Он снился ей по ночам, и потом девочка стеснялась вспоминать эти сны. Но она вспоминала, потому что от этого сладко захватывало дух, а трусики между ног намокали, и было не удержаться от того, чтобы не запустить в них ладошку. Легонько поглаживая набухший от возбуждения клитор, Тамара снова и снова прокручивала в воображении эти срамные грезы. Вот только приходили они, к сожалению, не каждую ночь. А так хотелось…
Тогда Тамара, чтобы искусственно вызвать подобные сны, начала каждый вечер, лежа в постели, фантазировать о себе и Монучаре. И фантазии эти бывали порой столь откровенны, что ей было стыдно за них даже перед самой собой.
…Вот Моча однажды говорит ей:
«Я тут подумал и решил, что, пожалуй, ты права насчет душа. Не дело это — мыться в неуклюжем маленьком тазике, поливая себя из кувшина. Пошли, я тебя провожу к себе в ванную. Только у меня не в порядке смеситель, порой из крана может хлынуть крутой кипяток, и ты запросто ошпаришься так. Поэтому мне придется быть постоянно рядом с тобой. Ты ведь не будешь стесняться?» Она ответит: «Нет».
Хотя, конечно, это будет неправдой. Она будет стесняться. Еще как будет стесняться, но сколь сладостным будет это стеснение!
Они вместе зайдут в большую красивую ванную комнату. И тогда Монучар ей предложит:
«Давай я тебе помогу раздеться, Тамара. Садись вот на этот диванчик».
Сначала он снимет с нее носочки. И удивится:
«О, Господи! А чего у тебя такие ледяные ступни? Давай-ка погрею».
Он разотрет ей ступни ладонями. Потом присядет на корточки и прижмет ее ноги к своему, всегда покрытому по вечерам жесткой щетиной, лицу. И при этом ему будет отлично видно, что на его пленнице сейчас беленькие прозрачные трусики, сквозь которые видно всё-всё-всё…
Нет, пусть чучше к тому моменту трусиков на ней уже не будет. Монучар разотрет ей сначала ступни, потом его ладони скользнут к коленям. И выше. Чтобы ему было удобнее, она немного раздвинет ноги. И блаженно откинется на спинку дивана. А Монучар тем временем уже распутает узел на поясе ее халатика, распахнет его полы…
Нет, не так быстро. Пусть сначала он попросит ее встать:
«Ты пришла сюда мыться или сидеть на диване?»
Она послушно поднимется, и халатик соскользнет с ее плеч. Из одежды останутся только облегающая футболка и прозрачные трусики, сквозь которые всё-всё-всё видно. Сначала Тамара поднимет вверх руки, чтобы Моча стянул с нее футболку, потом она переступит ногами и стряхнет на пол трусы Абсолютно голая, она обовьет руками шею своего генацвале, крепко прижмется к нему, и он нежно коснется ее голой попки, проведет ладонью вдоль позвоночника. Сначала вверх, до самой шеи… Потом — медленно-медленно —вниз. Его пальцы скользнут между ее ягодиц…
Кто сказал, что совсем обнаженная, стоя в обнимку с одетым мужчиной, годящимся ей не то что в отцы, но и в деды, она не будет стесняться? Еще как будет, но сколь сладостным будет это стеснение!
Потом она заберется в огромную ванну, до краев наполненную розовой пеной. Монучар достанет большую сигару, раскурит ее от длинной, словно лучина, спички. Он пристроится на краю ванной, в которой лежит Тамара, и они будут смотреть друг другу в глаза. И улыбаться. И молчать.
Монучар бросит взгляд на часы и затушит окурок сигары.
«Пора, — встанет он. — Ты сама помоешься, Тома? Или, может быть, я?..»
«Может быть, ты», — загадочно улыбнется она и, словно Венера, рожденная из морской пены, поднимется в ванне. И пускай Монучар с вожделением смотрит на ее обнаженное тело — ей уже есть что показать.
«Ты очень красивая!» — восторженно произнесет он и осторожно проведет пальцами по ее мокрым плечам. Одна его ладонь сместится Тамаре на грудь, другую Монучар положит на спину, скользкую от розовой пены. Потом он сбросит прямо на пол халат и шагнет к ней в ванну…
Нет, не так. Пусть все лучше произойдет не в неудобной ванне, а в обычной постели…
Но, к сожалению, все ограничивалось не более чем фантазиями. Монучар позволял девочке прижиматься к себе, когда они — вернее, лишь он — смотрели какой-нибудь фильм, изредка расщедривался на чисто отеческий поцелуй в лоб или щеку. Но далее пролегала граница, которую, как и Кирилл год назад, Моча переступать не спешил.
«Но когда-нибудь обязательно этот шаг будет сделан, — подсказывала ей интуиция. — Может быть, когда я переберусь в те „апартаменты“, разглагольствованиями о которых генацвале прожужжал мне все уши. Может, чуть позже. Если он полноценный мужик, а не импотент, то в конце концов не выдержит и все-таки сбросит с себя броню всего лишь заботливого опекуна. Впрочем, очень многое здесь зависит от того, сумею ли я спровоцировать его на этот шаг. Мне просто надо в его присутствии выглядеть посексуальнее. Если бы еще только знать, как это — выглядеть посексуальнее».
Первый целенаправленный шаг к соблазнению холодного Монучара был сделан в тот день, когда Тамара перебралась в новую комнату.
Как обычно, грузин навестил ее вечером, и девочка сразу усадила его за компьютер, загрузила с диска какую-то «стрелялку». Принялась увлеченно объяснять правила.
— Поиграй, это прикольно. Тебе понравится.
— Да что я, маленький? — смутился грузин.
— В эти игрушки играют и взрослые дяди. Ну, генацвале, пожалуйста! Ради меня. А я пока немного покачаюсь на тренажерах.
И Тамара, сбросив халатик, осталась в облегающем телесного цвета боди, который неделю назад выклянчила у Монучара специально для занятий физкультурой.
Размеренными неторопливыми движениями накачивая пресс, Тамара краем глаза наблюдала за тем, как Монучар все чаще и чаще отрывает взгляд от монитора и задерживает его на эффектно выгибающемся в трех шагах от него стройном девичьем теле.
Через пятнадцать минут измученная и потная Тамара с удовлетворением убедилась, что Монучар за все это время не смог пройти в игре даже первый, самый элементарный уровень.
— Чего же ты? Это так просто, — разыграла она удивление и получила неожиданно откровенный ответ:
— Я толком и не играл. Все больше смотрел на тебя.
— Серьезно? Хм… — усмехнулась Тамара. — И чего же ты высмотрел?
— Ну… — Моча задумался. И в результате так и не смог сформулировать ответ на этот вопрос.
— Смотри, сколько влезет, — ликуя в душе, разрешила Тамара. — Только сегодня я больше заниматься не буду. Устала. Схожу в душ. А ты посиди, поиграй. Хотя бы пройди первый уровень. — И она скрылась в ванной, проследив за тем, чтобы дверь оказалась прикрыта неплотно. Чтобы Монучар мог в любой момент войти к ней. Ожидание этого так возбуждало!
На третий день Тамара, картинно сбросив халат, «вышла на подиум» не в боди, а в узких черненьких плавках и свободной рубашке, небрежно застегнутой лишь на две пуговицы.
— А где твое цирковое трико? — весело поинтересовался грузин, устроившийся в кресле в ожидании очередного «стрип-шоу». На этот раз не с бокалом вина, а с запотевшей бутылочкой холодного «Пепси».
— Я его постирала. — Тамара подпрыгнула, ухватилась за рукоятки, исполняющие роль перекладины, и легко выполнила подъем с переворотом. Вернее, переворот она так и не довела до конца. Застыла вниз головой, с задранными кверху ногами, и с замиранием сердца почувствовала, как шелковая рубашка тут же свободно скользнула ей на лицо, обнажив плоский напряженный животик и небольшие крепкие груди.
Она не сомневалась, что Монучар сейчас не сводит с них взгляда.
— Черт! — Так и не выполнив упражнения, Тамара вернулась в исходное положение, смущенно оправила «предательскую» рубашку. Она стояла к Моче спиной, стараясь не показать ему своего залитого краской лица.
И тут же вновь «неудачно» повторила попытку — снова повисла вниз головой, снова рубашка скользнула с тела, открыв на обозрение грудь.
— Проклятье! — Опять встав на ноги, Тамара трясущимися пальцами расстегнула две пуговки, чуть приспустила рубашку, обнажив хрупкие плечики. — Отвернись, генацвале. А, впрочем, ладно. Можешь глазеть. Все равно все уже видел, — усмехнулась она. Продолжая стоять спиной к Монучару и чувствуя, как то ли от смущения, то ли от возбуждения, то ли одновременно и от того, и от другого, лицо буквально горит, Тамара освободила руки из рукавов и, небрежно скомкав рубашку, запустила ее на диван.
И в третий раз, подпрыгнув, ухватилась за рукоятки. Подтянувшись, она зажмурилась от напряжения и, перевернувшись вниз головой, постаралась как можно эффектнее распрямить поднятые кверху плотно сдвинутые ноги. На какой-то миг она представила, как сейчас выглядит со стороны — блестящие черные волосы эффектно спадают вниз, четко очерчены все мышцы брюшного пресса, глаза зажмурены, губы крепко поджаты, личико исказила напряженная гримаса. Раньше подобная стойка давалась ей без особых усилий. Теперь все не так. Надо восстанавливать форму.
Тамара медленно вышла из стойки, закончила подъем с переворотом и мягко спрыгнула на пол.
Монучар несколько раз хлопнул в ладоши.
— Неплохо! Ты что, занималась гимнастикой?
— Пять лет. Но за последнее время растеряла форму. — Тамара стояла перед Мочей в одних черных плавочках. Тоненькая, растрепанная, раскрасневшаяся. Безумно красивая! — Пойду поработаю над растяжкой.
Она крутилась на тренажерах перед не сводившим с нее восхищенного взгляда Монучаром не менее получаса. Потом, усталая и разгоряченная, подошла к нему и забрала у него из руки бутылочку «Пепси».
— Дай хлебнуть! Фу, утомилась!
Она колебалась еще какие-то доли секунды. Но ничего не поделаешь — надо претворять в жизнь то, что запланировала накануне. Не сделает это сейчас — не сделает никогда! И Тамара решилась. Не успел Монучар сообразить, что происходит, как она ловко вспорхнула к нему на колени, обвила правой рукой его шею и, изображая этакую детскую непосредственность, отхлебнула из горлышка «Пепси».