Вскоре очередь дошла и до меня.
– А ну выпрямись, – сказала она.
Сдерживая раздражение, я выполнила ее приказ.
Она подошла к сундуку, вытащила из него еще пять маленьких колокольчиков и привязала их к моему ошейнику.
– Чего-то не хватает, – заметила она, окидывая меня скептическим взглядом.
Я решила молчать.
Она: снова направилась к сундуку. Девушки раскрыли рты от изумления.
Юта достала из сундука громадные золотые серьги и вдела их мне в уши.
Слезы градом покатились у меня по щекам.
– Это, конечно, не оставит мужчин равнодушными, – усмехнулась она. – Нужно чем-то их поразить.
Девушки дружно рассмеялись.
Юта взяла белую шелковую ленточку и несколько раз, не завязывая, обернула ее вокруг моего ошейника.
Этим она подчеркнула, что я была девушкой белого шелка.
Инга с Реной рассмеялись.
– А вы не смейтесь, – остановила их Юта. – Вы будете помечены точно так же, иначе как бы Рафф и Прон, эти охотники из Трева, в самый неподходящий момент не забыли о том, что и вы – девушки белого шелка!
Теперь расхохотались остальные невольницы.
Я с возмущением заметила, что Инга и Рена проявили явное неудовольствие по поводу того, что и их ошейники обмотали белыми лентами. Я не могла этого понять. Неужели они хотели почувствовать себя беспомощными рабынями в объятиях Раффа и Прона? Очевидно, все обстояло именно так, и я снова почувствовала глубокое презрение к их женской слабости. А ведь Инга некогда принадлежала к касте книжников, а Рена прежде вообще была свободной женщиной! Ее даже величали госпожой Реной из Лидиса. Впрочем, стоит ли удивляться: все они рабыни по самой своей природе.
Мне было приятдо сознавать, что у меня нет с ними ничего общего.
Но как же унизительно мне, Элеоноре Бринтон из Нью-Йорка, будет предстать перед мужчинами и тем более прислуживать им в подобном одеянии, с колокольчиками на руках и ногах!
Юта сбрызнула каждую из нас туалетной водой.
– Ну, вперед, рабыни! – хлопнула она в ладоши, и девушки побежали к центральной части лагеря, где их встретили радостные, полные восхищения крики мужчин.
Мы с Ютой остались вдвоем.
– Ты тоже иди, – сказала Юта.
Со сжатыми от злости кулаками, надушенная, в прозрачной шелковой накидке, с колокольчиками, мелодично перезванивающимися при каждом моем движении, я угрюмо побрела к центру лагеря, где возвышался пламенеющий шелками шатер Раска из Трева.
– Вина, Эли-нор! Принеси мне вина! – крикнул молодой воин.
Сопровождаемая перезвоном колокольчиков, я поспешила его обслужить.
Опустившись перед ним на колени, я наполнила его кубок. Аккорды разливающейся по всему лагерю музыки были такими же знойными и пьянящими, как подогретое вино. Повсюду слышались крики, смех и стоны удовольствия, вырывающиеся из груди девушек, попадавших в объятия мужчин.
Праздник был в самом разгаре. Вино лилось рекой.
В центре, на посыпанной песком площадке, в алой шелковой накидке перед воинами танцевала Талена. Они осыпали ее обидными словами и швыряли в нее обглоданные кости и куски мяса.
Я уже хотела было подняться на ноги, но молодой воин, кубок которого я наполняла, схватил меня за волосы и пригнул к земле.
– Так, значит, ты лгунья, воровка и предательница? – поинтересовался он.
– Да, – испуганно пробормотала я.
Он развернул меня к себе и присмотрелся к моим серьгам. Воин был пьян, и я чувствовала, что он возбужден. Одним махом он опрокинул в себя целый кубок и снова протянул его ко мне.
– Еще вина! – потребовал он.
Я вторично наполнила его кубок подогретым вином.
– Уши у тебя проколоты, – заметил он, стараясь сосредоточить на мне свой помутневший взгляд.
– Чтобы было приятнее моему хозяину, – прошептала я.
– Вина! – снова раздался его требовательный голос.
Я поднялась на ноги и побежала наполнить опустевший кувшин.
Талена покинула посыпанную песком площадку, и ее место заняла другая танцовщица.
Пиршество возглавлял величественно восседающий на коврах Раск. Это был его день, его победа. Рядом с ним, по-мужски скрестив перед собой ноги, сидела Вьерна, которой девушки-невольницы прислуживали так, словно она была одним из воинов. Как я сейчас позавидовала ее свободе, ее красоте, гордости и одеянию из шкур лесных пантер! Она не была одета в прозрачные шелка, не гремела при каждом движении треклятыми колокольчиками!
Воин, которому я наполнила кубок, неуклюже потянулся ко мне руками.
– Я девушка белого шелка! – испуганно отшатнулась я.
– Вина! – потребовал другой мужчина, постарше, за моей спиной.
Я стала подниматься на ноги, но тут почувствовала, что молодой воин держит меня рукой за накидку. Если я встану, накидка или порвется, или соскользнет у меня с плеч.
Тут рядом с нами на траву опустилась еще одна девушка. Она протиснулась к самому лицу молодого воина и обольстительно ему улыбнулась.
– А я – девушка красного шелка, – проворковала она. – Притронься ко мне! Ты увидишь, что я того стою!
Рука парня отпустила мою накидку, и я вскочила на ноги.
Не теряя времени, я переместилась к требовавшему вина другому мужчине и обслужила его.
– Вина! – воскликнула Вьерна.
Я поспешила к ней и наполнила ее кубок.
– Вина! – подвинул ко мне свой кубок Раск.
Все во мне затрепетало. Я не осмеливалась поднять на него глаза. Когда я наполняла его кубок, руки у меня дрожали.
– А она хорошенькая, – прозвучал надо мной голос Вьерны.
Под насмешливое глумление зрителей очередная танцовщица покинула посыпанную песком площадку, и ее место заняла следующая девушка.
– Вина! – крикнул воин из первого ряда наблюдающих за танцами зрителей.
Я вскочила на ноги и под перезвон своих колокольчиков поспешила к нему. Когда я опрокинула кувшин над его кубком, оказалось, что кувшин пуст. Мне нужно будет снова бежать к подогретому котлу на кухне, чтобы наполнить кувшин.
– Давай беги быстрее! – недовольно поморщился подозвавший меня воин.
– Я сейчас, хозяин, – пообещала я.
Я отбежала от пылающего костра и тут же об кого-то споткнулась в темноте. Мужской голос выругался. Я отпрянула в сторону и в отблеске костра увидела лежащую на траве Тейшу. Счастливое лицо девушки было залито лунным светом, волосы разметались, а раскрытые влажные губы все еще тянулись к мужчине в страстном поцелуе. Я поскорее нырнула в темноту и поспешила к кухне.
У самой кухни меня вдруг рванули в сторону, и я утонула в мужских объятиях. Волосатая рука воина потянулась к потаенным складкам моей невесомой накидки.
– Нет! – испуганно закричала я.
Мужчина приблизил к себе мое лицо. -А-а! Ты – Эли-нор, – пьяным голосом протянул мужчина. – Маленькая лгунья, воровка и предательница!
Я стала выворачиваться из его рук. Он заметил серьги у меня в ушах и сильнее прижал меня к себе.
– Я девушка белого шелка! – воскликнула я.
Он покачал головой и попытался задержать свой пьяный взгляд на белой ленте, обвивающей мой ошейник. На лице у мужчины отразилось разочарование.
– Пожалуйста, – прошептала я, – отпустите меня!
– А что с тобой еще делать? – презрительно усмехнулся он.
Под улюлюканье зрителей посыпанную песком площадку у костра покинула очередная танцовщица. За весь вечер лишь две девушки добились аплодисментов, остальных рабынь выпроваживали с арены объедками фруктов и обглоданными костями.
– Я хочу увидеть, как ты танцуешь, маленькая предательница, – решил схвативший меня воин.
– Я должна приносить вино пирующим, – вывернулась я из ослабевших объятий потерявшего ко мне интерес воина и поспешила к кухонному бараку.
У дверей барака стояла Юта и следила за выдачей вина.
– Юта, не посылай меня назад к столам! – взмолилась я.
– Наливай вино и возвращайся, – скомандовала старшая невольница.
Я наполнила свой кувшин вином и снова подошла к ней.
– Ну пожалуйста, Юта! Прошу тебя! – обращалась я к ней, едва удерживая подступающие к глазам слезы.
Крики у костра зазвучали громче; зрители желали смотреть новые танцы, но никто из девушек не решался выйти на площадку.
– Где Эли-нор? – услышала я чей-то крик. – Элинор, предательница!
Я вздрогнула.
– Тебя зовут, – кивнула Юта в сторону костра.
– Иди сюда, рабыня! Танцуй! – В голосе кричавшего человека – того бородатого воина, который только что сжимал меня в объятиях, – слышалось нетерпение.
– Поторапливайся, рабыня! – подтолкнула меня Юта. Сдерживая рыдания, расплескивая вино из кувшина, я побежала обратно к костру.
Едва лишь его пламя осветило меня, какая-то молодая невольница забрала у меня кувшин.
Меня грубым пинком вытолкнули на середину площадки для танцев. Чьи-то руки сорвали с меня шелковую накидку. Я упала на колени и закрыла лицо руками.
– Лгунья! Воровка! – посыпалось со всех сторон. – Предательница!
Музыканты заиграли снова. Я не могла даже пошевелиться.
Девушки принялись осыпать меня оскорблениями. Послышались возмущенные крики мужчин.
– Принести плеть! – приказал чей-то начальственный голос.
– Давай, рабыня! Потанцуй для своих хозяев! – крикнула Вьерна.
Стоя на коленях в самой середине посыпанной песком площадки, я оторвала руки от лица и протянула их к величественно восседающему на коврах Раску. У меня за спиной раздались шаги приближающегося к арене воина. Я заметила у него в руках длинную плеть-семихвостку. Я застонала и снова с мольбой в глазах посмотрела на Раска. Он должен, должен проявить ко мне жалость и понимание! Он обязан это сделать!
Однако напрасно я ждала от него сочувствия. На лице Раска не дрогнул ни один мускул.
– Танцуй, рабыня, – властным голосом произнес он.
Я вскочила на ноги и застыла с поднятыми над головой руками.
Музыканты снова ударили в свои инструменты.
Элеонора Бринтон из Нью-Йорка, бывшая там богатой женщиной, закружилась в варварском танце перед воинами этого жестокого, грубого мира.