Принцепс молча прыгнул на него. Прямо как Аз, без раскачки. Однако Сатаниил не собирался здесь задерживаться. Он распался на восемь белых воронов, каждый из которых полетел куда глаза глядят, то есть во все стороны. Через мгновение в хранилище не было ни одной птицы.
— Привет, — сказала Фелиция. — Не представляю, как ты скрыл это от него, но только ты вошел, в меня полилась сила. Побледнеть, и то стоило большого труда. И ты отлично притворялся. Он же был уверен, что перворожденный никогда не лжет.
— Я не лгал, я лукавил, — сдавленно выдал Азазель.
Он шел к ней, но ноги слушались плохо.
— А про последний рывок?
— Хорошо… Я соврал. Ты будешь меня стыдиться?
Он уселся рядом с ней на колени. Удостоверился, что ее боль ушла. Его шатало всем корпусом. Повезло, что в аметисте достаточно энергии, чтобы помочь его монне.
— Тебя? Азазель, у тебя слезы. Ты плачешь.
— Не может быть. Тебе кажется.
Но он не пытался прятать взгляд. Странная теплая влага собиралась по краям глаз и норовила продолжить капать.
— Теперь ты как человек. Только лучше.
Он и она молчали. Азазель не представлял, что говорить, и втайне паниковал, пока не услышал знакомое кряхтение.
— Прекрасно. Беременная монна на полу, в растрепанных чувствах. Про вас вообще молчу. Может, переместите супругу в спальню?
Оба вздрогнули. Самуэль не изменился. Разве что нос заострился сильнее.
— Дай нам еще пять минут, — попросила Фелиция.
Ее верхняя половина удобно покоилась на коленях Азазеля. Она смотрела то на мужа, то на Крысюка
— Сначала Древо, а потом эта богиня убеждали меня, что я бессердечная, и к тому же бревно. Но без вас двоих я лучше умру.
— Вечные сущности не разбираются в людях, любимая. У них другая специализация.
— Так и скажи, что они глупы. Самуэль, отвернись. Азазель, поцелуй меня.