Через пару минут я сняла бочонок с треноги и прижалась к нему щекой; но он, как оказалось, еще недостаточно нагрелся. Я снова поставила его на огонь.
Напряженная тишина в шатре производила на меня гнетущее впечатление. Мне стало страшно.
– Не бойся, – словно почувствовав мое состояние, сказал Раск.
– Хозяин… – умоляющим голосом начала я.
– Я не давал тебе разрешения говорить, – оборвал меня мой повелитель.
Я послушно замолчала.
Мучительно медленно протекла еще минута-другая. Бочонок уже впитал в себя жар раскаленных углей, но не настолько, чтобы его нельзя было держать в руках. Я сняла его с огня и перелила вино в изящный, тонкой работы кувшин с узким вытянутым горлышком. На гладких стенках кувшина, покрытых искусной чеканкой, плясало искаженное до неузнаваемости отражение склонившейся над ним светловолосой невольницы с увешанным колокольчиками металлическим ошейником на шее.
Подогретое вино уже успело подарить часть своего тепла тонкостенному кувшину. Прикосновение к нему щекой подтвердило, что вино не перегрелось.
– Готово? – спросил Раск.
Моего повелителя не интересовало, что мне известно о его вкусах; он желал услышать только утвердительный ответ.
– Да, хозяин, – прошептала я.
Я не знала, какой температуры вино он предпочитает. Некоторым воинам нравилось вино, обжигающее горло, другие пили его слегка подогретым. Попробуй тут угадай! А если не угадаешь…
– Налей, – приказал Раск.
Я поспешно подхватила тонкостенный кувшин, вскочила на ноги и, сопровождаемая мелодичным перезвоном колокольчиков, подбежала к своему хозяину. Опустившись перед ним на колени и низко склонив голову в позе рабыни для наслаждений, я осторожно наполнила вином большой золоченый кубок.
– Позвольте, хозяин, предложить вам вина, – пробормотала я обязательную в данном случае фразу.
Он взял кубок, и я замерла от страха, не зная, что меня ожидает. Он коснулся губами края кубка, сделал маленький глоток, и на лице у него заиграла удовлетворенная улыбка. У меня будто гора свалилась с плеч: меня не ждало наказание за ошибку.
Я продолжала оставаться на коленях, пока он не торопясь, с наслаждением потягивал вино.
Когда в его кубке оставалось несколько глотков, он знаком приказал мне подойти поближе. Я опустилась на колени рядом с ним. Он взял меня рукой за волосы и запрокинул мне голову назад.
– Открой рот, – приказал он.
Я разжала плотно сомкнутые губы, и он стал поить меня вином из собственных рук. Я чувствовала, как оно течет мне по щекам, стекает по подбородку, капает на ошейник и на грудь. Вино было приятно теплым, хотя последние его капли, со дна кубка, показались мне обжигающими. Вкус вина был изумительным, но я не могла им насладиться из-за сковывающего меня напряжения. Я глотала его, закрыв глаза и чувствуя, как по телу у меня разливается дурманящее тепло.
Раск вложил мне в руки опустевший кубок.
– Отнеси его, Эли-нор, и возвращайся ко мне, – приказал он.
Я вскочила на ноги, отнесла кувшин туда, где в шатре складывалась пустая посуда, и снова вернулась к моему хозяину.
Перед глазами у меня все поплыло. В голове застучали сотни крохотных молоточков. Жар подогретого вина обволакивал каждую клеточку моего тела, делал его ватным, невесомым.
Он специально заставил меня пробежаться, чтобы ускорить пьянящее действие вина. Ноги у меня подкашивались.
И внезапно во мне проснулась злость.
– Я вас ненавижу! – гневно бросила я Раску и тут же прикусила язык, не в силах понять, как я на такое осмелилась. Это все, конечно, вино тому причина.
Мой повелитель не казался разгневанным. Он продолжал все так же неподвижно восседать на коврах, не спуская глаз с моего лица.
Это меня приободрило.
Внезапно я вспомнила про серьги, вдетые мне в уши. Он смотрел именно на них. Это разозлило меня еще больше.
– Я вас ненавижу! – снова воскликнула я. Он не проронил ни слова. А я уже не могла себя сдержать.
– Вы похитили меня! – кричала я ему, борясь с подступающими к горлу рыданиями. – Вы надели на меня ошейник! – Словно в доказательство, я рванула стягивающую мне горло узкую полоску металла, на которой было выгравировано имя хозяина. Привязанные к ней колокольчики жалобно застонали.
На лице Раска не дрогнул ни один мускул.
– Вы изуродовали мое тело невольничьими клеймами! – продолжала я бушевать. – Вы исхлестали меня плетьми и держали в железном ящике!
Раск продолжал хранить молчание.
Это завело меня еще сильнее.
– Вы даже не знаете и не хотите поверить, что я вовсе не с этой планеты! Что я не какая-нибудь горианка, с которой вы можете поступать, как вам заблагорассудится. Я рождена свободной, я не рабыня. Я не вещь, которой можно поиграть и выбросить за ненадобностью! Я не хорошенькое домашнее животное, которое можно покупать и продавать по желанию хозяина. Я – Элеонора Бринтон! Женщина с планеты Земля! Я жила в крупнейшем цивилизованном городе, Нью-Йорке, в небоскребе на Парк-авеню. Вы хотя бы знаете, что такое небоскреб? Не знаете? А я в нем жила. Я была богата. Я получила хорошее образование. В своем городе я была не последним человеком. Я из другого мира! Я – с Земли, понимаете, с Земли! Вы не можете обращаться со мной как с простой рабыней!
Я не в силах была больше сдерживать рыдания. Ну что может понимать этот дикарь в вещах, о которых я ему говорю! Он, должно быть, вообще считал, что я сошла с ума.
Я бессильно уронила голову и закрыла лицо руками.
И тут я, к своему ужасу, заметила, что он поднялся на ноги. Я как-то не отдавала себе отчет в том, что он такой громадный, такой сильный. Рядом с ним я почувствовала себя маленькой и беспомощной.
– Я принадлежу к касте воинов – к высшей горианской касте, – внезапно заговорил Раск. – Я получил знания второй ступени и знаю о существовании вашего мира. Твое произношение выдает в тебе дикарку, попавшую сюда с планеты, которую вы называете “Земля”.
Я онемела от изумления и почувствовала, что мои глаза невольно округлились, а брови поднялись.
– Женщины Земли годятся лишь на то, чтобы быть невольницами мужчин Гора.
Он опустил руки мне на плечи.
– Вот почему ты – моя рабыня!
Я лишилась дара речи.
Внезапно он грубым рывком оттолкнул меня. Я не удержалась на ногах и упала на устилающие пол толстые ковры. Не осмеливаясь пошевелиться, я робко подняла на него наполненные ужасом глаза.
– У тебя на теле стоит клеймо лгуньи, – суровым голосом продолжал мой повелитель. – Ты носишь клеймо воровки и предательницы!
– Пожалуйста, пощадите мою честь, – пробормотала я. – Рабыня белого шелка принесет вам хороший доход…
– У тебя проколоты уши! – с презрением бросил он.
Руки у меня непроизвольно потянулись к золотым серьгам.
Сквозь пелену слез я с ужасом смотрела, как он вытащил из-за сундуков свернутые шкуры ларла и бросил их на ковры, к пылающей жаровне.
У меня вырвался глухой стон.
Он решительным жестом указал на разложенные шкуры.
– Пожалуйста! – прошептала я. – Прошу вас! Он оставался неумолим.
Я поднялась на ноги и с грустным перезвоном колокольчиков подошла к нему.
Его тяжелые руки легли мне на плечи.
– Ты явилась сюда из мира, женщины которого по самой своей природе не могут быть ничем другим, кроме как невольницами мужчин Гора, – сказал он.
Я не смела поднять на него глаза.
– А кроме того, ты – лгунья, воровка и предательница.
Я чувствовала на своей щеке его дыхание.
– Ты знаешь, чем от тебя пахнет? – спросил он. Я отрицательно покачала головой.
– Это духи для невольниц, – сказал Раск. Плечи у меня обреченно поникли. Его ладони приподняли мне подбородок. Я старательно отводила глаза.
– Девушка с проколотыми ушами, – насмешливо произнес он.
Я не могла выдавить из себя ни слова. Я только стояла, чувствуя, как меня бьет крупная дрожь.
Внезапно его пальцы потянулись к белой шелковой ленточке, опоясывающей мой ошейник, сорвали ее и отбросили в сторону.
– Нет! – испуганно прошептала я.
– С тобой будут обращаться так, как ты того заслуживаешь, – сказал он. – Как с самой ничтожной, презренной горианской рабыней!
Я не смела, не могла найти в себе сил посмотреть ему в лицо.
– Подними голову, – приказал мой повелитель.
Я робко приподняла подбородок, и колокольчики на моем ошейнике ответили мне понимающим, печальным звоном.
Я на миг заглянула в его глаза и тут же беспомощно уронила голову. По телу моему пробежала конвульсивная дрожь. Никогда еще я не видела таких глаз – темных, бездонных, путающих и пронизывающих насквозь глаз воина.
Ноги у меня подкосились, и я утонула в его объятиях, чувствуя, как мое тело все глубже погружается в длинный ворс брошенных на пол шкур.
16. ПОД СВЕТОМ ЛУН ЗАКОВАННАЯ В ЦЕПИ
– Оставьте ее одну под лунным небом, – предложила Вьерна.
Раск рассмеялся.
Цепь от моей левой ноги тянулась к железному кольцу, укрепленному на верхней части закопанного в землю каменного столба. Этот невысокий холм, на котором я сейчас находилась, я заметила еще при первом своем знакомстве с лагерем Раска. Я сидела на его вершине совсем одна и с тоской смотрела на крыши темнеющих невдалеке палаток и упирающуюся в ночное небо стену огораживающего лагерь частокола.
Луны еще не взошли.
Я была вне себя от злости. Сидя на траве, я приподняла левую ногу и подергала тяжелую, сковывающую мои движения цепь.
Впервые за последние несколько недель я охотно поддерживала разговор с другими девушками и даже приняла участие в их нехитрых развлечениях. С сегодняшнего дня Элеонора Бринтон, горианская невольница, стала совсем другим человеком. Другие девушки сразу заметили происшедшую со мной перемену и с удовольствием стали брать меня в свои игры, принимая меня как равную – не лучшую и не худшую среди остальных.
Когда однажды мы остались с Ютой наедине, я упала перед ней на колени и со слезами на глазах попросила у нее прощения за все обиды и неприятности, которые я ей доставила прежде. Она рассмеялась и подняла меня с пола. Глаза