Юдаффи показывался не только во время представления супруги, как сегодня. С его помощью заключались мирные соглашения и принимались важные для народа решения, особенно если спор длился долгое время и стороны разучились доверять друг другу. Поэтому те, кто считал, что женщины не играли важной роли в Чертогах, ничего не знали о пресветлых. Без юдаффи не обходился ни один переломный момент в их истории.
У Юдаффи существовало несколько школ и более пятнадцати стилей. Самуэль настоял на том, чтобы Фелиция об этом так и не узнала, справедливо рассудив, что это не придаст ей уверенности.
— Для человеческой женщины все должно быть просто. Зазвучала музыка, и пусть двигается так, как велят чувства. Вы же признаете право жены на чувства, мой лорд? — старый упрямец зачастую умел его убедить, хотя Азазель вообще отменил бы весь этот бал.
Что толку заставлять Фелицию делать то, что не свойственно человеку? Она добилась значительных успехов при изучении языка, управлялась с камнями лучше его самого — этого достаточно, чтобы ее признали на любом уровне. В конце концов его выбор — это наивысший аргумент, а сородичи стояли и шипели на нее, как разъяренные гуси.
Азазель не хотел себе в этом признаваться, но Фелиция научила его бояться. То, что он пережил, когда застал ее с Кассиэлем или во время нападения перевертышей… Мысль, что он опоздает, наполняла пустотой и не давала провалиться в нее лишь потому, что от него требовались немедленные действия.
Сейчас страх за нее не имел логического основания. Что ужасного, что провал на балу ее расстроит, если она все равно намерена покинуть их мир? Пора Самуэлю, да и ему самому, осознать, что этот союз обречен. Аз не сводил глаз с присутствующих, чтобы пресечь любую магию, направленную на супругу. А герцог боролся не только со страхом. В груди проснулся дракон, который требовал укрыть это восхитительное создание от чужих взоров и сделать своей по-настоящему.
Фелиция, казалось, не обращала на него внимания. Один робкий шаг в сторону, поворот изогнувшейся спины, расправленные плечи — и музыка резко оборвала журчание и устремилась в тревожащее пике. Второй шаг получился решительнее. Она не поднимала на него взгляд, но ощущала его присутствие всем телом. Не звала, но в то же время больше не скрывала свой интерес.
Этот факт, ее продолжающее сопротивление, а также то, что все мужчины в зале в упор рассматривали ее полунагую фигурку, будили в нем звериное начало, о существовании которого Азазель не подозревал. Он подавил рвущееся из груди рычание, и тем не менее оно ропотом распространилось под сводами. Аз снова зашелся в яростном рыке. Фелиция же вздрогнула еще раньше, как будто прочитала его мысли. Ее ступни все быстрее перебирали по настилу вперед и назад. Азазель оставил позади половину залы и приблизился к ней. Теперь она всматривалась в него и сама не заметила, как ее босые, лишившиеся сандалий ноги, оторвались от поверхности. С каждым шагом она поднималась все выше.
Сначала она повторяла движения монн из универсального приветственного танца — это обязательная составляющая юдаффи — потом отвлеклась и позволила телу поймать собственный ритм, подбадриваемая взволнованными трелями. Древу все же удалось ее услышать, и вот уже собравшиеся стали свидетелями не пустой имитации, а танца души в исполнении девушки из друго мира.
Фелиция легко набирала высоту. Для этого она делала несколько вращений, по инерции взметнув руки вверх, а потом воспаряла на полметра. Иногда сразу на метр. Не подозревая об этом, она выбрала наиболее сложное, духовное, направление юдаффи. Им владели избранные монны, которые и без участия мужей становились главами кланов — настолько сильна была их решимость и вера.
Этот танец должен быть гармоничным и выверенным до сантиметра, однако Фелиция исполняла его иначе. Каждый прыжок сопровождался откидыванием головы, изломом рук. Она просила и требовала, убегала и догоняла, брала, но при этом отдавала куда больше. Какое сильное и одновременно ранимое существо.
Она не скрывала своей слабости, потому что черпала в ней силу. Женщина поднялась уже достаточно высоко. Подозревала ли она, что каждый юдаффи неизбежно двигался к трагической развязке? Обычно монны обнажали мечи, как в момент пика наслаждения со своим мужчиной. Но у Фелиции человеческие руки. Она и так взмыла над ними без магии и без митры, поправ любые законы. Значит, ее поддержала митра Фиолетового Дома. Других вариантов не существовало.
За несколько минут этого рваного танца он понял жену больше, чем за весь период, который она провела в Чертогах. Во-первых, никакого мужчины никогда не было. Она не ведала любви. Во-вторых, любовь такой женщины нельзя получить раз и навсегда. Она никому не позволит владеть собой без остатка — ни мужу, ни детям. И, в третьих, он давно готов на все ее условия. Как только их глаза встретились на роковом для него заседании пяти сенаторов, он сделал свой выбор.
Тогда же, не вставая с принцепского кресла, Азазель захотел неравного брака и малышей, которые унаследовали бы от нее несгибаемый бунтарский характер. Последни дни он лгал себе и ей: он не отпустит ее одну.
Фелиция теперь уже точно услышала его мысли. Мелодия снова изменилась. Добавилась еще одна партия, которая настойчиво соединялась с основной. Девушка занервничала еще больше: вести только свою или отзываться и на новую тоже… Музыка требовала ответа, скорость нарастала. Приближалась кульминация.
— Пусти, — настаивал напев, исходивший от пола и от стен, от облаков и ветра. — Я не обижу тебя. А если обижу, то исправлюсь. Я быстро учусь.
— Я не ждала тебя. Не искала и ни о чем не просила, ты заковал меня в цепи. Ты мешаешь подняться выше, — плакал струнный инструмент, похожий на мидиусскую скрипку.
— Ты пришла сама и сделала меня настоящим. Не уходи.
Девушка, забыв о том, где она сейчас, то откидывалась назад всем корпусом, то подавалась вперед. На то, чтобы продолжать подъем, сил не оставалось. Музыка раздирала ее на две части. Да и стены виллы заканчивались. Еще немного, и Фелиция бы вылетела за ее пределы.
Наконец обе мелодии слились в один ломаный зигзаг, срываясь на несколько октав то выше, то ниже. Девушка все равно попробовала закончить начатый было прыжок, однако опорная правая нога подвернулась и танцовщица полетела вниз. Вот так Фелиция Валентайн поставила точку в своем первом юдаффи.
Азазель без толчка взмыл в воздух и поймал ее примерно на половине расстояния до пола. Они немного покружились по инерции; герцог держал жену на руках. Фелиция постаралась оттолкнуться от его груди и поднять голову, но все тело стало чугунным и это ей никак не удавалось.
— Я все провалила и подвела тебя. У меня закончилась энергия на парный танец, даже если ты на него согласишься. Язык не слушается, и, главное, я забыла подготовленную речь, — прошептала она.
— И не вспоминай. Ты подарила нам наслаждение. Духовный юдаффи не танцевали почти целую эпоху. Мы сражались с перевертышами на выживание и позабыли, что такое чистота душа. Моему народу было полезно о ней напомнить, — принцепс замолчал и зарылся лицом ей в волосы.
Тут только до Фелиции дошло, что они продолжают совершать неспешные обороты вокруг Древа и Азазель прижимается к ней слишком близко.
— Ты отказался от своего плана? Проявить на публике умеренное влечение, чтобы затем прогнать.
Проекции пяти камней сходились далеко наверху в чрезвычайно пушистом облаке, образуя лист фиолетового цвета, на котором хорошо просматривалась каждая прожилочка. Первый сенатор глянул в небо.
— Нет, это ты собиралась от меня сбежать… Считай, что это влечение не поддается контролю — или что мой народ заслужил правду, — Азазель поправил редчайший аметист, почти съехавшей супруге на глаз. — Теперь все рассмотрели, что я связал наши жизни. Пускай завидуют.
Принцепс опустился на мраморный пол рядом с Древом, поставил Фелицию на ноги и жестом показал, что нужно склониться. Оба преклонили колени; им в лицо дунул несуществующий ветерок и обоих осыпало пурпурными лепестками. Древо зацвело в один момент.
— Кто бы сомневался, что Источник жизни поддержит любимого сына. Женись он хоть на горгулье, Древо бы трижды сказало «да». Однако вместо двух танцев показать один сдвоенный — это неуважение, мы добирались от самого Пограничья, — возмущалась стоявшая поблизости монна с оголенными плечами, торчащими из пронзительно- розовой органзы. — И почему принцепс не дождался, пока подрастет наша Лилиэлечка? Она бы подошла ему больше. Ведь три эпохи терпел… Что за спешка?
Глава 45. Вдвоем
Я с наслаждением вдыхала терпкий мужской аромат, в котором хвойно-цитрусовые нотки не могли заглушить отчетливый дегтярный след. Ничего хорошего в том, что супруг не так давно бился в схватке, разумеется, не было, но от этого запаха я млела, как кошка.
Не нужно даже искать глазами Самуэля, чтобы убедиться в том, что все впустую. Дни ожесточенной подготовки, внушенное мне понимание важности этого бала — и вот болтаюсь тряпичной куклой в руках герцога. Не разбилась я только потому, что он поймал меня во время падения.
Нормальное сердцебиение постепенно возвращалось. В танце я впала во что-то вроде транса — ни о чем не думала, кислород закончился, я словно ухнула с утеса в глубокий водоем. При этом остальные звуки до меня доходили: порхали официанты, шелестели речи, медленно дышал весь огромный дом. Он, кстати, не висел на одном месте, а дрейфовал во владениях Азазеля. Инстинкт выживания взял вверх: я двигалась под музыку, чтобы в конце концов вернуть себе себя и вдохнуть полной грудью.
А ведь у меня были такие планы на этот танец. Я собиралась показать пресветлым, что люди — это не скот, а отдельная цивилизация со своим магическим потенциалом. Интересно, что-то из этого мне удалось? Сама я запомнила лишь падение. И еще Азазеля, который при помощи мелодии объяснял мне, что я для него важна, как воздух… Что-что?
Я вскинула глаза на принцепса. Выражение лица такое же отстраненное, как обычно. Длинные ресницы трепетали чуть сильнее. Он исподтишка наблюдал за мной… То есть не уверен в моей реакции, как и я в его. Он же, кажется, пытался сказать, что передумал меня отпускать, и теперь ждал, какой последует отклик.