— Сколько стоит виза? — спросила я, понимая, что новая услуга не может быть бесплатной. — И можно ли оформить ее на человека, который уже находится в стране, въехав по старому законодательству?
— Пять тысяч манов. — Легкую запинку перед озвученной суммой мое профессиональное ухо, разумеется, отметило.
Скорее всего, виза стоила три тысячи, а две сверху предприимчивый таможенник оставлял себе. Что ж, меня это вполне устраивало.
— Держите. — Я достала кошелек, отсчитала десять тысяч манов и протянула ему. — Первая виза на мой паспорт, пожалуйста. Вторая — на гражданку Российской Федерации Кузнецову Наталью Сергеевну. Вот тут данные ее паспорта.
И я протянула толстяку фотографию Наткиного документа. Через три минуты я отошла от стойки с двумя бумажными визами и штампом в своем паспорте о пересечении границы с Манзанией. Основной вопрос, который меня теперь волновал — встречает меня обещанный Мишкой голландец или нет. Однако мой однокурсник меня не подвел. Только я вышла в зал ожидания, как ко мне двинулся единственный здесь белый мужчина. Высокий, худощавый, лет семидесяти с хвостиком, с густой седой шевелюрой, он очень отличался от всех остальных мужчин в зале. Впрочем, все они расступались перед ним, спешащим мне навстречу, многие здоровались, так что становилось ясно, что Самуэль Ван ден Берг — человек тут известный и уважаемый. Я немного приободрилась.
— Здравствуйте, вы Елена? — спросил он, протягивая руку для пожатия. — А я — Сэм.
Английский у него был безукоризненный, рука сухая и теплая, рукопожатие крепкое. Я с удовольствием на него ответила.
— Да, это я. Добрый вечер и спасибо, что откликнулись.
— Михаил — мой давний товарищ, — улыбнулся он. — Я не мог ему отказать. Давайте ваш чемодан. По дороге я расскажу вам, что мне удалось выяснить за сегодняшний день.
— Вы знаете, где моя сестра? Вы нашли ее? — воскликнула я.
— Да, поскольку это было совсем нетрудно. Белых туристов в стране немного, и, разумеется, содержат их в центральной манзанийской тюрьме в столице. Вы не волнуйтесь, Елена, с вашей сестрой все в порядке, насколько это возможно для человека, которого содержат в металлической клетке. Она жива и здорова, ее кормят, дают воду и не применяют силовых методов воздействия.
Я содрогнулась от перечисления всех этих «бонусов».
— Вы отвезете меня к ней?
— Завтра с утра, — кивнул Сэм. — Судебное заседание назначено на девятое число, но я от вашего имени подал запрос на предварительное слушание в присутствии адвоката, на котором можно от судьи узнать перечень обвинений и выработать линию защиты. Манзания — странная страна с еще более странными законами, но они есть и работают, что нам на руку. Не так ли?
— Тогда нам нужно до завтрашнего дня успеть нанять Натке адвоката, — воскликнула я с горячностью. — Или у вас уже есть на примете подходящий?
— Разумеется, у меня есть на примете подходящий адвокат, — улыбнулся Сэм. — Это вы. И если вы дадите мне свой паспорт, то к завтрашнему дню у вас будут все необходимые для этого документы, точнее, адвокатская лицензия.
— Это как? — не поняла я.
Сэм со вкусом рассмеялся, видя мое недоумение.
— Елена, если вы обратитесь к истории своей родной страны, то найдете в ней пример, что такое действительно возможно. Когда в 1917 году к власти в России пришли большевики, то декретом «О суде», который был выпущен, если я не ошибаюсь, в октябре того же года, то есть фактически сразу после революции, во-первых, была отменена классическая адвокатура, что стало реализованной мечтой всех судей, а во-вторых, провозглашалось, что адвокатом может быть любое лицо пролетарского происхождения.
— Я — судья и никогда не мечтала об отмене классической адвокатуры, — вздохнула я. — И тем более мне непонятно, какое отношение это имеет к нашему случаю.
За разговорами мы дошли до припаркованной у входа в аэропорт машины Сэма — небольшой «Сузуки Гранд Битара» со съемной крышей, сейчас отсутствующей. Он загрузил мои вещи, галантно помог мне сесть, вскочил за руль и тронулся с места. Движения его были быстрыми и ловкими, явно не соответствующими возрасту.
— Сколько вам лет, Сэм? — спросила я и тут же извинилась за нетактичный вопрос.
— Ну что вы, я свой возраст не скрываю. Через месяц мне исполнится восемьдесят два.
— Сколько???
— Что? Я моложе выгляжу? Это да. Я просто веду здоровый образ жизни, много двигаюсь, ем овощи и мясо, каждый день выпиваю только один бокал виски и никогда не переживаю по пустякам. А что касается вашего первого вопроса, то большевистский декрет имеет к нашему случаю самое прямое отношение, поскольку он взят за основу законодательством Манзании. Здесь получить адвокатскую лицензию и представлять интересы любого человека в суде может кто угодно, если у него пролетарское происхождение. У вас пролетарское происхождение, Елена?
— Наша с сестрой мама работала учительницей, а отец был инженером, — сказала я.
— Ну, вот видите, — с удовлетворением ответил Сэм. — Вполне подходит. Лицензию я вам завтра оформлю за десять минут и три тысячи манов. Располагаете вы такой суммой?
— Располагаю, — с достоинством сказала я. — А куда вы сейчас меня везете? В отель?
Сэм отрицательно покачал головой:
— Нет, после очередного переворота в отеле небезопасно, кроме того, там регулярно отключают воду, и холодную, и горячую. Я везу вас к себе. У меня свой дом, в котором есть гостевые комнаты, так что вы никому не помешаете и сможете нормально отдохнуть.
— Это удобно? — спросила я с легкой тревогой.
— Вполне, — пожал плечами он. — Я живу один, если не считать того, что каждое утро ко мне приходит домработница, которая прибирает дом, готовит еду и приносит продукты, а также ведет все остальное хозяйство, пока я нахожусь в офисе. Он располагается во второй половине дома, так что далеко ходить на работу мне не приходится. Все, мы приехали.
В вечернее время Муа-Майнда, несмотря на свой столичный статус, была полностью погружена во тьму. Света на улицах не было, лишь кое-где желтели окна домов, так что разглядеть что-либо по дороге я не могла, как ни старалась. Первое впечатление, впрочем, у меня возникло: вокруг царила потрясающая бедность. Дома походили, скорее, на лачуги. Однако район, в который привез меня Самуэль Ван ден Берг, выгодно отличался от остального города. Он был застроен отдельными каменными домами в два и даже три этажа, отделенными от улицы красивыми решетчатыми заборами.
Перед одним из таких домов, с черепичной, а не тростниковой крышей, мы сейчас и стояли. Сэм открыл ворота, завел машину во двор и снова запер их изнутри.
— Главное правило жизни в Манзании: следи за своим имуществом в оба, — пояснил он, помогая мне выбраться из машины и лихо доставая вещи. — Из-за ужасающего уровня бедности здесь процветает воровство всех видов. Так что двери и ворота нужно держать запертыми, окна закрытыми, карманы и сумки застегнутыми. И тогда все будет хорошо.
— Как же вы здесь живете столько лет? — спросила я, идя за хозяином по каменной дорожке вдоль удивительно красивых клумб с невиданными мной раньше цветами и кустарниками.
— Мне здесь нравится, — коротко ответил тот. — И мои доходы позволяют мне обеспечивать себе комфортное существование. Вот и все.
В доме, где мне выделили уютную и удобную комнату с ванной, я приняла душ, переоделась и прошла в столовую, где уже был накрыт ужин — салат из огурцов и помидоров с авокадо, лосось, приготовленный на гриле, свежевыжатый сок из манго и удивительно вкусные лепешки из, как сказал Сэм, маниоковой муки. Признаться, я никогда до этого не ела маниоков.
После ужина мы прошли во двор, где были установлены качающиеся плетеные кресла с мягкими подушками, и уселись там, держа в руках по бокалу с виски. Сэм выдал мне местную сим-карту, так что первым делом я связалась с Виталием, чтобы сообщить, что у меня все в порядке, с Санькой, которую волновало то же самое, и с Мишкой Забегаловым, чтобы у него был мой манзанийский номер. Все, теперь все запланированные на сегодня дела были сделаны, я могла отдыхать.
Глаза у меня слипались, но хозяин дома был явно настроен поговорить, а обижать его мне не хотелось.
— Расскажите, как вы оказались в Манзании, — попросила я. И Сэм с удовольствием выполнил мою просьбу, ведь, как говорится, ни о чем люди не говорят с таким удовольствием, как о себе.
Его отец был родом из очень богатой еврейской семьи, которая владела ювелирными производствами в Амстердаме. Последний сын, он должен был довольствоваться местом младшего партнера в семейной фирме, но подобное положение дел его не устраивало, поэтому, женившись, он уехал попытать счастья в Африку, а именно — в Родезию, где на имеющиеся у него средства открыл кофейную плантацию. В 1940 году у Ван ден Бергов родился сын Самуэль, а пару лет спустя дочь Розалия.
Семья богатого белого плантатора ни в чем не нуждалась, его дети росли, получая прекрасное домашнее образование, а достигнув определенного возраста, старший сын уехал в Амстердам, учиться в университете. Там Сэм получил юридическое образование и даже пару лет поработал в известной адвокатской конторе, но вскоре вернулся в Африку, куда его со страшной силой тянуло.
— Я понял, что не могу быть полностью счастлив нигде, кроме Африканского континента, — рассказывал он мне, прихлебывая виски. Я внимательно слушала, потому что мне действительно было интересно.
Кроме природы, климата и житейского уклада, Сэму Ван ден Бергу нравились и африканские женщины. Белые его не привлекали совершенно, и в тридцать лет он женился на дочери вождя одного из родезийских племен, которая за несколько лет родила ему троих сыновей и дочь.
Родители не возражали, тем более что стареющий отец был рад передать в руки старшего сына руководство плантацией и отойти от дел, однако в 1980 году случился антиколониальный переворот, Родезия превратилась в Зимбабве, и Ван ден Берги, потеряв плантацию, но не все накопления, были вынуждены бежать из страны. Родители вернулись в Нидерланды, где к тому времени уже много лет счастливо жила их дочь Розалия, а Сэм с женой и детьми перебрался в Манзанию. Он категорически не хотел покидать Африку, прекрасно понимая, что на его жену и детей в Европе, в те годы не обладавшей современной толерантностью, будут смотреть весьма косо. Имеющихся средств вполне хватило на то, чтобы обустроить комфортный и уютный дом, а диплом юриста позволял вести дела, заключать выгодные сделки и не бедствовать.