Застонала и немного двинула бедрами ему навстречу. Едва-едва. Но Азазель, безусловно, ждал этого приглашения. Он зарычал еще громче и, пока я цеплялась за его плечи, поставил ногу между бедрами и двумя пальцами дотронулся до меня там. Удерживать его было бесполезно. Он не успокоился, пока не нащупал чувствительную точку и не начал играть с ней. То действовал в такт с языком у меня во рту, то до ужаса замедлялся.
Через минуту я билась и стонала у него в руках, забыв о разнице между нашими расами. Он же умело распалял, в отличие от меня, зная, куда это приведет. Я больше не стеснялась, просила и требовала. Ловила каждое движение и вскоре была вознаграждена. Вспышка удовольствия оказалась настолько яркой, что я забыла единый язык и с трудом могла выговорить его имя.
Повторюсь. Я совсем потеряла стыд. Не заметила, что ему самому успокоения не досталось. Проигнорировала, с какой жадностью он всматривался в меня. Как само собой разумеющееся, довольно повисла на нем: воды сверху вылилось достаточно, и процедуру мытья головы можно считать завершенной.
Тут о себе напомнил его пояс. Замок звякнул еще раз, цепь зазвенела по всей длине. Напряжение на его лице сменилось выражением кота, который дорвался до сметаны.
Глава 30. Азазель. Погоня
Пятью часами ранее у Северных граней
Принцепс приближался к разлому. Поблизости от него небо всегда чернело, а вместо облаков, без которых Чертоги невозможно представить, то тут, то там вспыхивали молнии. Ну чем ни Ад. Настолько пространственное искажение перекручивало реальность.
Ни один из соплеменников не смог бы в одиночку подойти вплотную к аномалии. Подкрепление не помешало бы и ему — чтобы не один из перевертышей не избежал гибели, быстрой и избавляющей от страданий. Часть из тех, кто пытался встать у него на пути, тут же завершили свое бессмысленное существование. Но другие, поняв, кто перед ними, спешили укрыться.
Крылья служили им, как и раньше, а вся местность буквально испещрена порталами. Преследовать перевертышей Азазель не преследовал. Он торопился.
— Белая смерть, — эхо их возгласов разносилось по округе.
Так перворожденных на заре времен прозвали демоны. И сейчас его, последнего из пяти, так же величали зараженные черной чумой сородичи. Левиафан никогда не отмоется от содеянного.
На его пути замаячила жалкая, однако же крылатая фигура. Совсем мальчишка, не более трех сотен лет от роду. Остальные в отряде явно бросили его умирать, чтобы успеть добраться до портала. И он стоял, держась за трясущийся меч. Перевертыши лишилась способности обращать руки в лезвия. Впрочем, ей могли пользоваться только архонты или архаты.
Кривое облако! У него еще и заражение пока не такое глубокое. Азазель, чтобы там про него ни говорили, не выносил кончать с перевертышами, которые сохраняли белую кожу. Лекари научились купировать заразу на данной стадии — хотя вылечить ее полностью невозможно.
Мальчик поднял изрезанный рунами родовой меч выше. Белые волосы отливали золотым даже во тьме. Совсем плохо. В этом Доме там мало их осталось, а это еще и архат. Представитель некогда правящих Золотых послал в него голубой разряд. Довольно слабый.
Азазель вздохнул. Не исключено, что это крестник Азраэля. Тот столько сил приложил к возрождению этого клана, видя в их сумасбродстве надежду для всей расы. Он шутя отбил волну и сжал мальчишку за горло. Тот распахнул огромные синие глаза, но меч не выпустил. Принцепс приблизился.
— Да, архат. Высшим не нужны мечи, чтобы убивать. Силовая волна уничтожает вас задолго до моего приближения. И ты мог бы так же, если бы с тобой не случилось вот это.
Юноша молча смотрел на него. Без ненависти, но с ожесточением. Он не верил в снисхождение. Умереть достойно — это долг любого пресветлого, даже если кровь в тебе почернела.
— Имя. Когда и как с тобой это случилось?
Азазель немного ослабил хватку силовой петли. Он по-прежнему не собирался оставлять парня в живых. Но прежде, чем лишить жизни знатного сородича, стоило хотя бы собрать его данные. Пресветлых не так много — и с каждым днем все меньше.
— Дарьял, — неожиданно звонко отозвался тот. — Меня заразила моя невеста две весны тому назад. Она погибла почти сразу. Синий Дом, слишком яркая кровь.
Невероятно. И Золотой до сих пор не в плохом состоянии. Соображает, разговаривает на древнем наречии. Проклиная себя за неожиданную слабость, не допустимую перед встречей с Левиафаном, принцепс изменил силовую волну на ледяную и втолкнул Дарьяла носом в портал.
Этим направлением он сам почти не пользовался. Портал применялся в спасательных рейдах и вел в центральный госпиталь. Азазель не очень жаловал спасателей, считая, что бессмысленно сохранять жизнь тому, кто не сможет дать потомство и остаток дней проведет, как узник, под колпаком.
Тем не менее, чистый холод остановил в зараженном процессы распада. На той стороне его примут заботливые руки. Золотой калека отправится в колонию таких же увечных. А он, запечатав чуму (иначе столь дальний переход мальчишка не пережил бы) ледяной магией, потерял десять, а то и пятнадцать процентов от полной искры. Как не кстати.
Хорошо хоть желающих умереть от руки легендарного Эльдаир Агьяра больше не осталось. Впереди маячила трещина. Издали она напоминала заплатку, которая чуть-чуть не совпала расцветкой с основной тканью. Болталась прямо в воздухе. Раньше Азазель ринулся бы к ней и тут же вскрыл в надежде выйти в Загранье как можно ближе к Левиафану, но сейчас он не собирался так рисковать. Это могла быть ловушка, а дома его ждала Фелиция.
И даже если не ждала — другой защиты в Чертогах, кроме него, у нее не было. Несмотря на то, что в нем говорила обида и другие иррациональные чувства (он засомневался, так ли несокрушим защитный полог над виллой, если Левиафан запросит помощи, допустим, у демонов Бездны), больше всего он желал внушить ей уверенность и спокойствие. Как у него. И хотя бы толику своего желания.
В голове не укладывалось, что человеческая женщина отказалась ему покориться и дала согласие лишь на временный брак. И даже Древо, которое могло убедить кого угодно и в чем угодно, пошло у нее на поводу.
Азазель достал арбалет и прицелился в центр кое-как прикрытого разлома. Левиафан оценит ледяную магию, которая теперь противна его сущности, — если он поблизости, то тяжелый газ вокруг загустеет и превратится в чистый яд.
Глава 31. Азазель. Старший брат
Бывший брат и в самом деле ждал его. Сначала из отверстия повалил пар, что могло, например, указывать на то, что он задел Левиафана или что в этом пространственном рукаве собралась группа перевертышей. Тем не менее, Азазель остался на стоять на месте. Он ждал.
И его терпение было вознаграждено. Нелепо прицепленная заплатка мигнула раз, потом другой, затем и вовсе исчезла. По воздуху разошлась рябь. На самом деле только что случился пространственный взрыв. На столь низкой частоте, что даже ухо перворожденного с трудом уловило колебания.
Теперь он видел трещину такой, какая она есть. Это оказалась сетка, сморщенная гармошкой. В некоторых местах борозды имели разрывы. Он про себя возблагодарил Древо и всего ростки. Пойди он на таран, то ему пришлось бы туго.
Множество выходов означало и множество внутренних каналов. Попав внутрь, он бы потратил часть энергии для того, чтобы сконцентрироваться среди чуждых измерений, каждое из которых тянуло бы его на себя. С учетом, что он проявил снисхождение к Дарьялу и заплатил еще и за это, дорогой небратец, возможно, получил бы преимущество.
Левиафан утратил былое могущество, однако стал хитрее и приобрел новые знания. Азазель не тратил время на досаду, и по очереди расстреливал бреши… Так, небольшой, сконцентрированный заряд в каждую. Трещины вспыхивали, каналы схлопывались. После пятого по счету удара Левиафан явил себя на свет.
Он почернел, но сохранил былое величие. Волосы словно присыпало пеплом. Могучие крылья утратили изначальную белизну и приобрели цвет соли с перцем. Под кожей проступали черные вены. И в этом тоже не было ничего необычного. Не только демоны, но и пресветлые в моменты ярости страдали от перегревания крови.
Когда-то Левиафан возглавлял Серебряный дом. И его расшитая серебряными нитями туника соответствовала давно утерянному статусу. Единственное, что сейчас отличало перворожденного от какого-нибудь смеска — это глаза. Азазель с отвращением, но не отводя взгляд, смотрел в две пробоины, откуда его разглядывало нечто Иное, сохранившее при этом разум.
У пресветлых глаза могут быть любого цвета, но обязательно — холодного оттенка. У демонов — наоборот, вокруг зрачка (или вместо него также) плавился металл. Очи Левиафана навевали сравнение разве что с гнилой плотью, изъеденной червями. Перевертыш прекрасно знал, какое впечатление производил на Азазеля.
— Возлюбленный брат мой, — усмехнулся темнокровный. — Как ты категоричен, как предсказуем. Тут же помчался травить, едва заподозрив, что я рядом.
— Ты тоже верен себе. Все воображаешь, что я юн и пылок. А ведь моя кровь остывает перед новым витком. Единственное, что удерживает меня от того, чтобы улечься у родных корней и заснуть, — твое смрадное дыхание. И я намерен это исправить.
— Это своего рода комплимент. Жаль, что ты нашел себе экзотическую игрушку, которая будет волновать тебя вместо меня. Это не дело, Азазель. Я рассчитывал, что все твои чувства принадлежат мне. Я намерен один царить в твоем сердце, не деля его ни с кем. В конце концов я твой единственный выживший близкий родственник.
Азазель ухмыльнулся. Угрожать Левиафану бесполезно. Эту стадию они давно миновали, и сейчас игра шла на поражение.
— Можешь передать сыночку, что его надеждам на то, что я прикончу тебя, а после обновления застыну на веки вечные, не суждено сбыться. Я решил отказаться от этой части семейной традиции. Зачем нужно бессмертие, если оно угрожает обратить меня в валун? Заведу семью, буду выращивать сады. Но перед этим достану тебя, а потом доберусь до него.