— Из-за последнего дня жертвоприношения и вероятности стать Кауккой-Ваккой?
Петя испытал облегчение от того, что эта женщина судья знала про самое страшное. Значит, можно не объяснять.
— Да.
— Ну, этого-то российский консул точно не допустит. — Кузнецова улыбнулась, и тут же ее строгость слетела куда-то, показывая, что она в общем-то еще совсем не старая и довольно симпатичная. — И вообще, мальчишки, держите хвост пистолетом. Мы обязательно справимся.
— Петька, иди ешь, она нам пюре с котлетами принесла, — проговорил Паша с забитым ртом, ни на минуту не переставая жевать. — Вкусно!
— Я подумала, что местный колорит вам уже слегка поднадоел, — улыбнулась Елена Сергеевна, — и вы наверняка соскучились по простой домашней еде. Я с утра попросила Сэма купить нужные продукты и встала к плите. Мне и его хотелось накормить настоящей русской едой. Так что я даже солянку приготовила.
Запах по комнате плыл действительно упоительный. Петя соскочил с кровати, бросился к столу, отодвинул табуретку и сел, втягивая носом аромат жареных котлет. Оля встала и поставила перед ним тарелку.
— Ешь, мальчик!
Он вдруг каким-то внутренним, обострившимся в неволе чутьем, которое всегда возникает, когда человек слишком быстро взрослеет, понял, что она расстраивается оттого, что они с Пашей скоро уедут. Эта женщина, потерявшая сына, на время попыталась найти ему замену именно в нем, в Пете, но ее новое случайное материнство длилось слишком недолго. Олю ему было жалко, но уехать домой было, конечно, важнее. Интересно, а они смогут ей писать?
Все-таки она их с Пашкой спасла.
— Ладно, нам надо бежать, — деловито сказала судья Кузнецова. — В суд опаздывать никак нельзя. Госпожа Илунга, мы очень благодарны вам за участие в судьбе мальчиков. Уверена, что их родители лично выскажут вам свою признательность. Присмотрите, пожалуйста, за ними еще до завтра, я надеюсь, что мы вернемся с хорошими новостями. И, если вам нужны деньги на продукты…
— Мне ничего не нужно, — сказала Оля, поджав губы. — Государство выделило мне продукты, потому что дети находятся временно под его защитой.
— Под защитой, как же, — буркнул Петя.
Оля смутилась.
— Деньги мне не нужны, — продолжила она, помолчав. — Я сделала это не из-за денег. Да и еды вы принесли много. До завтра точно хватит. Мне даже завидно, что вашу еду они едят гораздо лучше, чем мою.
— Просто она привычнее, — мягко объяснила Кузнецова. — Это мы, взрослые, любим баловать свои вкусовые рецепторы новыми неизведанными блюдами, пусть даже очень экзотическими. Например, Сэм каждый день открывает мне совершенно волшебные сочетания, которых я никогда раньше не пробовала. Африканская кухня, признаться, мне понравилась. Но дети — совсем другое дело.
— Африканская кухня разная, — горько проговорила Оламоаньна. — богачи могут есть мясо и прочие деликатесы, в то время как бедняки обходятся кукурузной кашей и лепешками из маниоков. Впрочем, и в России богатые и бедные тоже едят по-разному.
— Классовые споры вести не намерена, — призналась Елена Сергеевна. — Спасибо вам еще раз. Мальчики, завтра мы вернемся. Надеюсь, вместе с вашими родителями. Что им передать?
— Что мы их любим, скучаем и что у нас все в порядке, — сказал Петя, и Паша согласно кивнул. — Пусть они не беспокоятся.
— Разумеется, они беспокоятся, — воскликнула Оламоаньна. — Бедная женщина, ваша мама, я все время думаю, как она должна переживать из-за того, что не знает, что с вами.
— Мы передали ей информацию, что мальчики у вас и с ними все в порядке, — сказала Кузнецова. — И постараемся сегодня после встречи в суде попросить встречи, чтобы рассказать, что мы вас видели.
Они попрощались и ушли, после чего Петя, Паша и Оламоаньна снова остались втроем.
— Как охранник их пропустил? — спросил Петя.
— Они принесли справку, что они — спонсоры революции, которым нужно оказывать всяческое содействие, — улыбнулась Оля. — А еще лицензию адвоката, которая дает право представлять интересы ваших родителей, пока они не лишены родительских прав. Так что у него не оставалось выхода. А если бы и оставался, то тысяча манов все равно творит чудеса.
— Тысяча манов? Они что, взятку дали, что ли? — догадался Петя. — Постой-ка, это же всего четыре доллара.
— В Манзании живут бедные люди, — вздохнула Оламоаньна. — Четыре доллара большие деньги, можно купить продуктов на несколько дней. Пусть и самых простых, но родные этого парня, что стоит за моим порогом, голодными сегодня спать точно не лягут.
— Что вчера было в том глинтвейне, которым ты меня вырубила? — спросил Петя, которому нужно было получить ответы на все вопросы.
— Вырубила? — не поняла Оля. — А, ты имеешь в виду, усыпила. Это травки местные, я сама собираю, моя бабушка знахарка была, травами лечила. Ты боялся, а от того в голове всякие дурные мысли гонял, до беды недалеко было. Вот я и решила, что тебе нужно хорошенько выспаться. Ты не сердись, мальчик.
— Я не сержусь, Оля, — тихо сказал Петя. — Совсем даже наоборот.
До завтрашнего дня им опять оставалось только ждать, но теперь это ожидание было окрашено не страхом, а надеждой на то, что все будет хорошо. То ли из-за ушедшего страха, то ли от последствий того напряжения, в котором он находился несколько дней, то ли от последствий Олиных травок Петя чувствовал дикий голод. Котлеты и пюре на тарелке продолжали дразнить своим ароматом, напоминавшим о доме. Забыв о всяких приличиях, Петя, как голодный волчонок, накинулся на еду.
Мальчишки мне понравились. Обычные среднестатистические мальчишки из провинциального российского города, внезапно оказавшиеся в критической ситуации, но не растерявшиеся и не опустившие руки. Честно сказать, у меня не было ответа на вопрос, как бы в такой ситуации поступила моя Сашка. Или Наткин Сеня.
С другой стороны, в том, что наши с сестрой дети нашли бы выход из сложившейся ситуации не хуже братьев Молевых, я была уверена больше, чем в том, что сама бы справилась с ситуацией в свои четырнадцать лет. Кажется, мы, настоящие книжные дети, были готовы к жестокостям реальной жизни гораздо хуже современных обитателей интернета. Я бы на месте этих мальчишек не догадалась написать сообщение известному блогеру; впрочем, их в моем детстве и не было.
Накануне вечером я все время помнила о том, что не выполнила обещание, данное Вере Молевой, и не съездила повидать ее сыновей. Конечно, большую часть дня мы с Сэмом были заняты подготовкой к суду, но вечер у нас был свободен, просто мы потратили его на рыбу в пальмовых листьях и белое вино. Из-за этого я чувствовала себя виноватой, хотя Сэм и успокаивал меня, убеждая, что отдыхать и расслабляться тоже надо, чтобы не перегореть раньше времени.
Рыба была нежнейшей, соус из лианы необычным, но вкусным, голландское вино — прекрасным, но горечь невыполненного обещания перебивала всю прелесть этого тихого вечера. Я успокоилась только после того, как придумала приготовить мальчишкам настоящую русскую еду, по которой они наверняка соскучились, и взяла с Сэма обещание утром же обеспечить покупку и доставку необходимых продуктов.
Этот человек не бросал слов на ветер, поэтому, проснувшись в половине девятого утра, я обнаружила на кухне все нужные мне продукты и с энтузиазмом взялась за дело. Сэм мою стряпню опробовал первый и, разумеется, похвалил.
— Да у вас талант кулинара, Елена, — заявил он, съев огромную тарелку огненной солянки, для которой в Муа-Майнде, к моему удивлению, нашлись все необходимые ингредиенты, даже телячьи почки. — Есть ли что-нибудь в этом мире, что вы делаете не блестяще? Отчего-то я уверен, что нет.
На последних словах он лукаво улыбнулся, и я покраснела, поняв, на что он намекает. Честное слово, если бы этот человек был чуть моложе и не будь в моей жизни Виталия Миронова, моя добродетель находилась бы под угрозой. Такие мужчины, как Сэм, воздействовали на женщин сокрушительно даже на расстоянии, без прямого физического контакта, а лишь изогнув бровь.
— Сэм, вы волшебны и невозможны одновременно, — засмеялась я. — Немедленно прекратите меня смущать. Если вы доели, то давайте поедем к мальчикам. Мне надо убедиться, что с ними все в порядке.
Собрав судочки с едой и поставив кастрюлю с солянкой в тень (вечером я собиралась поразить своими талантами еще и российского консула), мы собрались и поехали по адресу, который по своим каналам выяснил Самюэль.
С его слов я знала, что Петю и Павла Молевых приютила воспитательница из детского лагеря Оламоаньна Илунга, вдова, потерявшая единственного сына на одной из бесконечных войн, когда-то учившаяся в России, а потому владеющая русским языком. Пожалуй, было удачей, что она встретилась мальчикам.
Приехав к ней домой и дав взятку солдату, стоящему на входе, мы сумели попасть в жилище, представляющее собой маленький покосившийся домик на одну комнату с небольшой кухней и ванной комнатой. Вообще коррупция в Манзании меня, как законника, поражала. Мне было стыдно постоянно участвовать в этих бесконечных взятках, за которые можно оформить любой документ, получить любое разрешение и пройти везде, где хочется. Судья не могла потворствовать такому вопиющему нарушению закона, однако выхода у меня не было. Оставалось успокаивать себя тем, что мы находились в чужой нам юрисдикции.
В квартире Оламоаньны было бедно, но очень чисто. На единственной кровати крепко спал Петя, старший брат. И это меня напугало, потому что часы показывали почти полдень.
— Я вчера сварила ему отвар из трав, — объяснила Оламоаньна, полная, крепко сбитая женщина с круглым лицом, излучающим доброту, и очень грустными глазами. — Мальчик был так напряжен и напуган, я боялась, что он наделает глупостей, сбежит куда-нибудь ночью или еще что похуже. А караулить его у меня не было сил, вот и усыпила, немного не рассчитав.
— Но с ним все будет хорошо? — встревоженно спросила я. — Медицинская помощь не требуется?