Опасность была велика. Он не мог предполагать в Лилии величия души и твердости Эклермонды; свободная после смерти жениха, она уже не могла иметь прежних отговорок; предоставленная самой себе, своему горю, она могла, наконец, сломиться под игом, державшим ее в заключении, а с Уолтером Стюартом было тягаться труднее, чем с самим Бомондом Бургундским!
Все эти мысли толпились в голове Малькольма. Повсюду он видел опасность, неизвестность и в отчаянии прислонился к спинке стула; мысли его все более и более путались; он слышал, точно во сне, рыдания и стоны сестры… отчаянные, неистовые крики Патрика, старания игуменьи утешить и успокоить несчастного рыцаря! Голова его кружилась от ужаса, но вдруг среди стонов раздался сладкий голос, и следующие слова кротко и нежно донеслись до его слуха:
– Теперь я буду молиться за вас и вашу сестру!
Потом к этим словам присоединилось пение молитвы: «В скорби прибегаем к Тебе, Господи!» Затем крики постепенно смолкли, два голоса пели хвалебную песнь Христу, и в это мгновение Малькольм очнулся и узнал голос Патрика, говорившего:
– Я пойду искать ее по всем замкам Шотландии!
– Стой, Патрик, – сказал Малькольм, вставая. – Этот святой долг лежит на мне!
– На тебе? Но ты бледен как полотно, бедный друг мой, и падаешь в обморок, слушая об этом происшествии. Тебе ли искать ее? Да что ты? Одумайся!.. – И Патрик горько усмехнулся.
– Да, Патрик, у меня хватит на это силы, – сказал Малькольм. – Мой долг отыскать Лилию, а не твой. И Господь даст мне мужество исполнить его!
Патрик резко его перервал:
– Ни люди, ни черти не в состоянии меня убедить, что долг этот лежит не на мне!
– Ты еще пленник короля… – продолжал Малькольм с возрастающей энергией. – Ты связан словом вернуться к нему, и эти известия должны быть тотчас же переданы ему.
– Всякий конюх может это исполнить.
– Да… но не так скоро и точно, как ты! Еще раз повторяю: долг воспрещает тебе пускаться в опасности, как бы ты того ни желал.
– А честь не дозволяет мне пускать тебя, Малькольм, одного в волчью пасть.
– Ведь я не тот слабый, глупый мальчик, что был прежде, – отвечал Малькольм, – и в студенческом платье я в безопасности пройду туда, куда нет доступа тебе с копьем и латами! К тому же я так изменился, что меня никто и не узнает… Не так ли, матушка?
– Конечно, – отвечала игуменья.
– Ученик – добыча ничтожная!.. Никто на него не обратит внимания; а приют он найдет и в замках и в монастырях. Я хочу попытаться узнать в Холдингхэме, куда делись оба монаха, и напасть на их след.
Но Патрик задрожал от бешенства, слыша это намерение… ему следовало бы, по крайней мере, сопровождать брата и беречь его, – как он и поклялся в том старику отцу, – говорил он.
Но, поразмыслив немного, он убедился, что путешествие вдвоем навлекло бы подозрение на Малькольма и испортило бы весь план. Он понял, что ему лучше наводить справки, пока король, снова вступивший на трон, не будет вынужден вмешаться во имя силы своей и правосудия. Убеждения Малькольма относительно данного им слова тоже произвели свое действие; он понял свое бессилие в этом деле и, боясь неудачи, согласился отпустить Малькольма одного на поиски сестры; сам же он решил вернуться к королю и проездом убедиться, что Лилии нет в Уисби. Братья с грустью расстались, и один только Малькольм осмелился проговорить несколько слов о надежде!
Глава VII. Студент-бродяга
Студенты-бродяги ныне существуют только в Ирландии или в Британии… Даже название это исчезло с тех пор, как школьные учителя получили оседлость и содержание от государства. В Средние же века их можно было встретить во всех странах Европы. Молодые люди, в которых школы и монастыри развили жажду учения, могли удовлетворить ее только в университетах. Тогда для них начиналась странная, кочевая жизнь, полная приключений и случайностей. Они то пели, пользуясь подаянием, то давали уроки, то зарабатывали деньги в состязаниях ума и знаний, то унижались до постыдных услуг… словом, вели жизнь, с одной стороны, вполне дикую, а с другой – высокоумственную. Переходя таким образом из одного университета в другой, высасывая, так сказать, все соки из них, они нередко достигали высших ученых степеней.
Малькольм был студентом – вернее, оксфордским бакалавром, хотя Оксфорд и Кембридж были, может быть, единственными университетами, в которых еще не появлялись шотландцы, так как все места их были заняты ирландцами.
Нелегко было Малькольму начать одному такое предприятие; ему, которого до сих пор так холили и оберегали! Но тревога и боязнь за сестру преодолели всякое колебание. Когда он надел свое черное платье бакалавра и ремнем привязал за спину мешок с книгами и бельем, его бледное, умное лицо так походило на лицо бедняка-бродяги, что в этом жалком студенте Патрик едва узнал Малькольма.
Когда на перекрестке Драммонд со своим отрядом свернул на дорогу к Варвику, а Малькольм направился к монастырю, последний чувствовал себя сильнее и решительнее первого. Малькольм, простившись с Патриком, не тотчас пошел в монастырь, а выждал, когда исчезли в отдалении путники и он остался один. Тогда он встал на колени и, с жаром перебирая четки, стал молить Бога о заступничестве. Когда же солнце, спускаясь по небосклону, озарило его своими последними лучами и напомнило, что следует позаботиться о ночлеге, Малькольм смочил свое платье грязноватой водой из лужи, чтобы снять с него блеск, взял в руки книгу и направился к монастырю, напевая латинские стихи, что тогда было в большем употреблении.
Проходя по полю, он встретил за оградой монастыря крестьян, загонявших стадо.
Один из монахов, старый, с атлетическими формами, похожий на фермера нашего времени, ускорил шаги и, догнав его, приветствовал следующими словами:
– Бог в помощь, юноша! Вы идете просить в монастыре пищи и ночлега?
Малькольм знал доброго весельчака, брата Николаса, и, не откинув капюшона с головы, сказал:
– Salve, reverende frater. Venio de Lutetia Parisiorum[2].
– Брось ты свою латынь, юноша, – сказал брат. – Говори прямо и без боязни, если у тебя шотландский язык во рту и ты его не оставил в далеких чужеземных краях.
– Я бы очень был вам благодарен, святой отец, – сказал Малькольм, – за ночлег и ужин.
– Вот так-то лучше, – отвечал монах – болтун, но добрый малый, исполнявший в монастыре обязанности эконома. – Как ваше имя, друг мой?
Малькольм сказал только имя, данное ему при крещении, и добавил, что он живал в Гленуски еще при жизни доброго сэра Дэвида Драммонда и что этот добрый, почтенный старец ему всегда выказывал большое участие.
– Да, – отвечал монах, – то был редкий человек. Он в нашей обители и умер; и, право, это большая потеря.
– Я об этом слышал… – отвечал Малькольм, и, подавляя вздох, поспешно спросил: – Но скажите, отец мой, – что сталось с молодым лордом и его сестрой?
– Это был слабый, болезненный ребенок, и какой-то рыцарь, случайно погостив в замке, увез его к королю. Да впрочем, если вы пришли из Парижа, то, вероятно, видели там короля?
– Действительно, я его видел, но среди англичан, – отвечал Малькольм.
– Очень грустно, – вздохнул монах. – Во всяком случае, если он вернется к нам, то снова почувствует себя шотландцем… Вся обитель наша состоит из честных, здоровых шотландцев.
– А юная леди? – робко спросил Малькольм. – Она была такая ласковая и красивая.
– Ого! А вам-то какое дело до ее красоты? – смеясь, спросил бенедиктинец.
– Она всегда была добра ко мне, – мог с чистой совестью сказать Малькольм. – Я знаю, что она некоторое время была в монастыре Святой Эббы. Там ли она теперь?
– Этого я не знаю, – отвечал монах. – Игуменья Святой Эббы и наш настоятель не так дружны, как во времена приора Акфильда, и мы мало имеем сношений между собой. До нас дошел слух, что лорд Малькольм убит и после этого леди была вытребована, как королевская питомица. Не могу вам точно сказать, где именно находится она. Узнайте завтра в монастыре Святой Эббы, там ли она.
Ясно было, что добрый монах ничего не знал. Малькольм поблагодарил его и, присоединившись к пастухам, пошел в хорошо знакомый ему монастырь.
Там он просил показать ему могилу сэра Дэвида. Ему указали на широкую каменную плиту без всяких украшений, лежащую у паперти. Долго стоял он, коленопреклоненный, над прахом своего старого друга – покровителя его младенчества, и мысленно сравнивал счастливые годы своего детства с ожидавшей его печальной будущностью.
Как все изменилось в Холдингхэме со времени его последнего посещения! Правда, как и прежде, в трапезной послушник читал братьям молитвы… но ни один из монахов не соблюдал благоговейного молчания, как то было во времена настоятеля Акфильда; хотя был пост, но рыба была самая изысканная, и, как видно, братья любили покушать. И лица были уже не те… приор Дрэкс более походил на разбойника, нежели на монаха. Может быть, он уже тогда замышлял обман, впоследствии удавшийся ему вполне: перехватить первую часть выкупа короля Джеймса и присвоить ее себе. Среди монастырских слуг те, кто не изменил старым преданиям, казались какими-то растерянными и удрученными горем. Кроме того, среди них было много грубых воинов.
Малькольм по возможности избегал их и, видя необходимость объяснить свой приход, начал подробный рассказ о своем положении, стараясь несколько примирить его с истиной. Он сказал, что получил наследство… что умер родственник, которому была поручена его сестра; и что он хочет разыскать ее и ввести во владение, по правам наследства.
Общий смех и грубые шутки раздались при его словах; притязания студента на сестру и земли всем показались смешны; если земля его была в баронстве Гленуски, то дом Олбени давно ею распорядился.
– Но если бы мне удалось повидать леди Лилию, – сказал Малькольм, – она могла бы, вероятно, заступиться за меня.
Старый, седой монах, к которому он обратился, отвечал, что ее просьба была бы бесполезна; и при этом добавил, что он Лилию может отыскать в монастыре Святой Эббы. Один из ратников расхохотался, услышав эти слова.