Зачем звала, тоже уже не помнила. Кончики ногтей сами собой впились в его шею крепче, наверняка оставляя следы. Неважно. Разум заполонила чистейшая эйфория. И известно чем бы всё закончилось, если бы не громкий стук в дверь. Долбёжь настоящий.
— Эй, кролики в волчьей шкуре, вы там живы вообще? Между прочим, я уже и в Рио успел побывать, и вернуться, а вы всё ещё из камеры выбраться не можете! Слабаки!
И столько искреннего возмущения было в голосе Доминика аль-'Азиза, что я невольно замерла. Сперва замерла, потом — рассмеялась.
— Он как бы прав, — заметила совсем тихо для Амина.
— Угу, — выдохнул тот, продолжив самым бессовестным образом ласкать мою грудь. — Прав. Потом обязательно лишу его всех прав доступа к этому тюремному блоку, — пообещал.
— М-мм… — промычала, сместив ладони с его шеи, зарываясь пальцами в его волосы, слегка массируя. — Господин мой, а если он всё равно не уйдёт? — очень постаралась сосредоточиться не на его действиях и своих ощущениях, а на реальности.
— А я не уйду, да! — стало ответом от того, кто нам помешал. — Буду стоять и комментировать каждый ваш стон, пока вы не психанёте и не выйдете из камеры, чтобы убить меня. А там, раз уж всё равно выйдете, можно и жениться пойти.
— И тут он прав, — заметила.
Амин посмотрел на меня с осуждением.
— Ты вообще на чьей стороне? Или забыла, кто твой господин? — наигранно зло прищурился песчаный волк.
— На твоей, любимый, — тут же приняла смирённый вид, продолжая ласково поглаживать его голову кончиками пальцев. — Разве может быть иначе? — удивилась с самым честным видом.
— Видимо, может, раз ты соглашаешься сейчас со всем, что скажет Доминик, — ущипнул меня за бок, отчего я зашипела. — Бессердечные вы с ним. Оба двое.
Зато отстранился.
— Откуда у меня сердце, если ты его отобрал? — усмехнулась встречно с блаженным вздохом.
Позволила себе не только эту слабость.
Сладко потянулась, прежде чем усесться.
— Но я же тебе своё взамен отдал! — возмутился Амин, скопировав интонации своего племянника. — Что, не сохранила, да? Так и знал, что нельзя было вестись на твои красивые глазки, — тяжко вздохнул.
— А поздно. Всё. Хана тебе, — хмыкнула самодовольно, сбилась со счёта в который раз потянувшись к чулкам и поясу с подвязками.
Бельё бы тоже надела.
Но оно не выжило.
А ещё меня укусили в плечо.
— Ничего, я с тебя за это после обряда спрошу по полной программе, — пообещал хриплым полушёпотом.
Невольно улыбнулась. Закусила нижнюю губу. Чтоб улыбалось поменьше. И сборы начались поскорее. В итоге, через час мы, наконец, в самом деле добрались до места проведения обряда.
А вот там…
— Охренеть просто! — сорвалось с губ вперёд мысли.
Предрассветный сумрак, опутывающий песчаные барханы, разгоняли тысячи факелов. И шатры. Они были повсюду! Сотни шатров. Куда ни глянь. Белоснежные, украшенные цветами, бумажными фонариками и гирляндами… На что угодно, но на скромную уединённую церемонию в присутствии лишь двух свидетелей, это точно не тянуло!
— Доминик? — с тихой яростью в голосе протянул Амин, как только мы выбрались из машины.
— А я что? Меня здесь даже не было! — поднял тот руки в жесте сдачи, отступая. — Но вы бы ещё дольше задержались, и народу бы больше собралось. Скажи спасибо, что журналистов не пустили!
Мой альфа выругался сквозь зубы.
— Ладно, скажи, что мы готовы начать. Но чтоб к нам ближе, чем на десять шагов, никто не приближался. А то не уверен, что не разнесу здесь всё к чертям, — бросил бескомпромиссное племяннику через плечо, ведя меня в одну ему известную сторону. — Прости, — сказал уже для меня едва слышно. — Я совсем не так планировал всё сделать.
Остановилась. И его тоже затормозила.
— Мне всё равно где и как, лишь бы ты был со мной рядом, — произнесла миролюбиво, погладив внутреннюю сторону его ладони, стараясь хотя бы так успокоить. — Ведь это же самое важное, правда же? Чтобы ты и я. Вместе. Всегда.
Мрачное выражение лица мужчины заметно смягчилось. Он притянул меня к себе, поцеловав в висок.
— Правда. Просто хотелось иначе. Чтобы только ты и я. Без всей этой ненужной мишуры и патетики. Ненавижу публичность, — признался под конец.
— Я их не вижу. Только тебя, — отозвалась с ласковой улыбкой. — Никого из них. Для меня есть лишь ты, — обхватила его лицо ладонью, насколько это было возможно. — И ты не смотри. На них. На всё. На меня смотри. Да? — прошептала совсем тихо ему в губы.
— Умеешь ты убеждать, хаяти, — хмыкнул Амин, даруя короткий, полный нежности поцелуй.
— И всё же задержаться вам придётся, — донёсся откуда-то сбоку насмешливое от отца. — Ты снова украл мою дочь, аль-Хайят! — закончил с недовольным рыком.
Обернувшись, мы увидели и его, и маму.
— И на этот раз вы, господин аль-Хайят, уже точно не можете сказать, что всё у вас произошло по обоюдному желанию, — добавила бескомпромиссным тоном родительница.
Я же…
А я — ничего. Стою. Никому не мешаю.
— Не моя вина, что вы плохо следите за безопасностью дочери, — парировал Амин, пожав плечами в полнейшем равнодушии.
В чёрных глазах отца полыхнуло золотое сияние, а из груди в ответ на такую наглость вырвалось рычание.
— Аль-Хайят, тебе жить надоело? — добавил уже на словах.
— А что, тебе не терпится снова скрестить наши когти? — выгнул бровь довольный всем песчаный альфа. — Напомни, кто из нас двоих там побеждал? — деланно призадумался. — Кстати, как бок, зажил? — поинтересовался обманчиво участливо.
Папа напрягся больше прежнего, но уже через мгновение расслабился и покачал головой, усмехнувшись.
— Нет уж, снова я на это не поведусь.
— И это верный выбор, — согласился с ним Амин.
— Или нет… — мрачно дополнил отец.
А я ведь не собиралась вмешиваться, чтобы не провоцировать песчаного волка больше, нежели это делали мои родители, но на реакцию Верховного машинально дёрнулась ему навстречу. Тщетная попытка. Прежде дарующие тепло заботливые объятия моего альфы моментально превратились в стальные. Не сдвинуться и на четверть шага. К тому же, реакция у мамы куда быстрее. Придвинулась к чёрному волку, обняла за плечо.
— Ян, — позвала его мягко. — Мы же собирались просто поговорить, — явно напомнила.
— Разговоры тоже разными бывают, — не проникся тот.
— Так чего ждёшь? — склонил голову набок Амин.
— Когда моя дочь снова решит тебя бросить, — съязвил в ответ папа.
Тело моего альфы напряглось, а одежда затрещала по швам.
— Любимый, — положила ладонь ему на грудь в останавливающем жесте, ощущая, как сильно и скоро бьётся его сердце. — Он просто зол. Ты хотя бы не злись.
И очень постаралась не чувствовать вину перед родителем за выбранную сторону. На ударах сердца Амина сосредоточилась. Ровно семь насчитала, прежде чем мужчина расслабился. И на меня посмотрел. Улыбнулся. Мягко и нежно, как только он один умеет.
— Да. Пошли, — поднял меня на руки и, больше ничего не говоря, понёс мимо всех шатров, на самую их окраину.
И вот что делать?
Смирилась.
С этим — тоже.
Разве что:
— Прошу прощения, — произнесла беззвучно, оглянувшись к маме и папе напоследок.
А дальше был рассвет.
Самый красивый в моей жизни.
Алое зарево растекалось по горизонту, превращаясь в золотистое сияние, подчёркнутое множеством перистых облаков. И если за нашими спинами виднелись сплошь шатры и толпы, то впереди раскинулись бесконечные барханы пустыни, дарующие ощущение столь желанной уединённости. Я даже не слышала голос судьи. Смотрела в жёлтые с зелёным отблеском глаза и понимала, что вновь теряю связь с реальностью. Обряд и вовсе прошёл мимо восприятия. Важным оставались лишь сильные руки, крепко, но аккуратно сжимающие мои ладони, тихий хриплый голос властелина моего сердца и тот момент, когда его губы прижались к моим.
— Навсегда, хаяти, — слово-обещание.
И правда, навсегда…
Останется во мне, как невыводимое клеймо.
— Навсегда, жизнь моя.
Сердце стучало гулко, громко, часто. Поздравления сыпались со всех сторон. А я всё смотрела и смотрела на альфу песчаного клана, никак не в силах насмотреться. И даже после того, как пришлось разделиться, разум отказывался воспринимать другую реальность. Как во сне. Том, где вся суть стремится к лишь одному-единственному. А мир… Мир просто существует. Где-то там. Отдельно от нас.
Вот он — пик моего сумасшествия.
Когда вдруг осознаёшь, что скорее в самом деле погибнешь, нежели согласишься лишиться всего этого.
Погибнешь.
Или погубишь.
Всё то, что мешает…
Всех.
Даже если это…
— Эй, Мири, что с тобой? — потрясла за плечо самая младшая из О'Двайер.
Судя по тому, как хмурилась, не впервые требовала внимания. Но я только сейчас её услышала. Увидела. Восприняла. Заметила.
— Мири, ты чего? — встревоженно осмотрела меня Алексия. — Тебе плохо? Тошнит? Голова кружится? Что не так?
Всё.
Всё не так.
Ведь рядом со мной нет части моей души.
Амина аль-Хайята рядом нет.
Он где-то в соседнем шатре.
Но не со мной.
Не держит за руку. Не целует. Не прикасается. Не обнимает. Не дарит своё тепло.
И это…
Вдруг напугало до чёртиков.
Само ощущение.
Как и факт того, что возможно чувствовать нечто подобное. Не просто страх. Будто взаправду душу вынули. Вроде дышишь. Но уже не живёшь.
А потом приправьте это дикой, безудержной тоской…
Когда смерть становится почти избавлением.
— Ты знала, что даже без парной метки, если у двоих будет ребёнок, то беременность создаёт связь между ними? — задалась вопросом и одновременно с тем озадачила Алексию.
Сестра посмотрела меня совсем задумчиво.
— А если так, я могу чувствовать то же, что чувствует Амин? — спросила снова.
Теперь родственница растерялась.