— Что если кто-то действительно взял серьги?
— Разве чтобы подразнить ее?
— Я, кажется, кое-что вспомнила, — медленно произнесла я. — Я толком и не проснулась, но видела, что по комнате кто-то ходит. Да… И это было возле дивана Аиды.
— Когда?
— Прошлой ночью. Я подумала, что мне это только снится. Я была в таком состоянии, что не знала, сплю я или нет. С тех пор как я сюда попала, мне часто снятся странные сны. Они участились с тех пор, как ты мне дала тот напиток. Я одновременно и сплю… и не сплю. Это похоже на галлюцинации. Я даже не уверена, что то, о чем я рассказываю, мне не приснилось.
— Если ты видела кого-то возле постели Аиды, а наутро исчезли ее серьги, то ты, похоже, не спала.
В этот момент к нам подбежал Самир. Он держал в ручонках что-то яркое и блестящее.
— Смотри, маман, — закричал он, — смотри, какие красивые игрушки.
Николь взяла у него усыпанную камнями коробочку и открыла ее. Внутри лежали рубиновые серьги. Мы с Николь испуганно переглянулись.
— Самир, где ты это взял? — дрожащим голосом спросила она.
— В моей лодке.
Речь шла об игрушечной лодке, которой Самир дорожил больше всего на свете. Он постоянно запускал ее в пруду.
Николь многозначительно посмотрела на меня.
— Я должна немедленно отнести их Рани, — сказала она.
Я протянула руку, пытаясь ее остановить, и нерешительно посмотрела на Самира. Она тут же меня поняла.
— Иди, играй, сынок, — сказала она. — Только никому не рассказывай о том, что ты нашел. Это мелочи, но все равно — никому ни слова. Пообещай мне, Самир.
Он кивнул и умчался прочь.
— Теперь я все вспомнила, — заговорила я. — Мне кажется, ночью я видела Фатиму. Что если это она украла серьги? Чем больше я об этом думаю, тем лучше я понимаю, что все это значит. Ведь это именно она заявила, что нас всех надо обыскать… и упомянула детей. Фатима не очень умная женщина. Она действует слишком прямолинейно и предсказуемо. Она хочет навредить тебе и Самиру. Поэтому она украла серьги, положила их в лодку Самира и надеется, что их найдут и решат, что их украл Самир.
— Но зачем?
— Чтобы его сочли вором.
— Но он еще совсем дитя.
— Возможно, я ошибаюсь. Что случилось бы, если бы серьги обнаружили в его лодке? Он сказал бы, что не знает, как они туда попали, но это не означает, что ему поверили бы. Возможно, об этом случае рассказали бы паше. Если бы Аида опять к нему попала, она обязательно обо всем бы рассказала. Вполне возможно, она это еще сделает. И вполне возможно, мальчика наказали бы. Паша был бы разгневан. Теперь ты меня понимаешь? Но, возможно, я ошибаюсь.
— Нет… Нет, я не думаю, что ты ошибаешься.
— Возможно, она заявит, что серьги украл Самир, а когда пропажу обнаружили, он испугался и отдал их тебе.
— Что же мне делать?
— Давай от них избавимся… И поскорее. Брось их. Все равно где. Не дай Бог, их увидят у тебя. Как ты это объяснишь? Тебя спросят, как они попали в лодку Самира. Все будут уверены, что Самир сам их туда положил. Все это будет очень скверно. Оставь их… возле пруда. Коробочка обязательно привлечет чье-нибудь внимание, их тут скоро найдут. В этом случае Самир будет ни при чем. Я уверена, что надо его от этого оградить.
— Ты права, — кивнула она.
— В таком случае, чем скорее ты от них избавишься, тем лучше.
Она кивнула. Затем осторожно поставила футляр на землю, и мы поспешно ушли.
— Я уверена, что это дело рук Фатимы, — опять заговорила я. — Я пытаюсь припомнить, что еще я видела ночью. Ведь это совсем нетрудно, встать с дивана, думая, что все спят, и взять футляр.
— Я и сама знаю, что это была Фатима. Да, это все она подстроила. Как же я ненавижу эту женщину! Я ее когда-нибудь убью.
Вскоре футляр обнаружили. Аида говорила, что ничего не понимает. Она оставляла серьги возле дивана. Должно быть, кто-то их взял, а затем испугался и подбросил их.
Рани заявила, что серьги нашлись, а значит, и делу конец.
На самом деле все было совсем не так. Вражда между Николь и Фатимой все усиливалась и достигла угрожающих масштабов. Судя по всему, Аида так и не забеременела, и это обострило соперничество между матерями Самира и Фейзала. Аида смотрела на всех волком. Кто-то пустил слух, что она объявила о пропаже серег, чтобы привлечь внимание к тому факту, что она очень понравилась паше, и он сделал ей подарок. В гареме постоянно шла борьба за лидерство, что вело к склокам и сплетням. Возможно, это объяснялось тем, что женщинам просто нечего было делать.
Николь не знала, как ей меня благодарить. Она отчетливо понимала, какая опасность угрожала ей и Самиру. Ведь если бы малыша заклеймили как вора, его репутация в глазах паши была бы запятнана, и, возможно, это привело бы к потере благосклонности могущественного повелителя. Николь была убеждена, что никто, кроме Фатимы, не способен на подобную подлость.
Она стала больше доверять мне. Я всегда знала, что ее и старшего евнуха связывают какие-то особые отношения, но теперь она добавила, как они вместе плыли на корабле, потерпевшем крушение. Она не сказала, были ли они влюблены в друг друга, но, возможно, их чувства тогда только зарождались. Его, как и Николь, продали паше, который тогда остро нуждался в евнухах. Это и определило его судьбу. Он был высоким привлекательным и умным мужчиной, что позволило ему быстро подняться до своего нынешнего положения. Николь передавала ему информацию обо всем происходившем в гареме, а он снабжал ее новостями из внешнего мира. Они оба как могли приспособились к навязанной им жизни.
Когда я узнала, как близки они были до своего рабства, я начала лучше понимать их нынешние отношения. Они не сразу смирились со своей участью, но теперь он был старшим евнухом, а Николь рассчитывала со временем стать первой леди гарема.
Наши отношения с Николь тоже развивались. Я выручила ее сына из ситуации, которая могла поставить крест на ее надеждах, и она хотела отблагодарить меня за оказанную помощь.
Я попыталась убедить ее в том, что между друзьями не может быть и речи об оплате долгов. Она ответила мне, что и сама это прекрасно понимает, но если ей представится возможность мне помочь, то обязательно попытается это сделать, а ей прекрасно известно, что больше всего на свете я мечтаю избежать уготованной мне в гареме судьбы. Когда-то, очень давно, она испытывала похожие чувства, и благодаря этому она понимала меня как никто другой.
Первым делом она принесла мне еще одну записку. Я решила, что она рассказала своему другу, старшему евнуху, об истории с серьгами и заручилась его поддержкой. Ради нее он и шел на этот риск.
Записку мне передали таким же образом, как и предыдущую. Оставшись в одиночестве, я с нетерпением прочитала следующее:
Не теряй надежды. От своего друга я узнаю о том, что происходит по ту сторону стены. Как только представится возможность, я буду готов. Ты тоже должна быть готова. Не предавайся отчаянию. У нас есть друзья. Я о тебе не забываю. У нас все получится.
Невозможно передать, каким утешением стали для меня эти строки.
Иногда я погружалась в уныние и спрашивала себя, что он может предпринять. Затем я убеждала себя в том, что он что-нибудь обязательно придумает, и я должна продолжать надеяться.
Николь не спускала с Самира глаз. Я тоже присматривала за мальчиком. Мы с ним подружились. Он знал, что я много времени провожу с его матерью и что между нами существуют какие-то особые отношения. Мне казалось, он претендует на то, чтобы быть частью этих отношений.
Самир был очаровательным ребенком, здоровым и красивым. Он любил людей и был убежден, что они платят ему взаимностью. Как-то раз, когда я сидела в одиночестве у пруда, он подошел ко мне и показал свою лодку. Мы начали запускать ее, и он с мечтательным выражением на лице следил за ее плаванием.
— Она приплыла издалека, — вдруг произнес он.
— Откуда же? — спросила я.
— С Map… Map…
— С Мартиники? — вдруг осенило меня.
Он радостно кивнул.
— Она плывет во Францию, — добавил он. — В Лион. Там есть одна школа…
Я догадалась, что его мать рассказала ему свою историю, потому что он продолжал:
— Пираты! — вдруг закричал он. — Они хотят нас захватить, но мы этого не позволим. Бах! Бах! Убирайтесь, пираты, вы плохие! Вы нам не нравитесь! — Он замахал руками на воображаемые пиратские корабли, а затем с улыбкой обернулся ко мне. — Все в порядке. Не бойся. Они все уплыли. — Он указал на дерево и добавил: — Инжир.
— Ты любишь инжир? — спросила я.
Он энергично закивал.
К нам подошла его мать. Она слышала наш разговор.
— Он обожает инжир, верно, Самир?
Мальчик потупился и опять кивнул.
Позже я вспомнила об этом разговоре.
Я сидела у пруда, размышляя над тем, как быстро проходят дни, и над тем, что скоро вернется паша. Удастся ли мне выйти из положения еще раз? На этот раз уже не будет никакого снадобья. Иначе Рани точно что-то заподозрит. А если я его и приму, как оно на меня подействует? Что знает Николь об этих зельях? Да и вряд ли Рани на этот раз доверит кому-нибудь приготовление афродизиака. Она вовсе не глупа. Вполне возможно, она поняла, что произошло в прошлый раз. «Есть ли у меня хоть какая-нибудь надежда? — спрашивала я себя. — Что если у Саймона, кроме ободряющих слов, для меня больше ничего нет?»
Ко мне опять подошел Самир. В руке у него был крупный инжир.
— Ого! — восхитилась я. — Вот это инжир.
— Да, — кивнул он. — Меня угостила Фатима.
— Фатима! — у меня по спине побежали мурашки. — Отдай мне этот инжир, малыш.
Он тут же спрятал руку за спину.
— Он не твой. Я сам его съем.
— Ну, тогда просто покажи его мне.
Самир сделал шаг назад и поднял вверх руку с инжиром.
Я направилась к нему, намереваясь отобрать угощение, но он бросился бежать, и мне пришлось погнаться за ним.