Они на мгновение испугались, что их сейчас тоже будут бить, но их не трогали, старательно следя за тем, чтобы дубинка не попала ни по старшему, ни по младшему из братьев.
Каукка-Вакка, — повторила воспитательница, или их лучше было называть надзирательницами, ловко выхватила из рук Пети телефон, указала твердым жестом на кровати, выключила свет и вышла из палатки. Вторая молча последовала за ней.
В некотором оцепенении Петя и Паша разделись; так же, как и остальные, сложили свою одежду на табуретку, укрылись простынями и неожиданно быстро уснули. Разбудили их громкие крики надсмотрщиц, которые поднимали детей, а тех, кто не хотел вставать, стаскивали за ноги с кровати. Петя, сориентировавшийся раньше брата, успел вскочить и, по примеру остальных, быстро застелить свою постель, а вот заспавшийся Паша никак спросонья не мог понять, что ему делать.
Впрочем, подошедшая воспитательница, только что агрессивно скинувшая на пол двух других мальчиков, вопреки Петиным опасениям, трогать Пашку не стала, только громко, но достаточно вежливо сказала что-то, подкрепив смысл сказанного жестом, вставай, мол. Паша вскочил с кровати, вслед за старшим братом быстро оделся, застелил кровать и вышел из палатки на улицу, где всех обитателей лагеря уже выстраивали в шеренги. Как оказалось, для утренней гимнастики.
Детей здесь, и правда, было порядка семисот-восьмисот человек. Всем им было от восьми до пятнадцати лет. Петя вспомнил, как Оля рассказывала, что по достижению четырнадцатилетнего возраста мальчиков тут забирают в армию, и поежился. Впрочем, она же говорила, что до суда им точно ничего не угрожает, так что он решил расслабиться и не переживать по поводу того, что пока не случилось.
После зарядки, которую полагалось выполнять под громкую африканскую музыку, всех повели в туалеты и к умывальникам. Душ не предлагался, поэтому мальчишки просто стащили футболки и умылись под умывальниками, которые надо было снизу дергать за пимпочку, чтобы полилась вода, разумеется холодная. Вернее, она, конечно, была теплая, уже успев нагреться под утренними лучами солнца, так что мыться оказалось вполне комфортно, странно просто после всех удобств, к которым они привыкли.
Затем все теми же колоннами пришли к столам, стоящим под большими навесами, чинно расселись на деревянные скамейки и получили по тарелке все той же кукурузной каши, лепешке из маниоков и стакану воды.
— Яблоко бы сейчас, — мечтательно сказал Паша, — или апельсин. И еще омлет с колбасой, как мама жарит.
— Ешь давай, — осадил его старший брат. — Мечтать не вредно, а голодным оставаться вредно. Нам силы нужны, потому что мы не понимаем, что будет происходить дальше.
После завтрака часть детей — Петя и Паша оказались в их числе — повели на большую круглую площадку, вокруг которой стояли импровизированные трибуны, сколоченные из неструганых досок, как в амфитеатре. Когда все расселись, внутрь круга вошел крепкий мужчина, не в военной форме, как они уже привыкли видеть, а в белом балахоне до пят, из-под которого торчали голые ступни.
В руках у него был белый полотняный мешок, из которого мужчина достал белого кролика. Откинув мешок в сторону, он вытащил из-за пазухи большой нож и одним движением перерезал кролику горло. Пашка ахнул и закрыл лицо руками, Петя же как завороженный смотрел, как алая кровь струей полилась в подставленный кувшин.
— Каукка-Вакка! — громко произнес мужчина, и все дети вокруг начали раскачиваться, как в трансе, и повторять монотонно на разные лады: «Каукка-Вакка, Каукка-Вакка».
По велению воспитательниц, каждый из детей по очереди поднимался со своего места, выходил в центр круга, и мужчина рисовал ему на лбу кроличьей кровью какой-то странный знак, похожий на значок «решетка» в телефоне. Про себя Петя решил, что ни за что не даст произвести над собой эту странную манипуляцию и Пашку не пустит, но их в круг никто выводить и не думал. Более того, когда трибуны опустели, они с братом остались вдвоем.
В этот момент к ним подошла Оля.
— Привет, как дела? — спросила она. — Вы поели? У вас ничего не болит?
— Нет, у нас все хорошо, — ответил Петя. — Вы не знаете, что с нашими родителями?
— Они в главной тюрьме Муа-Майнды вместе с остальными туристами, которые прилетели вместе с вами из Каира, — ответила Оля. — Суд назначен на 9 января. До этого времени суды заняты тем, что разбирают дела чиновников и представителей прежней власти. Революционное правительство должно избавиться от внутренних врагов, а уже потом возьмется за внешних.
Сегодня было, кажется, пятое. Так, значит, у них есть еще минимум четыре дня, чтобы что-то придумать. Вот только что.
— Оля, а что это такое сейчас было? — спросил Петя. — Когда мы собирались в поездку, папа читал в интернете, что Манзания христианская страна. И когда мы ехали на машине, я видел обычные храмы, но сейчас это было похоже на языческое жертвоприношение.
— Так и есть, — покачала головой Оламоаньна. — Манзания — страна контрастов. С одной стороны, официальная религия здесь действительно христианство. С другой, древние ритуалы очень сильны, и их стараются соблюдать примерно девяносто процентов населения. Тот, что вы видели, направлен на то, чтобы начавшийся год был удачным. Его всегда проводят в первые дни января. В это время принято приносить в жертву белых представителей природы. Первого января это была белая змея. Ритуал требует заживо содрать с нее кожу, а потом зажарить на открытом огне и съесть. Третьего января нужно принести в жертву белого попугая, пятого — белого кролика, седьмого — ягненка, разумеется, тоже белого. Девятого января в жертву приносят белую корову, мясо которой нужно разделить среди как можно большего числа людей. А на одиннадцатое января приходится кульминация этого старинного ритуала, когда в жертву приносится уже белый человек.
Последние слова она почему-то сказала шепотом, и это бдительному Пете совершенно не понравилось. Взгляд его упал на склоненную белокурую голову брата, и страшное подозрение вдруг пронзило диким испугом, заставив сердце скатиться в пятки.
— Оля, что такое «Каукка-Вакка»? — спросил он. — Только честно.
Женщина смотрела на него с грустью, к которой примешивалась толика уважения. Видимо, она была удивлена, что четырнадцатилетний мальчик так быстро обо всем догадался.
— Каукка-Вакка — это объект жертвоприношения, — сказала она печально. — Сегодня Кауккой-Ваккой был кролик. Его душа, отправившись на небо, будет просить богов принести мир, благосостояние и удачу всем, кого сегодня пометили его кровью. Чем больше объект, тем сильнее благословение богов. Жертвоприношения до четвертого уровня включительно проводятся на местах. Многие семьи целый год копят деньги, чтобы купить белого кролика. Змею и попугая можно поймать самим, а вот белых кроликов разводят специально для продажи. Позволить себе приобрести и зарезать ягненка могут уже далеко не все, поэтому многие семьи делают это в складчину, устраивая что-то типа праздника всем селом. Для того чтобы стать участником церемонии, где в качестве Каукки-Вакки выступает корова, нужно ехать в большой город, где проходит целое народное гуляние. А жертвоприношение самого высокого уровня происходит на главной площади столицы и туда съезжаются люди со всей страны, при условии, конечно, что они могут позволить себе такое путешествие. Стоит это недешево.
— Оля, я правильно понимаю, что в этом году для национального праздника, связанного с принесением в жертву белого человека, выбраны мы с Пашкой? — Петя спрашивал напрямик, не боясь напугать брата, лицо которого, разумеется, сразу вытянулось.
Всегда лучше знать самый худший вариант событий, чтобы при принятии решения исходить из него. Женщина молчала, однако ответ был написан на ее широком добродушном лице, сейчас крайне огорченном.
— Я училась в Москве, я знаю, что все это страшный анахронизм и мракобесие, — сказала она, помолчав. — Только люди в Манзании очень темные и необразованные. Они верят во всю эту чушь, считая, что без принесения в жертву Каукки-Вакки их жизнь будет тяжелой и полной лишений. Несмотря на все жертвоприношения, большинство людей все равно живут в крайней нищете и нужде, однако каждый январь они надеются, что уж в этом году точно все изменится.
— Получается, что девятого января состоится суд, на котором наших родителей признают виновными, посадят в тюрьму сроком на пять лет и лишат родительских прав, после чего мы как несовершеннолетние попадем в распоряжение государства и нас можно будет принести в жертву? — с ужасом спросил Пашка. — И это несмотря на то что мы — граждане другой страны?
— Получается, что да, — еще более печально ответила Оламоаньна. — В Манзании человеческая жизнь совсем ничего не стоит. Но не все потеряно, ваших родителей еще могут оправдать, особенно если они смогут нанять себе адвоката, тот внесет за них крупный залог в качестве штрафа за их преступления. Тогда их отпустят на свободу, а их детей, то есть вас, обязаны будут вернуть им целыми и невредимыми.
— Тогда получается, что за оставшиеся дни нужно найти адвоката, а еще деньги на оплату его услуг и штрафа, — задумчиво сказал Петя. — Осталось только понять, как можно это сделать в чужой дикой стране без копейки и даже без телефонной связи с родными.
— А что могут сделать в такой ситуации наши родные? — удивился Пашка. — Бабушки с дедушкой только инфаркт схлопочут, если узнают, что мама с папой в тюрьме, а нас хотят принести в жертву. У них ни знакомых таких нет, ни денег, ни возможности прилететь сюда, чтобы найти адвоката.
Петя напряженно думал, пытаясь найти выход. Ему казалось, что он точно есть, надо только поймать какую-то смутную мысль в голове за хвостик и раскрутить весь клубок, который, как в детской сказке, приведет к спасению. Вот только обязательно нужно, чтобы на этом пути у них с Пашкой был союзник. Одним им не справиться, они всего-навсего мальчишки.
— Оля, а ты хочешь, чтобы кого-нибудь из нас принесли в жертву? — спросил он Оламоаньну. — Тебе кажется это правильным?