Через три месяца беременность сорвалась, и меня это размазало. Размазало так, что я всю ночь горько прорыдала в больнице. А потом, рано утром, услышала, как переговаривается персонал во время пересменки. Они обсуждали, что Алтая бог покарал, что нельзя делать то, что делает он, и оставаться безнаказанным. Они говорили, что не жалко. Я не знаю, кто именно растрындел всему свету о моем горе. Врачи, медсестры, девчонки из соседних палат... Тетушки кинулись названивать и уверять, что это знак, что к лучшему. Дескать, надо бежать от Алтая. Они все наперебой говорили мне про церковь. Они все как будто сговорились свести меня с ума.
Я не собиралась опускать руки и давать им поводы для радости. Ни в какую карму я не верила и верить не собиралась. Но... я снова перестала смотреть на Адама. Не могла. Больше не получалось.
Закон Мерфи меня никогда не щадил и я хищно улыбалась при мысли, что он приготовил мне в будущем.
Адам отреагировал по-своему. Он по натуре созидатель, но в моменты, когда ему хреново, этот человек разрушает все, до чего может дотянуться. Курьер, который привез мне цветы и кексы с наркотиками, вскоре оказался в реанимации. Сеть цветочный магазинов закрылась навсегда, хозяева бежали. Полицейские, которые участвовали в задержании, были уволены. Я знаю, что Катерина сбежала из страны, а Павел пропал без вести. Я спросила у Адама, куда он пропал? Тот пожал плечами.
Я часто смотрю на курган, который видно из окна. В какой-то момент мне стало казаться, что моя жизнь находится между курганом и рингом. Запах пота, крови, голоса соседей. Эти страшные звуки ударов и хруста костей. Снова. Снова и снова. Я не в курсе, может, карма и правда существует? Может, сердце не каждого чудища можно растопить, и не каждый монстр способен превратиться в принца?
Мы с Адамом очень похожи. Оба выживальщики. И ради своей жизни готовы пожертвовать окружающими. Моя любовь к нему почернела, а у него... столько терпения. Боже, кто бы мог подумать, что у этого жестокого мужчины может быть столько терпения к бесприданнице-пигалице, которая только и делает, что ревет да глаза прячет.
***
Я по-хозяйски захожу в квартиру и столбенею, потому что навстречу мне вылетает какая-то девица в полотенце.
Секунду мы пялимся друг на друга.
- Вы кто? - восклицает она фальцетом.
- А вы?
- Я тут живу!
Прекрасно.
- А звать как?
- Лера.
- Погоди-ка, Лера.
Я набираю номер Алтая, жду пока ответит.
- Малыш, я занят.
- Тут в квартире какая-то Лера, говорит, что тут живет, - без лишних предисловий.
Удар сердца - тихо.
Потом он говорит:
- Блядь.
Он говорит:
- Я про нее забыл.
Он говорит:
- Это было до тебя.
Я посмеиваюсь над напряжением в его тоне. Специально молчу.
- Черт, у меня были на нее планы, а потом я взял тебя залогом и забыл обо всем.
- Ты еще планируешь с ней что-то?
- Нет. Сука, голова треснет щас. Рада, езжай в гостиницу, я ее выселю и пригоню клининг.
- Да я сама выселю и пригоню клининг. Ты главное, чтобы без обид был.
- Полностью мой косяк.
Я сбрасываю вызов, поднимаю глаза на эту Леру. Молоденькая, славная вся такая, глаза большие. Каждое ее движение излучает легкость. Они все дарили ему легкость. Я заваливаю его поводами для извинений.
- Ты звонила Алтаю? Я в универе учусь, он разрешил пожить здесь, присмотреть за квартирой.
- Слушай, Лера. Алтай теперь со мной спит. А тебе пора на выход. За час соберешься?
Я оставляю сумки у консьержки и отправлюсь погулять по парку, подышать воздухом. Смотрю на мамочек с колясками, считаю, какой бы мог быть срок у меня сейчас, и когда бы родила уже. Немного плачу. Возвращаюсь, лишь когда клининг отзванивается, что уборка закончена.
Обследую квартиру, любуюсь видом из окна. И да, окна на реку, это безумно красиво.
В кухне обнаруживается огромный букет цветов и коробочка с золотым браслетом. Надпись гласит «Прости».
Сам Адам приезжает ближе к шести. Звонит в дверь, я открываю.
Стоит, голову опустил. Смотрю на него, вздыхаю. Верю ему, конечно. Верю, потому что узнала неплохо за это время. Адам любит свой отель, там его душа, на побережье. У него есть несколько квартир, как вложение денег, но городская жизнь настолько не его, что он здесь даже не бывает.
Я тем не менее смотрю укоризненно.
- Как добить девушку в депрессии — спросите у меня, - вкидывает он.
Усмехаюсь.
- Да ладно тебе, проходи. Она, кстати, славная такая. Я уж подумала, ты решил намекнуть на тройничок.
- Свальный грех — меня не привлекают.
Снимает куртку, разувается, проходит в ванную. До сих пор не привыкла к его короткой стрижке. Как будто не мой он. Непонятный, чужой.
- Цветы очень красивые, спасибо, мне было приятно.
- Я думал, букет будет побольше, - проходит в кухню.
- Только не надо сжигать за это цветочника! - восклицаю я весело, но он не смеется.
Мне тоже, честно говоря, не очень смешно.
- Не буду, - обещает Адам.
Мне так хочется, чтобы он поскорее ухал, буквально не могу дождаться. При этом изо всех сил стараюсь его не отталкивать.
Я не стала рассказывать Адаму о том, что в ювелирке меня не просто обозвали бандитской подстилкой, но еще и проехались по моему горю. По моей потере. Это было состояние эффекта, я вышла из магазина, купила биту, вернулась. У меня руки дрожали от удовольствия, я разбила все стеклянные витрины, которые смогла. Я так махала чертовой битой! Мне было так больно, что отключился самый главный страх — попасть в тюрьму. Я не смогла удержать боль внутри. Я хотела от нее избавиться.
Теперь мне хочется побыть одной, и я не знаю, как бы так аккуратно спросить, надолго ли он.
Ночью Адам окончательно разбивает мне сердце. Он хочет заняться любовью, ласкает меня, нежит. Внутри отклика ноль, но я понимаю, что надо. Прошло больше месяца, он ведь... мужчина. А еще он очень старается, действительно старается для меня, и я киваю.
Горячий такой, еще более крепкий, чем раньше. Стальной, твердый, большой. Начал заниматься спортом же усиленно, бои эти ужасные, он словно на непрерывной сушке. Мышцы надулись, а движения — плавные. Огня в нем столько, что... вспыхнуть бы спичкой и рассыпаться! Боже, сколько в нем огня и энергии.
Он ничего не говорит мне. Вообще в последнее время молчит по большей части. Трется носом о шею. Раздвигает мне ноги, целует лобок, нижние губы, смачивая их слюной. Потом накрывает собой и я чувствую проникновение. Мы так давно не занимались любовью. Как все это случилось, так и не трогали друг друга.
Он плавно входит в меня полностью, заставляя расслабиться и прогнуться. Руки дрожат. Боже. Как руки дрожат. Я быстро, нежно его глажу, обнимаю ногами. Такие сумбурные чувства. Боль, любовь, страх.
Я закрываю глаза, ожидая толчков, но он почему-то не двигается. Целует меня в висок, в лоб. Потом в губы.
- Адам? - спрашиваю.
Он снова целует в губы, улыбается.
- Ты же не хочешь, - говорит он.
Вдребезги. Моей сердце снова в дребезги. Я добилась того, что ему тоже больно.
Адам чмокает меня в нос, рывком поднимается и уходит в ванную. Почувствовал. Все он почувствовал. Или актриса из меня дрянная, или этот боксер-монстр-убийца так сильно меня чувствует. Не обмануть его, не скрыть, не спрятаться.
Я поворачиваюсь на бок и подтягиваю колени к груди. Адам курит на балконе, потом ложится спать на другой стороне кровати, а рано утром уезжает в отель.
***
В следующий раз мы встречаемся спустя два месяца. Он приезжает по делам в город и приглашает меня на завтрак.
Одна мысль увидеть его скручивает, лишает воли. Я влажной ладонью сжимаю мобильник, плюхаюсь на диван и снова плачу. Потом подскакиваю и пулей несусь к шкафу. Нервничаю! Так сильно нервничаю, как будто это первая наша встреча.
Прежде чем определиться, я перемериваю с десяток платьев. Все время кажется, что не подходит. То слишком празднично, то серо, то не привлекательно.
Мы встречаемся в кафе в центре, и все время во время встречи мое сердце колотится так, что я дышать больно. Слежу за ним неотрывно, глазами поедаю.
Он рассказывает, что заканчивает возню с судами — куча, тонна, вселенная бюрократии. Делится планами по отелю в Архызе. Мы болтаем о том, чем хорошо и плохо название «Утес свободы». Спустя час я вспоминаю о его шраме, который как будто все это время не замечала. Он на месте, но я смотрела только в глаза, считывала мимику. Старалась... я не знаю, дотянуться, дотронуться.
Адам держится не грубо. Скорее, сдержанно. Если бы не он сам меня пригласил, я бы подумала, что он не хочет здесь находиться. И лишь когда мы прощаемся, ему снова нужно в суд, и я предлагаю встретиться вечером... Он ведь может остаться в квартире. Я буду рада.
Я буду рада.
Я правда буду рада.
Лишь когда я сама беру его за руку, он как будто мешкает и сомневается. Потом вдруг смеется.
- Не могу, вечером надо быть в отеле.
- Но ты еще приедешь? Когда?
- Думаю, скоро.
Он довозит меня до торгового центра и уезжает. А я, побродив бесцельно среди витрин, никак не могу унять сердце. Я так сильно по нему соскучилась. Боже, как я по нему соскучилась.
Сажусь в такси, открываю нашу с ним переписку. Листаю. Так мало было сообщений за эти два месяца, все сплошь по делу. И как начать теперь? Как начать ни с того ни с сего? Может, у него уже другая появилась, не исключено. Я на два месяца пропала.
Его ссадины на лице говорят о том, что бои продолжаются. Безумие это все. Я вспоминаю тот жуткий подвал, этих людей вокруг. Удары, кровь, крики. Моя жизнь в городе такая... тихая. Здесь люди другие. Легкие, беззаботные. Гуляют, хохочут, развлекаются. Молодежь, мои, ровесники. Они и не догадываются, что такие ужасы происходят совсем рядом. Не хотят становиться их частью, как и я когда-то.
Водитель такси болтает без остановки, прямо как в анекдоте. Я поддакиваю, сама мыслями далеко. А затем думаю, ну вот же повод. Ну почему бы нет.