Аврения кивнула и быстрым шагом направилась в сторону дворца. Дети поспешили за ней. Когда королевская семья скрылась за живой изгородью, то Эрик задумчиво поинтересовался:
— Любопытно, как объяснят чудесное воскрешение принцессы…
Дерек усмехнулся. Приблизившись к мертвецу, он носком ботинка приподнял край сюртука принца и несколько минут смотрел в лицо убитого.
— Иногда лучше всего сказать правду, — произнес он, возвращая сюртук на место. — Так и напишут. «В результате специальной операции министерства инквизиции и службы безопасности короны был разоблачен тот, кто хотел уничтожить королевскую семью…» По-моему, вполне подходит для передовицы, как вы считаете?
Альберт нагнулся, поднял пистолет и убрал его в кобуру. Выражение неприятного удивления до сих пор не покидало его лица. Ловко же разоружили его превосходительство — тут и обидишься, и удивишься.
— Передовицы обычно более истеричны, — ответил он и, обернувшись к брату, произнес: — Пойдем отсюда. Пусть другие займутся жмуром, а я действительно отправляюсь в отставку.
Дерек улыбнулся и ободряюще похлопал Альберта по спине.
— Не стоит переживать, друг мой, — заметил он. — Вы все-таки не асассин.
— И слава Господу и всем святым Его! — воскликнул Альберт.
Навстречу им уже спешила дворцовая охрана, за которой чуть ли не вприпрыжку бежал лейб-медикус. Брюн надеялась, что он успел успокоить фрейлин — наверняка девушки кричали на весь дворец, а уж разговоров им хватит на месяц как минимум. Альберт махнул рукой, указывая направление — охранники обогнали их компанию и свернули на нужную дорожку.
Все закончилось.
Где-то за зданием дворца мелодично зазвенели церковные колокола.
Эпилог
Священник, который только что закончил вечерний молебен и расстался с прихожанами, с удивлением смотрел на компанию, что вошла в храм. Не каждый день увидишь девицу с осанкой и лицом дворянки, но одетую в нищенские лохмотья, в сопровождении трех благородных господ, одного из которых несколько дней назад казнили по личному указу королевы. Но золотые каруны, блеснувшие в сумраке храма, развеяли удивление — священник выслушал просьбу и тотчас же махнул рукой служкам, приказывая готовить свадебную хуппу.
Если людей призвал Господь, то не дело мешать их желаниям. Особенно, если эти люди настолько щедро платят.
— Всегда надеялся стать шафером на твоей свадьбе, — неожиданно признался Альберт, с искренней любовью глядя на брата. — Ну что, да здравствует начало новой жизни?
Эрик смущенно улыбнулся, а потом вдруг обнял Альберта примерно с таким же душевным трепетом, с каким прижимал его к себе в детстве.
— Ты не передумал? Точно уйдешь в отставку? — с надеждой спросил он.
Альберт утвердительно качнул головой. Было ясно, что он принял решение и не откажется от него.
— Как только ты вылечишь принца, мы все вернемся в Геренхаус, — твердо ответил он. — И больше я оттуда ни ногой.
Брюн одарила его пристальным колючим взглядом, и Альберт тотчас же добавил:
— И буду паинькой. Никаких излишеств, даю слово. Сяду за письменный стол и начну строчить мемуары. Всегда чувствовал в себе тягу к писательскому ремеслу.
Эрик обернулся к Брюн и, осторожно взяв ее за руки, произнес со странной надеждой:
— Ты действительно согласна? Прямо сейчас?
Брюн улыбнулась. Матушка всегда говорила, что свадебный день должен стать для леди торжественным и праздничным — ведь это тот самый день, когда невеста должна чувствовать себя принцессой. Но видит Господь, сейчас ей было все равно. Брюн слишком часто думала о том, как именно должна себя вести девушка из благородной семьи — и теперь настала пора просто жить и наслаждаться жизнью. А платья, цветы и рис в волосах — уже мелочи. Конечно, приятные, но все-таки не настолько, чтоб придавать им значение.
И в шелках, и в рубище она готова быть с тем, кого любит — и точно знает, что он всей душой разделяет ее желание.
— Согласна, — ответила Брюн, и Эрик посмотрел на нее с такой любовью, что сердце на мгновение замерло. — Сейчас и всегда. Я хочу быть с тобой.
Священник вышел из-за алтаря с серебряной чашей вина в руках и дал знак жениху и невесте. Эрик сжал руку Брюн, и, приблизившись к алтарю, они опустились на колени. Зашелестел белый шелк, который над ними развернули служки, и весь мир стал чистым и белым, настоящим, принадлежащим только двоим.
Мир, в котором им предстоит жить вместе.
Потом, когда все закончилось, и Брюн с Эриком обменялись кольцами, то Брюн с удивлением подумала: «Ничего не изменилось — и изменилось. Я стала другой».
— Я твоя жена, — промолвила она после того, как они с Эриком наконец-то смогли разорвать первый супружеский поцелуй. — Не могу поверить…
— Придется, госпожа Эверхарт, — улыбнулся Эрик. — Убедитесь сегодня ночью.
Потом, когда они вышли из храма и неторопливо двинулись в сторону квартиры Альберта — не той конспиративной, а настоящей, роскошно обставленной, с множеством комнат и дюжиной слуг — Брюн спросила Дерека:
— Что теперь собираешься делать?
Тот неопределенно пожал плечами. Брюн заметила, что тяжелое мертвящее выражение, почти приросшее к его лицу, медленно но верно смягчается. Месть свершилась — теперь Дерек мог почувствовать себя свободным и наконец-то отпустить прошлое и боль, которую оно причиняло.
— Уеду в Лекию, — ответил он, — и никогда не вернусь. Там у меня дом и товарищи, а здесь… — он прищурился в сторону заходящего солнца. — Здесь слишком много воспоминаний.
Брюн захотелось дотронуться до него. Суметь как-то убедить в том, что все хорошо, и жизнь не кончается. Но в последний момент она поняла, что этого и не нужно — Дерек и без нее все это прекрасно понимает.
— Ты еще встретишь свое солнце, — Брюн смогла только повторить то, что сказала в заброшенном доме. — Обязательно встретишь.
Дерек недоверчиво усмехнулся.
— Могу только повторить свой недавний вопрос, — сказал он. — Это говорит знающая или просто добрая девушка?
И Брюн снова не нашлась, что ему на это ответить.