Так или иначе, одиннадцатого января все должно было наконец решиться, и оставалось только верить, что выцарапанные у судьи Магути два дня промедления что-то дали Лене. Натке они не помогли ни капельки. Вот уже неделю она не мылась, а потому тело казалось липким и каким-то чужим. Она привыкла заботиться о своей внешности, ценила чувство свежести, тратила немалые деньги на кремы и молочко для тела, не говоря уже о пластической операции, той самой, последствия которой так раздражали толстую Нандо-Ландо.
Натке казалось, что она покрывается коростой, которая прирастает к коже, и отодрать ее будет невозможно, сколько ни стой под горячим душем и ни три кожу пахучими скрабами. Волосы, сбившиеся в жирный колтун, свисали вдоль щек неопрятными сосульками, и Натка то и дело завязывала их узлом, который из-за отсутствия резинки не держался, а спустя короткое время распадался снова, оставляя неприятное ощущение на щеках и шее.
На душе тоже было липко и гадостно. Сегодня она должна была лететь домой после прекрасного, полного отличных впечатлений отпуска, но, как бы ни сложился сегодняшний день, самолет точно улетит без нее.
А дома Таганцев с детьми с ума сходят, до конца не зная, что с ней. Ленка их, скорее всего, держит в курсе, но вряд ли рассказывает всю правду. Как там они без нее? Она старалась гнать от себя эти мысли, чтобы совсем не впасть в уныние.
Даже если у Лены все получится, они все равно не успеют на свой рейс, а значит, нужно будет покупать новые билеты, да еще и где-то жить оставшееся до вылета время. И сколько это, интересно, будет стоить?
О том, что всего лишь позавчера она мечтала сразу после суда отобедать в приличном ресторане, Натка уже не вспоминала. В ее голове, теле, каждой клеточке жила только одна мечта — оказаться дома и увидеть мужа и детей. Думать о том, что будет, если Лена не справится, она боялась. Тридцать шесть лет в африканской тюрьме. Даже если срок скостят наполовину, жизнь все равно кончилась. Да что там наполовину, она даже года не выдержит.
Единственной светлой мыслью в голове была радость за Веру. Та, получив от Сильвии известие, что Лена виделась с Петей и Пашей и у мальчишек все хорошо, вышла из мрачной апатии, в которой пребывала, даже забывая пилить мужа. Весь вечер она трещала без умолку, рассказывая о том, как будет обнимать своих сыновей, когда увидит, что приготовит, когда они окажутся дома, и как никогда больше не будет ругать ни за какую провинность. Услышав последнее обещание, ее муж Гена недоверчиво хмыкнул. Видимо, за совместно прожитые годы жену свою он изучил хорошо и подобное обещание оценивал по-своему.
От постоянного стрекота тонкого, высокого и чуть визгливого Вериного голоса Натка немного устала. Сейчас Вера еще спала, видимо утомившись от предвкушения скорой встречи с сыновьями. Спали все, кроме Натки, а потому в комнате с клетками-камерами стояла звенящая тишина.
В восемь утра принесли кувшины с водой, которой, к сожалению, хватало только на то, чтобы умыться и плеснуть хотя бы немного воды себе на грудь, оттянув ворот футболки. Несмотря на то что воды категорически не хватало, часть ее Натка, спрятавшись за ширмой, где стояло туалетное ведро, тратила на женскую гигиену. Для нее это было важнее, чем даже почистить зубы пальцем без пасты. Ощущения чистоты и свежести это не давало, но хоть что-то.
Спустя полчаса забрали кувшины и принесли завтрак. Ошибку двухдневной давности Натка совершать не стала. Как закончится заседание, она не знала. Где они окажутся после его завершения, было непонятно, а потому подкрепиться следовало с запасом. Ела она механически, практически не ощущая вкуса еды. Да и не было у лепешек из маниоков и бурого риса, принесенного сегодня на завтрак, никакого вкуса. Хотелось пельменей, жареной курицы, а еще огненной солянки с плавающими по поверхности кружками масла, обязательным лимоном и оливками. Вот только взять это все в африканской тюрьме было совершенно неоткуда.
Без десяти девять в комнате опять появились три дюжих охранника и Сильвия, которые должны были доставить «опасных преступников» в зал заседаний. Натка вспомнила полный ненависти взгляд судьи Магути и вздохнула. Личная неприязнь к более молодой и красивой женщине плохо сказывалась на обязательной судейской непредвзятости, и даже нынешний облик немытой и нечесаной Натки явно не поможет.
В зале заседаний их снова втолкнули в клетку и заперли на замок. Спустя пять минут в зал вошла Лена в сопровождении все того же старого голландского еврея, а еще — незнакомого Натке высокого и довольно симпатичного мужика. Видимо, российского консула. Надо же, какой молодой. Интересно, и за что его сослали в эту ужасную глушь.
Впрочем, подумать про консула дальше Натка не успела, потому что открылась задняя дверь и появилась судья Магути, одетая в черную мантию. Недовольно окинув зал взором, она чуть заметно поморщилась при виде Лены и консула, а также сверкнула глазами, остановив взгляд на Натке. Та снова вздохнула.
— Встать, суд идет, — торопливо объявила отчего-то замешкавшаяся Сильвия.
Судья Магути прошла к своему месту, уселась за стол и стукнула по нему деревянным молотком.
— Слушается дело по государственному преступлению, совершенному против государства Республика Манзания группой иностранных лиц по предварительному сговору. Произносимый ею текст ничуть не отличался от того, что они слышали в прошлый раз. — Судебное заседание объявляется открытым. Обвиняемые граждане Российской Федерации Наталья Кузнецова, Геннадий и Вера Молевы и Дмитрий и Надежда Волковы находятся в зале суда. Суд проходит под председательством высокого революционного судьи госпожи Нандо-Ландо Магути. В зале также присутствует помощник судьи и лицензированный переводчик Сильвия Орчанга, адвокат подсудимых Елена Кузнецова и представитель Российской Федерации консул Сергей Караванов. Согласны ли вы, чтобы процесс велся мной на русском языке, или вам требуется официальный перевод от госпожи Орчанга?
— Согласны, ваша честь, — послушно, как подобает хорошей девочке, сказала Лена. — Мы согласны на ведение судебного процесса вами без переводчика.
Надо же, ее сестра меняла свои хотелки прямо на глазах. Позавчера ей вынь да положь требовался переводчик с лицензией, а сегодня он уже не нужен. Отчего-то Натке стало жалко Сильвию, которую заставили эту лицензию оформить. Впрочем, судью Ленины выкрутасы ничуть не смутили, она просто кивнула головой и продолжила говорить.
— Подсудимые, встаньте. Напоминаю, что вы имеете право знать, в чем обвиняетесь, возражать против обвинения, давать показания по предъявленным вам обвинениям либо отказаться от дачи показаний в отношении себя и своих родственников, круг которых определен законом Республики Манзания. При согласии дать показания вам разъясняется, что они могут быть использованы в качестве доказательств по вашему делу. Вам понятны ваши права? Прошу встать и громко подтвердить это, сказав: «Да, ваша честь».
Словно дрессированные пони в цирке, они все по очереди громко сказали: «Да, ваша честь». Следом пришлось подтвердить, что они ознакомлены с материалами дела и хорошо понимают, в чем именно обвиняются. Далее судья Магути зачитала письменное заявление, предоставленное стороной обвинения, в котором подробно расписывались все их «преступления». Особенно смаковала она подробности Наткиного аморального поведения, выведя на висящий за ее спиной экран крупное изображение ее фотографий из телефона.
Натка отстраненно думала, что все-таки выглядит в купальнике хорошо. Ей-богу, не стыдно на пляже снимать парео и подставлять свое тело под любопытные чужие глаза. Повезло Таганцеву с женой, ей-богу. Вот только пляж и Таганцева с таким подходом она увидит не скоро.
Охранники в зале с нескрываемым вожделением смотрели на фотографии, переводя затем взгляд на немытую Натку. Что ж, оригинал сейчас сильно проигрывает фотографии, и тем не менее Натке было не по себе. Взгляды похожих на орангутангов мужчин были сальными и такими скабрезными, что Натка невольно начала опасаться, что в качестве меры наказания ее не только осудят, но еще и изнасилуют.
Хуже всего было то, что в глазах российского консула плескалась насмешка. Наталья Кузнецова терпеть не могла, когда над ней насмехаются мужчины. Тоже мне, зачем, спрашивается, приперся, не смеяться же над попавшей в беду соотечественницей. Геннадий Молев смотрел на экран, приоткрыв рот, и Вера шлепнула его по руке, неодобрительно покачав головой в адрес Натки. Интересно, и что они все находят неприличного в достаточно целомудренном домашнем селфи молодой красивой женщины, сделанном исключительно для внутреннего применения?
Оглашение нарушений закона со стороны остальных участников процесса было гораздо скромнее и заняло значительно меньше времени.
— Собирается ли брать слово защита? — спросила Нандо-Ландо, поджав губы.
— Разумеется, ваша честь.
Лена встала и прошла за отведенную ей кафедру. Одернула легкое крепдешиновое платье, которое сегодня надела в суд. На шее у нее почему-то была повязана красная нейлоновая косынка. По ее знаку сопровождающий ее Самюэль Ван ден Берг подошел к их клетке, достал из кармана такие же косынки и раздал их Натке, Вере и Наде, сделав знак, что они должны их надеть. Вот только колючего нейлона на немытой шее не хватало. Ослушаться, впрочем, никто из троицы не осмелился. В судье, то есть сейчас адвокате Кузнецовой, крылась вся их надежда, а значит, ее распоряжения нужно было выполнять.
— Ваша честь, — начала свою речь Лена, откашлявшись. — В начале своего выступления я скажу, что сторона защиты полностью признает все факты нарушения законодательства Республики Манзания находящимися сейчас в зале суда гражданами Российской Федерации Молевыми, Волковыми и Кузнецовой и не собирается их опровергать.
Натке показалось, что она ослышалась. Что-о-о-о??? Ее сестра и главная спасительница заявляет сейчас в суде, что они действительно нарушили закон? Они правда виноваты во всем, в чем их обвиняют? И что теперь? Она скажет, что все они заслуживают самого жестокого наказания? Впрочем, от судьи Кузнецовой всего можно ожидать, она же помешана на неукоснительном соблюдении буквы закона, и если по местному