Когда я вошла в харчевню, Лукас меня уже ждал, а меня при виде его охватила радость. Я почувствовала себя счастливой.
Он встал и взял меня за руки. Несколько секунд мы пристально смотрели друг другу в глаза, потом он наклонился и поцеловал меня в щеку.
— Ты похорошела, — отметил он. — Что ж, присаживайся. Как дела? Я заказал сидр. Для чая слишком рано, как ты думаешь?
Я кивнула.
— Так значит, они позволяют тебе брать лошадь?
Я опять кивнула.
— Они очень любезны.
— А ученица?
— Я ее постепенно приручаю.
— Ты, похоже, чрезвычайно довольна собой.
— Лукас, как обстоят дела в Трекорне? Как дети?
— Их очень обидело то, что ты их бросила.
— Не может быть.
— Может. Они спрашивают о тебе по двадцать раз на день. Только и слышно: «Когда она вернется?» Я хочу задать тебе этот же вопрос.
— Еще слишком рано, Лукас.
— Что тебе дает эта работа?
— Я не могу объяснить тебе это, Лукас. Мне очень жаль.
Признание было готово сорваться с моих губ. Но я решительно напомнила себе о том, что это не моя тайна.
— Гувернантка! Я себе и представить такое…
— Я получила письма из дома.
— От тети Мод?
Я кивнула.
— И от отца.
— Молодчина тетя Мод.
— Лукас, пожалуйста, пойми меня.
— Я отчаянно пытаюсь это сделать.
Нам принесли сидр, и несколько секунд мы сидели молча. Затем он заговорил:
— Нам с тобой пришлось пережить невероятные приключения, Розетта. Это не могло не оставить след. Ты только взгляни на нас. Тебя они превратили в гувернантку, а меня — в калеку.
— Милый Лукас, — произнесла я и протянула ему руку.
Он взял ее и улыбнулся мне.
— Общение с тобой идет мне на пользу, — хмыкнул он. — Если ты устанешь воспитывать эту маленькую шалопайку и не захочешь возвращаться к тете Мод, не забывай, что совсем неподалеку тебя ожидает тихая гавань.
— Я об этом помню, Лукас. Это придает мне сил. Я так люблю тебя, Лукас…
— Я жду неизбежного «но».
— Как жаль… — начала я.
— Мне тоже очень жаль. Но излишняя сентиментальность нам ни к чему. Расскажи мне о своем новом доме. Его окутывает завеса тайны.
— Ну еще бы. Это все из-за того, что там произошло.
— Нераскрытое убийство всегда оставляет неприятный осадок. Над ним всегда висит знак вопроса. Вот ты, например, вполне можешь жить под одной крышей с убийцей.
— Вполне возможно.
— В твоем голосе звучит убежденность. На самом деле там все было достаточно очевидно. Разве виновник не сбежал?
— У него могли быть на то свои причины.
— Ладно, это нас не касается. Я заговорил об этом только потому, что ты живешь в этом доме, и мне это не нравится. И дело не только в убийстве. Ты часто видишь хозяев?
— Большую часть времени я провожу с Кейт.
— С этим маленьким чудовищем.
— Она — очень интересный ребенок. Мы уже заканчиваем читать «Остров сокровищ».
— Какая радость!
Я засмеялась.
— А потом мы приступим к «Графу Монте-Кристо».
— Я не знаю, как выразить свое изумление!
— Не насмехайся. Если бы ты знал Кейт, ты бы понял, какой это большой успех. Мне кажется, что я ей нравлюсь.
— Что в этом необычного? Ты многим нравишься.
— Но они — не Кейт. А вообще это все так увлекательно, Лукас. Меня заинтриговал этот дом. За этим всем что-то стоит.
— Ты опять об убийстве.
— Но там действительно произошло убийство. Мне кажется, что подобные события накладывают свой отпечаток и на место, где они произошли, и на живущих там людей.
— Теперь я понимаю, что тебя так заинтересовало. Рассказывай, что тебе удалось обнаружить?
— Ничего… или, скорее, очень мало.
— Ты часто видишь несравненную Мирабель?
— Время от времени.
— И она в самом деле так неотразима?
— Она очень красивая. Мы ее встретили, помнишь, когда овцы загородили дорогу. Ты не можешь не признать, что это необычайная женщина.
— Хм.
— Я общаюсь с ней только как гувернантка. Она всячески дает мне понять, что очень довольна мной. Похоже, что до меня ни одной гувернантке не удавалось призвать к порядку ее дочь. Теперь же она почти нормальный ребенок. Хотя это оказалось совсем нетрудно. Она с самого начала знала, что я не нуждаюсь в этой работе, и я пригрозила уйти, если она будет создавать мне серьезные проблемы. Удивительно, какая сила кроется в безразличии.
— Я это всегда знал. Именно поэтому я делаю вид, что нынешние обстоятельства моей жизни мне совершенно безразличны.
Я облокотилась о стол и пристально посмотрела ему в лицо.
— Да, Лукас, я это заметила. И еще я заметила, что на самом деле они тебе далеко не безразличны.
— Ты права. И прежде всего я не могу равнодушно смотреть на то, как ты себя губишь. Меня это просто возмущает. По этому вопросу мне не удается даже изобразить спокойствие. Расскажи мне об этих людях. Они хорошо с тобой обращаются?
— Безупречно. Я могу отлучаться, когда захочу, и, как видишь, располагаю лошадью. Для меня выбрали просто замечательную лошадку, гнедую кобылу по кличке Золотце.
Я рассмеялась. Мне так приятно было сидеть рядом с Лукасом.
— Замечательное имя.
— Обладательница имени тоже замечательная. Леди Перривейл подчеркивает, что они не относятся ко мне как к обычной гувернантке. Я ведь профессорская дочка и все такое. Эта ситуация напоминает мне о том, как в нашем доме появилась Фелисити.
— Только у нее ученица была получше.
— Милая Фелисити. Мы сразу подружились, с первого же дня.
— Ты ей уже сообщила о своих подвигах?
— Еще нет. Я ведь здесь совсем недавно. Я ей напишу. Вначале я хотела привыкнуть к своей новой роли. Я рассказала тебе о Мирабель, о молодой леди Перривейл. Есть ведь еще старая леди Перривейл. Но я думаю о ней как о Мирабель, потому что именно так ее называли в газетах. Она очень любезна, как и сэр Тристан.
— Значит, ты и с ним познакомилась.
— Это было очень мимолетное знакомство, но именно он предложил мне лошадь. И меня будут изредка приглашать на званые обеды.
— Прерогативой юных гувернанток является выравнивание численности гостей за столом… особенно если мероприятие не является особенно важным.
— Меня могут пригласить и по важному случаю. Они хотят пригласить к обеду тебя и Карлтона. Они откладывают приглашение из-за смерти Терезы.
Я заметила, что в его глазах вспыхнул интерес.
— Так значит, нас с тобой пригласят вместе?
— Ты же приедешь, если они позовут, правда, Лукас?
— Можешь не сомневаться.
— Карлтону уже легче?
Лукас приподнял плечи.
— Я не думаю, что он когда-нибудь оправится от этого удара. Мы, Лоримеры, очень верные создания.
— Бедный Карлтон. Я так ему сочувствую.
— Я чувствую себя виноватым. Ты помнишь, что я ему завидовал? Я даже говорил себе: «Почему у него всегда все хорошо? Почему я искалечен, а он продолжает наслаждаться безмятежным существованием?» А теперь ему намного хуже, чем мне. У меня искалечена нога, а он потерял самого важного в его жизни человека. Мне бы хотелось ему помочь, но я не знаю как.
— Быть может, спустя какое-то время он женится.
— Это было бы лучше всего. Ему нужна жена. Без Терезы он чувствует себя совершенно потерянным. Но это, разумеется, если и случится, то не сейчас. А пока Трекорн — очень унылое место. Если бы ты вернулась, это помогло бы рассеять тоску.
— А дети… Они счастливы? — спросила я.
— Они слишком маленькие и не умеют долго горевать. Насколько я знаю, они все еще вспоминают маму и иногда плачут… но потом забывают о своем горе. Добрая, милая нянюшка Крокетт творит настоящие чудеса, но я все равно не могу простить ей всю эту затею. И зачем ей это понадобилось?
Он пристально смотрел на меня, и я почувствовала, что мое лицо заливает краска.
— Я не верю, что у тебя нет каких-то особых мотивов, — продолжал он.
«Объясни все и немедленно, — говорила я себе. — Ты не имеешь права водить его за нос».
И все же я не могла ему ничего сказать. Я не имела права распоряжаться чужой тайной.
Помолчав немного, он произнес:
— Мне кажется, я тебя понимаю. Мы уже никогда не станем такими как прежде. Ты согласна? Я иногда вспоминаю нашу первую встречу. Мы тогда были совсем другими… и ты, и я. Ты помнишь, каким я тогда был?
— Отлично помню.
— Я сильно отличаюсь от себя прежнего?
— Да, — сказала я.
— Ты тоже была другая. Ты еще училась в школе и была такой юной… невинной… исполненной энтузиазма. И потом, на корабле. Мы часто сидели на палубе и разговаривали… Ты помнишь Мадейру? Мы и не догадывались, что скоро нас ожидает весь этот кошмар.
Он говорил, а я как будто заново проживала эти счастливые моменты.
— Прости, — вдруг произнес он. — Мне не следовало тебе напоминать. Если бы у нас была хоть капля здравого смысла, мы попытались бы обо всем забыть.
— Такое не забывается, Лукас, — покачала я головой. — Мы никогда не сможем этого забыть.
— Мы могли бы забыть… если бы очень этого захотели. Мы могли бы начать новую жизнь… вместе. Ты и я. Помнишь, как мы говорили о наших инициалах? Я тогда сказал, что жизнь неспроста свела нас вместе, еще ничего не зная о будущем. Как близки мы стали с тех пор. И еще я сказал, что ты могла бы наставить меня на путь истинный. Помнишь?
— Да, отлично помню.
— И это правда. Это означало, что ты можешь меня спасти. Вот видишь, так и случилось. Я тогда говорил как пророк. Мы с тобой… Вдвоем мы преодолеем любую преграду. Мы можем сделать нашу жизнь еще лучше, чем она была прежде.
— О Лукас! Мне очень жаль…
— Мы могли бы уехать куда захотим.
— Ты не можешь оставить Трекорн, Лукас. Карлтон в тебе очень нуждается.
— А впрочем, какая разница, где жить? Мы могли бы помочь ему вместе.
— Лукас, мне так жаль…
Он сокрушенно улыбнулся мне.
— Я понял, — произнес он. — Что ж, давай тогда пользоваться тем, что мы имеем. Что бы ни случилось в будущем, то, через что нам пришлось вместе пройти, сблизило нас. Ты теперь мой верный друг, правда?