что не взял бы меня в свой дом и не дал бы мне образование наравне со своими сыновьями.
— Так вот как ты попал в Перривейл-корт, — сказала я.
— Да, я был на два года старше Козмо и на три года старше Тристана. В этом мне повезло, потому что иначе мне пришлось бы совсем туго. Эти два года давали мне определенное преимущество. Они были мне нужны, потому что, поселив меня в детской, сэр Эдвард, казалось, потерял ко мне всяческий интерес, хотя иногда я замечал, что он украдкой наблюдает за мной. Слуги меня презирали. Если бы не нянюшка, мне там было бы, наверное, не лучше, чем у тети Ады. Но нянюшка меня жалела. Она любила меня и защищала от всех обидчиков. Я никогда не забуду ее доброты.
Когда мне было лет семь, нам наняли гувернера, некоего мистера Веллинга. Мы с ним сразу поладили. Вне всякого сомнения, его посвятили во все сплетни, но ему не было никакого дела до моего происхождения. Я был намного серьезнее и прилежнее, чем Козмо или Тристан, и к тому же на два года старше.
Не следует забывать и о леди Перривейл. Это была страшная женщина, и я был счастлив, что ей, как я думал, неизвестно о моем существовании. Она редко ко мне обращалась, но даже тогда мне казалось, что она меня не видит. Она была очень крупной женщиной, и ее боялись все, за исключением сэра Эдварда. То, что именно ее деньги спасли Перривейл-корт, не было секретом ни для кого, как и то, что она была дочерью миллионера, владельца угольных шахт или фабриканта железных изделий, относительно последнего обстоятельства мнения расходились. Она была единственной дочерью, и ее отец хотел сделать дочь титулованной леди. Он был готов заплатить за титул, и крупные суммы денег, вырученные от торговли углем или железом, были вложены в крышу и стены Перривейл-корта. Сэра Эдварда подобное положение дел, судя по всему, устраивало, потому что жена обеспечила его не только крышей над головой, но и двумя сыновьями. У меня было одно-единственное желание — держаться от нее подальше. Теперь ты имеешь некоторое представление о том, в какой обстановке я вырос.
— Да. А потом ты уехал в школу?
— Да, и там чувствовал себя намного лучше. Я был ничем не хуже остальных, способным учеником, неплохим спортсменом и благодаря этому вполне преуспевал. Я даже отчасти утратил агрессивность, накопившуюся во мне за предыдущие годы. Когда я прибыл в школу, я был готов защищаться прежде, чем в этом возникала реальная необходимость. Я повсюду усматривал подвохи и искал обиды. Так что школа пошла мне на пользу.
Годы пролетели слишком быстро, и мы выросли. В поместье работы хватало на всех, и могу сказать, что мы сработались. Ведь мы уже успели стать здравомыслящими взрослыми мужчинами… Все трое.
Мне было двадцать четыре года, когда в округе появился майор Даррелл. С ним приехала его дочь, вдова с маленьким ребенком, девочкой. Рыжеволосая и зеленоглазая вдова была необыкновенно хороша собой. Такую красоту нечасто встретишь. Она вскружила голову нам всем, особенно Козмо и Тристану, но она выбрала Козмо, и вскоре было объявлено об их помолвке.
Я пристально посмотрела на него. Что если он и в самом деле был влюблен во вдову, как об этом писали газеты? Что если ее решение выйти замуж за другого всколыхнуло в его груди гнев, отчаяние, ревность? Что если он планировал жениться на ней сам? Нет, я ему верила. Он говорил совершенно искренне. Он описал мне детскую, возглавляемую доброй нянюшкой, и рассказал о неожиданном появлении в их кругу обворожительной вдовы. В газетах было и ее имя — Мирабель.
— Итак, — продолжал он, — она остановила свой выбор на Козмо. Леди Перривейл была этим чрезвычайно довольна. Ей не терпелось женить сыновей и понянчить внуков, и она была в восторге от того, что невестой Козмо стала именно Мирабель. Как выяснилось, мать Мирабель была ее школьной подругой, лучшей подругой, насколько я понял. Позже эта подруга вышла замуж за майора Даррелла, и хотя к моменту описываемых событий ее уже не было в живых, леди Перривейл очень тепло приняла овдовевшего майора и его дочь. Она знала майора в те времена, когда ее подруга выходила за него замуж, и он написал ей, что вышел в отставку и подумывает о том, чтобы осесть в Корнуолле. Леди Перривейл эта перспектива привела в восторг, и она быстро подыскала для него Ракушечный домик. Вот так они там и появились. Вскоре после этого было объявлено о помолвке Козмо и дочери майора. Так обстояли дела незадолго до убийства.
— Ты нарисовал мне очень четкую картину, — сказала я.
— Мы все работали в поместье. На его территории стоял фермерский дом, Биндон Бойс. Фермер, который жил в нем и работал на ферме, умер тремя годами раньше, и землю временно передали другому фермеру, но в доме так никто и не поселился. Он пришел в запустение и нуждался в ремонте.
— Газеты очень много писали о Биндон Бойс.
— Да… изначально он назывался Биндон Буа… потому что рядом была роща. Но местные стали называть его Биндон Бойс, постепенно это название закрепилось за домом. Мы все осмотрели этот дом и раздумывали, как нам лучше с ним поступить.
Я кивнула. Перед моими глазами всплыли жирные газетные заголовки: ДЕЛО БИНДОН БОЙС. Со дня на день ожидается арест подозреваемого. Теперь я все это видела совершенно иначе, а не так, как тогда, когда мистер Долланд восседал во главе стола, и мы все пытались разгадать тайну этого убийства.
— Мы несколько раз побывали в этом доме. Нам предстояло очень много работы. Я отчетливо помню тот день. Мы с Козмо договорились встретиться там, чтобы на месте обсудить наши планы. Я пришел и нашел его там… мертвого… Рядом лежал пистолет. Я не верил своим глазам. Я упал возле него на колени и испачкал пальто кровью… его кровью. Я взял в руки пистолет, и в этот момент вошел Тристан. Хорошо помню его слова: «О Господи, Саймон! Ты его убил!» Я сказал ему, что только-только пришел и он уже был мертв. Но Тристан смотрел на пистолет в моей руке… и я понимал, о чем он думает.
Внезапно он замолчал и закрыл глаза, как будто пытаясь защититься от нахлынувших воспоминаний. Я положила ему на плечо руку.
— Ты ведь знаешь, что невиновен, Саймон. Когда-нибудь ты сможешь это доказать.
— Если мы не выберемся с этого острова, никто и никогда не узнает правды.
— Мы выберемся, — сказала я. — Я это чувствую.
— Это всего лишь надежда.
— Человек всегда должен надеяться.
— Несбывшиеся надежды разбивают ему сердце.
— Это не о нас. За нами обязательно придет корабль. Я это знаю. И тогда…
— Да, что тогда? Мне придется скрываться. Я не смогу вернуться домой. Я не посмею этого сделать. Если я вернусь, меня немедленно схватят и заявят, что своим побегом я сознался в совершении преступления.
— Но что же случилось на самом деле? Ты имеешь хоть малейшее представление?
— Мне кажется, это мог сделать старый Хэрри Тенч. Он ненавидел Козмо. За несколько лет до убийства он арендовал у него ферму. Но Хэрри слишком много пил и ферма пришла в упадок. Козмо выгнал его и поселил в его дом другого человека. Сначала Тенч ушел, но затем вернулся и начал бродяжничать в окрестностях поместья. Он стал в некотором роде лудильщиком. Поговаривали, что он поклялся отомстить Перривейлам, и в частности Козмо. Его не видели в округе на протяжении нескольких предшествовавших убийству недель, но, разумеется, если он задумал убить Козмо, он постарался бы залечь на дно. Во время расследования его имя упоминалось в списке подозреваемых, но затем эту версию отбросили и больше о ней не вспоминали. Я заинтересовал полицию гораздо сильнее. Вражду между мной и Козмо раздули до невероятных масштабов. Похоже, все вокруг бросились на подробности, о которых мне самому ничего не было известно. Кроме того, на все лады пересказывалась история любви Козмо и Мирабель и моей ревности.
— Понимаю. Преступление на почве ревности. А ты… был влюблен в нее?
— О нет. Она пленила нас всех… но нет.
— Может, ты как-то продемонстрировал свое разочарование, услышав о помолвке между ней и Козмо?
— Возможно, мы с Тристаном отметили, что Козмо счастливчик, и сказали, как мы ему завидуем, и все такое. Я не думаю, что мы говорили это сколько-нибудь серьезно.
Воцарилось молчание.
Затем он опять заговорил:
— Теперь ты все знаешь, и я этому рад. У меня как будто гора с плеч свалилась. Скажи, тебя очень шокирует присутствие рядом с тобой человека, подозреваемого в убийстве?
— Я думаю только о том, что этот человек спас мою жизнь и жизнь Лукаса.
— А заодно и свою собственную.
— Ну, если бы ты не спасся сам, ни одного из нас на этом острове сейчас не было бы. Я рада, что ты мне все рассказал. Я очень хотела бы тебе помочь… чтобы все разъяснилось, и ты смог вернуться домой. Возможно, когда-нибудь такой день настанет.
— Ты оптимистка. Ты думаешь, мы когда-нибудь покинем этот забытый Богом остров. Ты веришь в чудеса?
— Мне кажется, что за последние несколько дней я стала свидетелем парочки чудес.
Он опять взял мою руку и пожал ее.
— Ты права, а я неблагодарное создание. Наступит день, когда нас снимут отсюда… И когда-нибудь, возможно, я вернусь в Перривейл-корт, и правда восторжествует.
— Я в этом уверена, — заявила я и поднялась на ноги. — Мы очень долго беседовали. Лукас, наверное, уже беспокоится.
Прошло еще два дня. Воды оставалось на самом донышке канистры, кокосы тоже подходили к концу. Саймон нашел толстую палку, которую Лукас использовал вместо костыля. Он говорил, что нога болит уже меньше, но я не верила в то, что нам удалось ее вправить. Все же теперь он мог проковылять хоть несколько шагов, и это его подбодрило.
Когда мы с Саймоном оставались наедине, он продолжал рассказывать мне о своей жизни, и передо мной вырисовывалась все более отчетливая картина. Окружающая Саймона загадка не давала мне покоя. Мне страстно хотелось ее раскрыть и убедить всех в его невиновности. Я хотела как можно больше узнать о Хэрри Тенче. Для себя я решила, что именно он был убийцей. Саймон сказал, что на месте Козмо он не стал бы так сурово обходиться с беднягой. Да, фермер из него оказался никудышний, а чтобы поместье процветало, его было необходимо поддерживать в надлежащем порядке, но можно было поручить Хэрри Тенчу какую-нибудь другую работу. Но Козмо был убежден, что Тенч ни на что не годен, кроме того, он вел себя дерзко и развязно, а этого Козмо стерпеть не мог.