Предложение второй стороне почему-то не понравилось. Грязно ругаясь, тощий наперсточник в два движения собрал вещи и поспешил вниз по улице, иногда оборачиваясь и потрясая кулаком. Фэрфакс с довольным видом пересчитал монетки:
– Видишь, с магией без гроша не останешься, – ответил он на мой укоризненный взгляд. – А таким простым фокусам уже к концу первого месяца учатся.
– Так и представляю, как я пришедшим по мою головушку наемникам предлагаю в карты сыграть.
– А представь, как они удивятся, когда проиграют. Идем, у меня тоже есть дела.
Выбранный колдуном путь занял больше часа. Мы прошлись вдоль набережной – через западную часть города протекала небольшая речушка, – пересекли огромный, но уже закрывающийся рынок, дошли до главной аллеи, с которой начиналась дорога к дворцу, и только потом повернули обратно. Несколько раз колдун ненадолго отлучался, оставляя меня ждать на улице.
Я стояла в стороне, наблюдая за спешащими по делам прохожими, разглядывала украшенные цветами балконы и прислушивалась к обрывкам разговоров, лишь бы не оставаться наедине с неприятными мыслями, которые колдун пробудил за завтраком.
Город меня все-таки зацепил – отрицать это было невозможно. Всю свою жизнь я провела вдали от шумных улиц, а за дворцовые ворота без сопровождающего отряда стражи выбиралась всего пару раз. Воспоминания о жизни до похищения как-то совсем потускнели, истончились и всплывали все реже и реже. Осталась навязчивая идея, что мне нужно домой, обратно. Вот только запал, который ярко горел пару недель назад, едва я выбралась из плачевного положения бродяжки, начал угасать.
Часть меня хотела в Айлонисе задержаться: изучить город вдоль и поперек, проникнуться шумной жизнью, посетить, в конце концов, недельный праздник в честь короля; а другая… другая часть была и не против, но не остаться, а вернуться как-нибудь потом, после того как все закончится. И даже компания Фэрфакса воспринималась как-то спокойнее, привычнее.
В привычке было все дело: за прошедшие полгода я начисто отвыкла от какой-никакой, но дворцовой жизни и приноровилась вот к этой новой, в которой вместо слащавых комплиментов мне говорили обидные колкости, вместо дорогих нарядов были походные штаны да грязные сапоги, а ночевать вообще приходилось там, где повезет. И вместо верного рыцаря, жаждущего моего внимания, был колдун, желающий от меня избавиться известным только его совести правильным способом. Еще нужно к этому прибавить пробудившуюся магию, которую, даже если отбросить угрозу наемников, стоило бы научиться контролировать. Как бы философски заметили велчане, в хозяйстве пригодится. Одним богам известно, сколько на это уйдет времени: недели, месяцы, годы. Придется как-то все это время с колдуном уживаться. И, к моему тихому ужасу, меня это почти устраивало.
Последняя встреча у Фэрфакса прошла не так гладко, как предыдущие, и вышел он мрачнее тучи. Мое настроение было ему под стать, поэтому остаток пути мы преодолели молча и домой попали за полчаса до срока.
– Долго тебе еще? – все то время, что я переодевалась, колдун недовольно ворчал за дверью, а стоило мне выйти, смерил долгим оценивающим взглядом и замолчал.
– Плохо? – не вытерпела я, поправляя рубашку.
– Я рассчитывал, что обойдусь просто чистым, а теперь тоже придется наряжаться, – протянул он, выталкивая меня из спальни.
Оттуда Фэрфакс вышел, облаченный в светлую рубашку и небрежно расстегнутый черный камзол с высоким воротником. Он уселся на стул и принялся чистить сапоги, бурча под нос, что мог бы пойти и в тапочках. Мне оставалось только неловко улыбаться, потому что заняться было решительно нечем. Разве что в десятый раз поправить пояс да складку на манжете.
Закончив, колдун встал, прошелся по комнате, разминая ноги и, поравнявшись со мной, сунул в руки маленький мешочек. Внутри оказался круглый серебряный медальон на плетеном шнурке.
– Это не подарок, потом вернешь, – ответил он на немой вопрос, показывая на круглый вырез рубашки. – Талисман на случай, если вечер пойдет совсем плохо.
– Ты же говорил, что это семейный ужин. – Колдун уже скрылся в темном коридоре, и мне пришлось поспешить, чтобы не остаться одной в темноте. Коридор заканчивался лестницей, вокруг которой громоздились коробки и несколько перевернутых ящиков, словно слетевших со ступенек. Я сообразила, что именно этим путем утренняя гостья попала к Фэрфаксу домой, и беспорядок вокруг – тоже ее рук дело, а дверь наверху – выход на первый жилой этаж.
– Когда столько магов собирается под одной крышей, всегда все из простого превращается в сложное, – мрачно сообщил колдун, легко взбежал по ступенькам и со скрипом распахнул дверь.
Внутри особняк казался больше, чем снаружи. Поднявшись на первый этаж, мы очутились в просторном, но темном холле-коридоре. Стены, наполовину обитые дубовыми панелями, бархатистые обои со сложным золотистым рисунком, вереница картин в массивных рамах и вычурные лампы из начищенной латуни – все это давило, сжимало и заставляло невольно ступать осторожно, едва ли не озираясь в ожидании какого-нибудь подвоха. Простенькое подвальное жилище колдуна производило куда более дружелюбное впечатление.
Стояла такая тишина, что можно было расслышать позвякивание посуды где-то за стеной. Фэрфакса такая атмосфера совершенно не смутила: он уверенно прошел по коридору и свернул в зал.
Столовая – большая и лишь немного светлее, чем коридор, – была сердцем дома. В нее вело несколько открытых проходов, и я живо представила, как обитатели дома, независимо от того, чем они занимались, в конце дня попадали сюда на ужин. Молодая служанка, накрывавшая на стол, коротко приветственно кивнула. Один из проходов вел в небольшой открытый кабинет-библиотеку, где нас уже ждали.
– Кэлл! – темноволосый юноша вскочил на ноги, едва мы откинули тяжелый полог и прошли через арку. – Уже не думал, что ты в этом году объявишься. Амелия всем плешь проела, что ты полгода как неизвестно где находишься.
– Морт, – Фэрфакс обнял юношу, несколько раз хлопнув по плечам, – у меня были дела.
– Дела? – Морт увидел меня и расплылся в улыбке. – Вот это неожиданность!
– Это Риланна, присмотри за ней, пока Амелия и Гэрри сводят меня с ума очередными счетами. – Колдун бросил на меня чересчур хмурый взгляд, как будто я уже успела сделать что-то не так, хлопнул юношу по плечу и оставил нас одних.
– Меня зовут Мортимер, – легко прервал тишину юноша. – Я двоюродный брат Кэлла.
Я тихо поздоровалась, испытывая неловкость от того, как быстро Фэрфакс спихнул меня со своих рук. Кабинет оказался крохотным: кроме книжных шкафов место нашлось маленькому круглому столу, паре кресел и большой картине с изображенным в полный рост всадником на сером коне. Долго оглядываться не получилось, и все-таки пришлось поднять взгляд на юношу, который стоял посреди комнаты и лениво перекатывал из руки в руку низкий пузатый бокал. Я давно отказалась от попыток определять возраст собеседников на глаз, поэтому просто отметила, что он не уступал в росте колдуну, обладал такими же пробирающими до мурашек льдистыми голубыми глазами, но черты светлого, гладко выбритого лица у него были мягче.
– Рад, что в этом году есть с кем разделить эту торжественно-унылую атмосферу.
– А что будем праздновать? Фэр… Кэллиан не вдавался в подробности.
– Самый лучший день в году – День памяти Бернарда Фэрфакса, – юноша мотнул головой в сторону портрета.
Я споткнулась на ровном месте, ушам не веря. Колдун, будь он неладен, притащил меня на поминки, да еще и обозвал их праздником?
Мне доводилось бывать на днях памяти. Самый запоминающийся был посвящен почившей королеве и требовал соблюдения всего соответствующего случаю придворного этикета: рыданий в платочек, скромного принятия соболезнований, нескромной хвалебной речи в честь деяний покойной, банкета персон на двести в течение пары дней и торжественной клятвы собраться еще через десять лет, чтобы славно провести время. Мне хватило и одного раза, чтобы мысленно поклясться, что я найду способ повторной встречи избежать. Умение с серьезным лицом слушать и самому произносить бесконечный поток льстивых историй и бессмысленных комплиментов покойнику было высшим навыком в королевской семье, но, увы, я им не обладала.
– Соболезную, – невнятно пробормотала я, пытаясь придумать подходящую любезность. Чертов Фэрфакс, мог бы хоть намекнуть! Я поспешно стерла дурацкую улыбку, постаравшись придать лицу хоть немного скорбное выражение. От Мортимера мои попытки не ускользнули, и он прыснул в кулак:
– Не стоит грустить в этот день, – юноша прошел по комнате.
– Почему?
– На похоронах плачут в основном из-за завещания: либо его нет, либо лучше бы его не было. Кэллу едва исполнилось одиннадцать, когда дядя решил, что он слишком хорош для этого мира. – Морт разом осушил бокал, останавливаясь перед портретом. – Кэлл ведь рассказывал о нем?
– Нет. – Я помотала головой, разглядывая изображенного мужчину. Общим с Фэрфаксом у него был только цвет глаз. – Но я знаю, кто это. То есть читала его книги.
– Значит, не знаешь, – заключил Мортимер. – Устраивайся поудобней, это долгая история. Итак, мой дядя…
Бернард Фэрфакс был знаменит: одни знали его как неутомимого исследователя и путешественника, другие – как эксцентричного деятеля, со смелыми, иногда даже чересчур, идеями и предложениями. Кто-то зачитывался его работами, а кто-то предпочитал не выпивать с ним в одной гостиной. Иногда отношение к нему могло меняться дважды, а то и трижды за месяц. И вроде бы все шло своим чередом: умеренно воспитывал детей, баловал племянников, в Ковене ему пророчили место Верховного магистра, а после одного, казалось бы, рутинного путешествия он свихнулся.
Нет, он не расхаживал по улице в простыне на голое тело, не вещал о близком конце света. Наоборот, навязчивая идея захватила его настолько сильно, что поглотила без остатка, не оставляя ни одной свободной минуты, чтобы ею поделиться. Он стал наведываться домой раз-два в год – сменить прохудившуюся дорожную сумку да сдать очередную рукопись в библиотеку. Если хватало времени, заскакивал в Ковен, проведывал Совет, а если и после этого оставался свободный день – выслушивал упреки жены, восхищался выросшей дочерью и хвалил юного сына.