Я покачала головой.
— Это очень трудно. Мне ничего не удается узнать. Иногда мне кажется, что у нас ничего не выйдет.
— Я уверена, что вы что-нибудь выясните. В этом доме скрывается какая-то тайна. Жаль, что я не могу в него попасть.
— Кое-какая информация у меня есть, но пока она никуда не ведет.
— Что ж, не опускайте руки. Вы не пробовали беседовать с миссис Форд? Ей известно практически все, что происходит в этом доме.
— Быть может, вы могли бы с ней поговорить? Вы ведь с ней подруги.
— Я пробовала, но это ничего мне не дало.
— Возможно, она ничего не знает… а если знает, то не хочет сплетничать о членах семьи?
— Может, она разоткровенничается с вами как с обитательницей дома? Вы ведь теперь одна из них. Я сейчас посторонняя.
Я заметила, что Кейт прислушивается к нашему разговору, и подала сигнал нянюшке Крокетт, которая меня поняла и заговорила о детях и о том, что они скоро будут нуждаться в гувернантке.
— Вы ведь сюда не вернетесь, правда, Крэнни? — окликнула меня Кейт.
Тем самым она подтвердила, что слышала все, о чем мы говорили.
— Не вернусь, если ты меня не вынудишь, — ответила я.
Кейт скривилась. Но мне стало ясно, что поговорить с нянюшкой Крокетт мне не удастся.
Вскоре пришла одна из служанок и сообщила, что вернулся мистер Лоример.
Я оставила Кейт в детской и спустилась вниз, чтобы поговорить с Карлтоном. Он по-прежнему был очень подавлен, но, увидев меня, обрадовался.
— Меня беспокоит Лукас, — начала я. — Что вы знаете об этой операции, которая ему предстоит?
— Очень мало, — ответил он. — Он недавно ездил в Лондон, к этому доктору, и прошел тщательное обследование. Его решение — результат этого обследования.
— Как вы думаете, они смогут ему помочь?
— Лукас не сказал мне ничего конкретного. Он говорил о научных достижениях в области лечения переломов. Сейчас будет предпринята попытка исправить вред, нанесенный неправильным сращиванием кости.
— Я постоянно корю себя за то, что мы не сумели правильно вправить сломанную кость. Если бы нам это удалось, Лукас был бы сейчас здоровым человеком.
— Розетта, вы не должны винить ни себя, ни этого парня, который был там с вами. Вы сделали все, что могли. Вы оба спасли ему жизнь. Это максимум того, что вы могли для него сделать. Поверьте, он вам безмерно за это благодарен. Я знаю, что он не умеет серьезно говорить о серьезных вещах, но его чувства намного глубже, чем можно предположить.
— Да, я знаю.
— Я думаю, он лучше нас знает, как ему будет лучше. Видите ли, это его шанс, и он решил им воспользоваться. Возможно, после операции ему станет еще хуже, но если все пройдет успешно, то он станет совершенно другим человеком.
— Как я поняла, это большой риск.
— Я тоже так понял.
— Я надеюсь, что вам сообщат о результате операции, как только станет ясно, как она прошла.
— Я в этом уверен.
— Карлтон, когда вам об этом сообщат, вас не затруднит отправить мне записку?
— Конечно же, я это сделаю.
Мы немного помолчали.
— Для него это стало большим ударом, — нарушил молчание Карлтон. — Он всегда тяжело переживал любые недомогания. Он терпеть не может болеть. А подобное увечье… и вовсе повергло его в уныние.
— Я знаю.
— Мне хотелось бы… чтобы он женился. Мне кажется, это очень много для него значило бы.
— При условии, что брак окажется счастливым.
— Счастливый брак — это идеальное состояние.
— Да… если сам брак идеален. В противном случае счастье превращается в сплошные компромиссы.
Я поняла, что Карлтон вспомнил собственный брак.
— А потом, — грустно добавил он, — твое счастье внезапно обрывается… и ты спрашиваешь себя, быть может, было бы лучше, если бы у тебя никогда его и не было?
— Карлтон, я вас очень хорошо понимаю, но мне кажется, вам следует радоваться тому, что у вас было.
— Да, вы правы. Я просто упиваюсь жалостью к себе, а это неправильно. Как вы находите близнецов?
— Они в полном порядке. Нянюшка Крокетт, конечно, молодец. Они подросли, верно?
— Мы скоро будем подыскивать для них гувернантку, — Карлтон задумчиво посмотрел на меня.
— Я ведь на самом деле не гувернантка, — ответила я на его взгляд.
— Я слышал, что вы делаете с этой девочкой чудеса.
— Моя слава достигла даже Трекорна! — отшутилась я.
— Вы должны закусить с нами перед отъездом, — сменил он тему.
— Спасибо. Думаю, так будет лучше. До Перривейла ехать и ехать. Я позову Кейт.
— Да, слуги уже накрывают на стол.
Услышав о ленче в столовой Трекорна, Кейт пришла в восторг. Карлтон был с ней очень предупредителен и обращался как со взрослой, что ей немало польстило. Она отдавала должное блюдам и оживленно болтала о Перривейле. Это позабавило Карлтона и даже немного его развеселило. В общем, визит удался.
Карлтон проводил нас до конюшни.
— Спасибо за то, что навестили нас, — произнес он, обращаясь как ко мне, так и к Кейт. — Надеюсь, это не последний визит.
— Конечно, — откликнулась Кейт, вызвав мое одобрение и благодарность Карлтона.
— Ленч мне понравился, — заявила Кейт на обратном пути. — Но эти близнецы со своим дурацким кукольным домом меня просто уморили.
— Разве этот домик тебе не понравился?
— Крэнни, я не ребенок. Я не играю игрушками. Он хочет, чтобы вы вернулись, я угадала?
— Кто?
— Этот старый Карлтон.
— Мне кажется, у тебя чрезвычайно ограниченный запас слов. Ты всех людей описываешь одним и тем же прилагательным.
— Каким прилагательным?
— Старый.
— Но он и в самом деле старый. И он в самом деле хочет, чтобы вы вернулись и учили этих глупых близнецов, верно?
— Хоть близнецы не старые. С чего это ты взяла?
— Потому что нянюшка Крокетт хочет, чтобы вы вернулись.
— Как, не старая нянюшка Крокетт?
— Ну, она такая старая, что об этом уже можно не говорить. Она сказала, что напишет вам, и Карлтон тоже.
— Карлтон напишет мне о своем брате. Он сообщит, как прошла операция.
— Наверное, они отрежут ему ногу.
— Что за вздор! Как ты можешь такое говорить? Они ее вылечат. Он мой близкий друг, поэтому вполне естественно, я хочу знать, как у него дела. Так что… его брат и нянюшка Крокетт будут держать меня в курсе.
— А! — протянула она и рассмеялась.
Внезапно она затянула песню:
Пятнадцать человек на сундук мертвеца,
Йо-хо-хо, и бутылка рому!
Пей, и дьявол тебя доведет до конца…
Я подумала, что она все-таки очень ко мне привязалась.
Несколько следующих дней мне было очень грустно. Я только теперь начала понимать, как много для меня значило то, что Лукас всегда был рядом. Меня все сильнее беспокоила его операция. Карлтон знал не больше моего. По своему обыкновению, Лукас никого не посвятил в детали предстоящего ему испытания.
Я вдруг отчетливо поняла, сколь бессмысленны мои усилия. Лукас считал их напрасной тратой времени, и он был прав. Если бы он был неподалеку, я отправила бы в Трекорн записку и назначила бы ему встречу в «Короле-Моряке».
Я спрашивала себя, каковы будут результаты этой операции, и не находила себе места от беспокойства.
Кейт почувствовала мое уныние и пыталась меня подбодрить. Когда мы читали, мне не удавалось сосредоточиться, и это ее озадачивало. Именно сейчас я убедилась в том, что я ей не безразлична. В другое время такое открытие меня чрезвычайно обрадовало бы, но сейчас я могла думать только о Лукасе.
Она пыталась меня разговорить, и я начала рассказывать ей о своем прошлом. Я рассказывала ей о доме в Блумсбери, о своих родителях и их страсти — Британском музее. Ее позабавило то, что меня назвали в честь камня.
— Это почти как у меня, — отметила она. — Отца у меня нет вообще, а мама постоянно чем-то занята… Не Британским музеем, конечно… но дел у нее всегда хватало.
В другое время я не оставила бы подобную реплику без внимания, но сейчас у меня из головы не шел Лукас, так что я этот момент упустила.
Она попросила меня рассказать о мистере Долланде. Я описала его выступления, и ее очень заинтересовали «Колокольчики».
— Вот бы их тут поставили, — вздохнула она. — Здорово было бы, как вы думаете?
Я согласилась с ней и подтвердила, что мне они тоже доставляли в свое время немало удовольствия. Она взяла меня под руку и на мгновение прижалась ко мне, продемонстрировав удивившую меня нежность.
— Это не страшно, что они ничего не хотели знать, кроме Британского музея, правда? Это не страшно, если у вас есть другие люди…
Я была глубоко тронута. Она пыталась сказать мне, что мое присутствие компенсировало ей недостаток материнской ласки.
Когда я рассказала ей о появлении в нашем доме Фелисити, она взвизгнула от восторга. Я прекрасно поняла причину этой радости. Она провела параллель с моим прибытием в Перривейл-корт.
— Вы думали, что вот сейчас приедет какая-то ужасная гувернантка, — кивнула она.
— И к тому же старая, — добавила я, и мы расхохотались.
— Они все старые, — согласилась она. — А вы думали, как вы будете от нее избавляться?
— Нет, не думала. Я не была таким чудовищем, как ты. Она так и зашлась в приступе веселья.
— Вы ведь теперь не уедете, правда, Крэнни? — переспросила она.
— Если я буду знать, что нужна тебе…
— Нужна.
— А я думала, что ты ненавидишь всех гувернанток.
— Всех, кроме вас.
— Это большая честь. Я польщена.
Она смущенно улыбнулась:
— Я больше не буду называть вас Крэнни. Теперь вы будете Розеттой. Мне кажется, это так смешно! Назвать ребенка в честь камня!
— Ну, это был очень необычный камень.
— Старый камень!
— Очень уместное прилагательное.
— И все эти кривульки на нем… как червяки.
— Иероглифы ничуть не напоминают червяков.
— Все, решено. Вас зовут Розетта.