроженцев сугурский говор не в диковинку.
Мальчик оказался любознательным. Больше всего ему нравилось слушать о былых временах. О рыцарских турнирах, об оружии. Я без труда могла рассказывать часами. Просто вспоминала юность и не называла имен.
А в свободное время узнавала о положении Дома.
Лорд Ари был небогат. По сравнению с моим отцом — даже нищим. Все владение заключалось в небольшом селении, доходов с которого едва хватало, чтобы кое-как свести концы с концами и дать сыну приличное образование. Поэтому Лорд был рад, что ему не пришлось нанимать еще одного учителя.
Будь его воля, он не приехал бы на турнир, чтобы не рисковать доспехами — в случае проигрыша покупка новых подрывала бюджет.
Но пропустить праздник королевы Лорд позволить себе не мог. Дом и так числился неблагонадежным. Недоброжелатели могли тут же заявить, что Орвы совсем не уважают правителя, поднялся бы вопрос об оскорблении королевского величия. О том, как закручиваются интриги, я знала слишком хорошо.
Единственный, кого не занимала ни политическая, ни материальная сторона поездки, был Айни. Настроение мальчику не могли испортить ни отношение остальных дворян-оруженосцев, ни постоянные наставления матери. Леди вообще старалась жить незаметно, считая, что Дом должен быть благодарен судьбе уже за то, что ему простили предательство. Ни сын, ни муж не разделяли её мнения. Но если Лорд Ари просто отмалчивался и изо всех сил пытался удержаться на плаву, то Айни после внушений ходил как в воду опущенный. Он никак не хотел верить, что его родной Дом замешан в бесчестном деле. И мне нравилась это стремление всегда и везде защищать честь Дома. Из мальчика выйдет хороший Лорд.
И все же его ткнули носом в грязь. В последний день турнира Лорд Ари казался довольным — ему удалось выиграть все схватки. Но так получилось потому, что он заведомо выбирал себе соперников послабее, не стремясь получить золотой венок победителя из рук королевы. Выиграв две схватки, а третью сведя к ничьей, Лорд убрал щит с гербового помоста, тем самым оповещая о своем желании закончить участие в турнире.
Юные отпрыски благородных домов не упустили случая указать Айни его место. Насмешки, которые сыпались со всех сторон, могли и взрослого вывести из себя. А уж мальчишку, остро чувствующего несправедливость! И когда Дом Орвов открыто назвали предателями и колдунами, кинулся в драку.
Мои попытки удержать его провалились. Айри ничего не видел и не слышал, кроме обидчиков, и дрался так, словно хотел их кровью смыть годы унижений.
Поскольку все происходило недалеко от ристалища, драка не прошла незамеченной. Её посчитали оскорблением королевы, но так как преступники были детьми, ограничились выговором и крупным денежным штрафом. Отец Айни все же лишился доспехов: не имея свободных денег, откупился ими. А еще ему пришлось, склонив колени перед королевским помостом, униженно просить прощения. Конечно, этого и другие отцы не избежали, но для Дома Орвов подобное могло оказаться фатальным. Малейшее неверное действие, и он перестанет существовать. Способов уничтожить неугодный Дом много. А уж тот, что живет на лезвии ножа…
Поэтому Айни дома ждало наказание.
Рука у Лорда оказалась тяжелой. После порки спина мальчика превратилась в сплошную рану, а мать, втирая заживляющий бальзам, еще и подлила масла в огонь. И взгляд, которым её проводил Айни, мне не понравился. Точно так же смотрел Кэм в день, когда мы попались при попытке к бегству.
Уже раздеваясь, чтобы лечь спать, я все-таки решила сходить к мальчику. Собственного слуги ему не полагалось, спал он в одиночестве. И даже к больному, к нему не приставили человека. Для моих родителей это было немыслимо. Матушка, когда мы болели, всегда сидела рядом с кроватью.
Дверь оказалась запертой изнутри.
Но зачем мальчику, который едва двигается, вылазить из постели и закрываться? На стук Айни не ответил. Что он задумал?
Можно разбудить Лорда или слугу. Наверно, так и следовало сделать, но я решила, что парню и так плохо. Действия людей всегда казались мне лишенными логики, а расстроенный мальчишка может выкинуть что-нибудь совсем непотребное. Этого я допустить не могла.
Пришлось использовать магии чуть больше, чем планировала. Вместо женской фигуры, взбирающейся по вывешенному из окна полотну, припозднившийся прохожий увидит лишь тень. То ли свеча в фонаре закоптила, то ли ветер качнул листья цветка… Я успела вовремя. Айни, сцепив зубы, уже накидывал на шею петлю.
Он не ожидал вторжения. И не узнал меня, вырвавшую из его ослабевших рук веревку.
— Ты что творишь, щенок? Ты о Доме подумал? О своем долге перед ним?
Айни опешил. Даже дышать забыл от неожиданности.
Я кинула его на кровать, прижала к подушке. Так, чтобы и дернуться не смог.
— Ты — сын Лорда, наследник. Тебе честь Дома на плечах нести. Как смеешь бежать? Трус!
Слезы мгновенно высохли. Губы искривились в горькой усмешке:
— Трус? Честь Дома? О чем ты говоришь? Я один пытаюсь хоть как-то защитить её, а меня за это…
Звонкая пощечина заставила Айни замолчать. Ударила я по одной щеке, а запылали обе — не от стыда, от гнева.
— Пусти, и тогда посмотрим…
— Молчи, щенок! Я не знаю, почему Дом Орвов постоянно унижают, не знаю, что случилось. Но тебе следует с большим уважением относиться к отцу. Думаешь, ему так просто склонять голову под градом насмешек? Или, считаешь, его рука не тянется к мечу каждый раз, как он слышит оскорбления?
— Не тянется! — Айри почти кричал. — И что ты понимаешь? Лорд Орв стоял плечом к плечу рядом с Первым Королем, и ни в чем не уступал ему в доблести! Он был тем, кто помог создавать Ассалию, отвоевывая земли у дикарей и освобождая людей из-под власти демонов! Все деяния Первого Короля в равной степени — и дела моего пращура. А теперь наш Дом объявляют предателями и колдунами, говорят, что мы хотели узурпировать трон! И отец, вместо того, чтобы вырвать болтливые языки, только молчит, и кланяется, кланяется. Или ведет себя, как шут.
Вторая пощечина была сильнее первой.
— Пусти! — но силенок вырваться не хватило. Да и боль мешала бороться.
— Какой девиз на гербе Дома Орвов, ты помнишь?
— «Долг».
— Понимаешь, что это значит? Выполнять свой долг, независимо от того, что происходит. Долг твоего отца — сохранить Дом. Начни он возмущаться, махать мечом, как думаешь, сколько времени понадобиться Королю, чтобы уничтожить всех Орвов, независимо от возраста? Считаешь, кому-то удастся спастись? Нет. Погибнут и мужчины, и женщины, и дети… Вас ведь уже обвиняли в предательстве?
— Да, — Айни уже успокоился, так что я его отпустила. Он уселся на кровати и вытер слезы тыльной стороной ладони. — При короле Микрэе раскрылся заговор. Говорят — случайно. Крестьянин, приехавший в город, напился и проболтался в трактире, что Лорд Орв готовит переворот. Хочет нарушить вассальную клятву и сам занять трон. Для этого даже дочку свою демонам отдал. Те съели чистую душу ребенка, а в её тело вселили кровопийцу. Она мором проходила по людским селениям, живьем ела младенцев, прямо на глазах матерей, и никто с ней сладить не мог. Но это ложь! Ложь! Может быть, она и была жестокой владетельнице