— Вместо того чтобы наблюдать, лучше бы вылезла и помогла, — сварливо бормочу я.
— Я знала, что ты справишься и без меня, — цинично замечает Диана. — Что теперь?
— А теперь лежи как лежала. Прикрывай меня. Сейчас этот мудак очухается, допрошу его, где последний охранник. Я у него отобрала волыну.
— Она без глушителя, — тут же напоминает Диана, — так что если придется стрелятъ, предоставь это мне.
— Не лишу тебя удовольствия… Как комары?
— !!!!
— Всё понятно.
Я возвращаюсь к охраннику, нежно похлопываю его по щекам. Он начинает приходить в себя, но еще не в состоянии сообразить, где находится и что с ним произошло.
Бастинда по-прежнему активно охотится за блохами.
Диану в кустах с аппетитом долбят комары.
Тульско-тамбовско-рязанский Алеша уже давно мертв, а Олег продолжает сидеть внутри дома и, конечно же, видит все, что здесь происходит. Видит, что пока я справляюсь сама, а потому на выручку не спешит.
Николай открывает глаза и резко садится. Зря это он так. Сейчас у него должна закружиться башка. Так и есть. Он опирается на локоть и пялится на меня еще мутными, бессмысленными бельмами.
— Лариска? — странно, но он узнает меня сразу. — Что случилось? Я отрубился?
— Тебя переклинило. Вбил себе в голову какую-то лабуду и нежданно-негаданно попер на меня. Пришлось немного тебя придушить, а то бы убил.
— В натуре?! — он растерян. — Ты хочешь сказать, что смогла со мной справиться?
— Почему нет? Я это умею.
— М-м-м-да-а-а… — смущенно мямлит Колян и, объясняет: — Со мной иногда такое случается. Это от недопития. А где Леха? Вернулся? Принес буха-нутъ?
— Нет. Не вернулся.
— А Глеб?
— Это кто? — изображаю я удивление, хотя отлично знаю, что Глеб как раз и есть тот третий стояк, местонахождение которого мы хотим установить. Более того, мне даже известно, как этот Глеб выглядит — это тот самый парнишка, что поднимался к нам за «продуктовой посылкой», которую стоякам приготовил Олег. Среди мертвяков я этого Глеба не видела, а значит, методом исключения можно определить.
— Один из наших, — морщится Николай. — Отправили дурака за территорию в ночной магазин, когда закончилось то, что вы нам прислали. Он и с концами. Нажрался, небось, в одиночку… Бли-и-ин! — Охранник обхватывает ладонями гудящую голову. — Ни на кого нельзя положиться. Что один козел сгинул куда-то, что другой.
— И когда этот Глеб должен вернуться? — с трудом сдерживая ликование в голосе, интересуюсь я.
— Да давно бы пора. Лариска, может, ты выручишь? Сходи на третий этаж, притащи похмелиться.
— Конечно.
— Поскорее, Ларис!
— Конечно. — Я разворачиваюсь к сидящему на земле Николаю спиной и резко провожу атаку «усира-гери». Точно в висок!
Бастинда отыскивает очередную блоху. Шагах в десяти от меня трещат кусты — это, словно медведица из малинника, ломится на простор Дина-Ди. За этот час неподвижного лежания под напором голодного комарья она измучилась не меньше меня.
Но зато у нее так не болит в паху!
— Зачисти, — небрежно киваю я ей на охранника и не спеша направляюсь к особняку, где уже, наверное, извелся в ожидании известий от нас Олег. — Мы теперь знаем, где последний стояк.
— Я слышала, — говорит Дина-Ди.
«Чух-чух», — негромко плюет в голову Николая сдвоенным выстрелом «Ингрем».
Бастинда, так до конца и не разобравшись со своими блохами, поднимается и послушно плетется следом за мной, хотя я ее и не думала звать.
Терпеть не могу этих собак!
Высокая стройная девушка — с длинными иссиня-черными волосами и классическими чертами лица — накинула на влажное тело махровый халат и вышла из ванной в просторную комнату-«студию», совмещавшую в себе спальню, прихожую, кухню и кабинет. И даже большой тренажерный зал. Оставляя на паркете мокрые следы, обольстительная muchacha[4] приблизилась к установленному на полу музыкальному центру, небрежно разворошила босой ногой разбросанные вокруг него компакт-диски и, остановив свой выбор на одном из них, наконец соизволила наклониться, чтобы сунуть его в CD-чейнджер. Погом обвела комнату взглядом в поисках пульта дистанционного управления и, не обнаружив его, ловко ткнула большим пальцем правой ноги в кнопочку на системном блоке. Мощные трехполосные колонки в качестве легкой разминки скромненько прошуршали слащавую увертюру на акустической гитаре и без какого-либо перехода взорвались оглушительным готик-металлом. К тому моменту красавица уже успела устроиться у трюмо и, включив в сеть фен, принялась укладывагь волосы.
Настенные электронные часы показывали «16-00» и «+26о С».
«Черт!.. Полчаса на то, чтобы высушить голову и накраситься. — Девушка протянула руку к валявшемуся на трюмо пульту и включила кондиционер. — Еще десять минут, чтобы одеться. Потом разогреть в микроволновке пиццу, заварить кофе и перекусить — четверть часа. На всё про всё, если округлить на пять минут… Черт! Из-за проклятого бойлера в этом подвале парилка как в тропиках!.. Итак, если округлить на пять минут, то на все про все уйдет приблизительно час. До пяти вечера. Итого, остается четыре часа на то, чтобы в последний раз покопаться в хакерской обучалке. Потому что в девять должен прийти Монучар. Во всяком случае, обещал, что придет.
Правда, последнее время цена его обещаниям, к сожалению, ноль.
Но, если все же придет, — загадочно улыбнулась Тамара и достала из выдвижного ящика богатый набор косметики от Шанель, — тогда его ждет большой новогодний сюрприз!
А что ждет при этом меня?
Эх, пожалуй, не стоит думать о грустном!
Минуло чуть больше двух с половиной лет ее пребывания у Монучара. И чуть меньше двух с половиной — с того момента, как она перебралась из тесной каморки в эти «апартаменты». Довольно просторные и уютно обставленные дорогой итальянской мебелью. С джакузи. С холодильником, всегда набитым продуктами, и микроволновкой. С хорошим компьютером и дорогим телевизором. С богатой библиотекой и несколькими спортивными тренажерами. Даже с компактным солярием, оборудованным в ванной, и кондиционером. Та тесная келья, в которой Тамара провела первый месяц у Монучара, и эта просторная комната площадью не меньше шестидесяти метров — день и ночь. Вернее, наоборот — ночь и день. Общее между ними лишь то, что и та, и другая расположены в подвате большого особняка и не имеют окон.
В тот день, в июле 1992-го, когда она впервые вошла в эти «апартаменты», Тамара даже онемела от восторга, не в состоянии осознать в полной мере, в каких комфортных условиях ей теперь предстоит обитать. Бродила по комнате, нерешительно касаясь новеньких — только из упаковки — вещей. Перебрала несколько компакт-дисков с незнакомыми компьютерными играми, пару раз подтянулась на тренажере, придирчиво проинспектировала трехкамерный холодильник.
— А зачем столько жратвы?
— Мне случается уезжать на какое-то время из города. На день, на два. Бывает, и дольше. — Опершись плечом о косяк, Монучар стоял в дверном проеме и с улыбкой наблюдал за обалдевшей от столь щедрого подарка Тамарой. — Так что учись обращаться с микроволновкой. Руководство в столе.
— Класс! Мне это нравится!
— Я рад. Ты все осмотрела? Тогда сразу рассказывай, чего не хватает. Чего я не предусмотрел?
— Ты предусмотрел все, генацвале. — Девочка подошла к Монучару, крепко прижалась к своему благодетелю. Узенькая ладошка скользнула ему за ворот халата, тонкие пальчики коснулись пушистых волос на груди. — Я даже представить себе не могла, что здесь все будет так здорово! Конечно, я бы не отказалась, чтобы в этих хоромах было большое окно, а еще лучше балкон.
— Вместо окна здесь лампы дневного света. — Моча коснулся губами Тамариного лба и несколько раз провел ладонью вдоль ее позвоночника. Она слегка вздрогнула и постаралась прижаться к Монучару как можно плотнее. — А вместо балкона ты будешь выходить в сад. Правда, только по вечерам. И каждый день, к сожалению, не получится.
— Переживу. Генацвале, ты сможешь где-нибудь купить живых карасей? Или зеркальных карпов? Я хочу попытаться развести их в прудах.
…Прошло две недели с того памятного дня, когда чуть было не рассыпались, словно карточный домик, их добрые отношения с Монучаром. Спасибо Науму Зиновьевичу, выступившему в роли арбитра во вспыхнувшем по ее, Тамариной, инициативе конфликте и уладившему его за считанные минуты.
Тогда девочка впервые получила возможность ненадолго выйти в ухоженный садик, разбитый перед крыльцом. И с этого дня вылазки за пределы коттеджа повторялись не раз. Правда, только по вечерам. И частенько на вопрос: «Я пойду прогуляюсь?» Монучар отвечал: «Нет, сегодня не выйдет». Причем, налагая запрет на очередную прогулку, грузин никогда не объяснял Тамаре причину — просто «Не выйдет», и всё. В свою очередь, девочка ни разу не спросила «А почему?». Она даже особо не задавалась этим вопросом.
Ей вполне хватало того, что Монучар опять почти каждый вечер проводил в ее комнатушке, молча наблюдая за тем, как девочка топчется на «беговой дорожке» или работает над растяжкой. Опять они вместе решали задачки по физике и математике. Крутили на видеомагнитофоне кассеты с плохо дублированными американскими боевиками или ужастиками. Только теперь Моча уже не притыкался, как бедный родственник, на краешек табуретки, а, подоткнув повыше подушку, удобно разваливался на кровати. Тамара устраивалась рядом и крепко прижималась к своему генацвале. Монучар обнимал ее за хрупкое плечико… Спроси он хоть раз после такого «просмотра», о чем был только что закончившийся фильм, она не смогла бы внятно ответить на этот вопрос. Потому, что на протяжении полутора часов едва ли бросила хоть один взгляд на экран. Лежала, блаженно зажмурив глаза, краем уха слушала гнусавый речитатив переводчика и думала о том, как же ей сейчас в кайф.
Как же она влюблена в этого таинственного и великодушного мафиози!