Спустя пару минут Сэм вернулся из маленького магазинчика, держа в руках четыре ярко-красные косынки, похожие на советские пионерские галстуки. Одну из них он ловко повязал мне на шею, а остальные сунул в карман своих свободных светлых брюк.
— Что это? — спросила я.
— Это ваш пропуск в волшебный мир соратников революции. Сейчас мы подтвердим это документально, и у вас будет новый, весьма полезный в нынешней Манзании статус.
Он завел машину, и мы поехали дальше. На одном из перекрестков Сэм остановился, потому что на углу мы заметили молодого человека, одетого в костюм песчаного цвета. На правом предплечье красовалась повязка красного цвета, сделанная из того же материала, что и косынка на моей шее. Материал, кстати, был синтетическим, отчего на африканской жаре кожа под ним горела и чесалась.
— Так, нам к нему, — бодро сказал Сэм и выскочил из машины.
Я двинулась следом. Мой спутник что-то бойко говорил на суахили. Разумеется, я не понимала ни слова. Интересно, выгорит мой план или нет. Надо признать, задуманное мной было в достаточной степени авантюрой. На бумаге идея существовала, а вот работает она или нет, нам предстояло узнать на практике.
Дело в том, что, изучая накануне юридические основы существования Республики Манзания, я обнаружила довольно любопытный декрет «О лояльности». Согласно этому замечательному документу, каждый помогающий делу революции становился ее другом и соратником. Не знаю, давало ли это какие-то особые «плюшки», но судить «друга революции» явно становилось затруднительным. Наша с Сэмом задача состояла в том, чтобы внести от имени находящихся за решеткой пожертвования задним числом и получить соответствующий документ.
Впрочем, проблема решилась так быстро, что я даже понервничать не успела. После кратких переговоров на суахили Сэм повернулся ко мне, коротко бросив уже по-английски: «Десять долларов». Я возблагодарила бога, что дома достала немного наличности из секретного пояса, который теперь хранился у Сэма в сейфе, и переложила ее в карман. Ловким жестом фокусника я достала десятидолларовую бумажку и протянула ее молодому человеку. Меня немного тревожило, что действия с валютой находятся в Манзании под запретом, но сборщика «подати» это совершенно не смущало. Он взял купюру из моих пальцев быстрым неуловимым жестом, после чего она тут же словно растворилась в пространстве.
Сэм сказал что-то еще, и молодой человек протянул ему бланк какой-то справки. Бланк был пустой, но на нем имелась подпись и печать. Прямо здесь же Сэм быстро начал что-то писать в протянутой ему бумажке, после чего показал нашему контактеру и что-то произнес. Тот покивал головой.
— Держите, Елена, — сказал Сэм довольным голосом и потрепал молодого человека по плечу. — Кажется, это именно то, что вы хотели.
Я взяла протянутую мне справку, на которой по-английски было написано, что «Natalya Kuznetcsova has donated Revolution in Manzania». Ниже тот же текст был повторен на французском. Справка была помечена датой четвертое января, то есть за сутки до того момента, как Натка была арестована. Прекрасно. И всего-то за десять долларов.
Теперь оставалось добыть такие же справки для Молевых и Волковых. Впрочем, и с этой задачей мы с Сэмом справились всего за час, объехав еще два подобных пункта сбора пожертвований на нужды революции. И первом из них я получила справку на имя Веры Молевой, во втором — на имя Надежды Волковой. Любопытно, что эти справки обошлись мне всего в пять долларов каждая, из чего явно следовало, что в самой первой точке я жестоко переплатила.
— И что, эти деньги действительно потратят на нужды революции? — с любопытством спросила я, когда мы с Сэмом ехали домой. — Как именно налажен учет и контроль, я не совсем поняла. И в справках не указаны суммы пожертвований.
— Эти молодые люди, которые стоят в пунктах сбора, сегодня накормят свои семьи мясом, — улыбнулся Сэм. — Максимум, что отдаст государству каждый из них, это один доллар из полученной десятки. Может, два. Конечно, над ними еще есть старший, который обязательно снимет свой процент, но в целом все останутся довольны, а государство не внакладе.
— Наверное, пора перестать этому удивляться, но никак не получается, — призналась я. — Сэм, разве задача революционеров не состоит в том, чтобы налаживать более справедливую и правильную жизнь? Ведь все, что они делают, так же коррупционно и безнравственно. И никак не способствует тому, чтобы люди вокруг жили легче и хоть чуть-чуть богаче.
— Милая Елена, мир так устроен, что в основе любой революции лежит всего лишь желание прийти к власти. Конечно, цель очередного правительства, так же, как и всех предыдущих, которые в Манзании меняются по три раза в году, заключается в том, чтобы сделать жизнь более легкой и богатой. Но только для себя и своих близких. Вот эти сборщики пожертвований и их начальство сегодня будут жить лучше. Это понятная конкретная цель для каждого из них. А справедливости в мире нет. Неужели вы до сих пор этого не поняли?
— Я не согласна, — жестко сказала я. — Моя работа как раз заключается в установлении справедливости. Я — судья, и принимая решение по тому или иному делу, борюсь за то, чтобы восторжествовала именно справедливость.
— И все судьи в вашей стране работают по такому принципу? — спросил Сэм серьезно. — Я не юродствую, Елена. Я действительно не знаю, как у вас там в России все устроено, но я уже старый человек, хорошо знающий жизнь, поэтому решу, что вы лукавите, если ответите положительно. Можете ли вы гарантировать, что все решения ваших судов справедливы и непредвзяты?
Я тяжело вздохнула, потому что признавать правоту Сэма не хотелось, а врать я не любила. Разумеется, я знала немало примеров несправедливого и неправедного суда. И то, что сама я этим не занималась, никак не влияло на картину в целом. Да и никакой доблести моей в этом не было, если честно. Мне просто везло. В первую очередь с начальником. Плевакин, зная мой характер, никогда не расписывал мне дела, которые могли бы закончиться скандалом или моим увольнением. Я это осознавала и была ему очень благодарна.
— Хорошо, что молчите, — улыбнулся Ван ден Берг. — Милая Елена, я вовсе не хотел вас расстроить. Просто все в этом мире устроено примерно одинаково, вне зависимости от географической точки на карте. А все отличия — всего лишь мелкие детали, не влияющие на картину в целом. Так что давайте не будем рассуждать о справедливости в глобальном смысле этого слова, а обеспечим ее в суде для пяти конкретных человек и двоих их детей. Они совершенно точно ни в чем не виноваты, а потому их оправдание будет абсолютно справедливым, вне зависимости оттого, каким образом вы его добьетесь.
— Моя защита будет совершенно честной, — пожала плечами я, не желая так уж запросто сдаваться в этом философском споре. — Я опираюсь на реально существующие законы и декреты Республики Манзания. А в том, что они несовершенны, я не виновата.
— Это казуистика, моя дорогая, — еще шире улыбнулся Сэм. — Только что вы купили три справки, подписанные задним числом, фактически дав взятку. Никто из ваших соотечественников не жертвовал молодой республике, это сделали вы от их имени. Это немножко неправильно и незаконно, но вы ведь не собираетесь порвать эти справки, чтобы не пользоваться нечестными методами?
Что ж, он был совершенно прав. Этот спор я проиграла, потому что, разумеется, уничтожать справки не собиралась. В спасении Натки любые средства были хороши, так что белые перчатки я могла спрятать в дальний ящик вместе с белым пальто. В этом климате они точно не пригодятся. И да, я вовсе не ангел, потому что только что нарушила закон, причем не в первый раз. Ввезенная в поясе валюта тому доказательство. Так что да, я не имею никакого права обвинять других в нечестности и нечистоплотности, потому что и сама не лучше. Я снова вздохнула.
Видимо, вздохи были крайне красноречивы, потому что мой спутник снова весело рассмеялся.
— Елена, не расстраивайтесь так. Мир несовершенен и от этого особенно прекрасен. Представьте, как скучно мы жили бы, если бы в нем было все по правилам и по линеечке. Непредсказуемость придает каждому дню особую остроту. Неужели вы с этим не согласны?
Я не стала говорить Сэму, что такой зануде, как я, гораздо комфортнее жить в предсказуемом и спокойном мире, где точно знаешь, чего ждать завтра. С другой стороны, если бы мир действительно был таким, то я бы не встретила в нем Виталия Миронова, который совершенно точно появился в моей жизни как нечаянный и нежданный подарок. Еще и полугода не прошло, как это случилось, а я уже не представляю своей жизни без этого человека.
И если бы не беспечность Натки, улетевшей на край света, даже не подумав о том, в какие неприятности это может вылиться, я бы вчера не увидела океан и не искупалась в нем. И не познакомилась бы с таким интересным и мудрым человеком, как Самуэль Ван ден Берг. И не сменила бы свой привычный статус судьи на амплуа защитника. Да, пожалуй, Сэм опять прав, и в непредсказуемости этого мира есть что-то притягательное.
— Согласна, — сказала я и улыбнулась своему спутнику. — Не судите меня строго, Сэм. Мне кажется, что в последнее время я узнаю новую себя, но я только в начале этого пути, так что мне предстоит сделать на нем еще много шагов.
— Завидую тому мужчине, который заставил ваше второе «я» раскрыться, — улыбаясь, сказал Сэм. — Был бы я чуть помоложе, ужасно бы ревновал, что не мне достался этот редкий цветок. А сейчас могу лишь сокрушенно завидовать. Зато, — он поднял вверх указательный палец, — это не он, а я сегодня открою вам новое удивительное блюдо, которое вы никогда не пробовали. Это макобэ — речная рыба, запеченная в золе и подаваемая на банановых листьях с соусом из экстракта лианы. Уверяю вас, Елена, вам понравится, так же как и белое вино к нему. Оно произведено на моей родине, в Голландии.
— А там делают вино? — удивилась я. Пожалуй, мой возглас звучал не очень вежливо. — Я никогда не встречала даже упоминания о голландских винах.