– Технологу с конвертерного показывали?
Триппер как школьник, которому задали вопрос, на который он знает правильный ответ, выпалил:
– Я искал. Его нет.
– А где он? – Валентин Валентинович буравил глазами Триппера и хоть и был в два раза меньше толстомордого мастера, создавалось впечатление, что смотрит он на него сверху вниз.
– Он где-то на объекте. – Скороговоркой прогудел мастер самую многократно повторяемую и ненавистную для начальства, но такую логичную и действенную отмазку для любого подчиненного.
Ни один мускул не дрогнул на лице начальника ЦОМО-4. Он побуравил Триппера, оглядел потные лица бригады Кобчика, поводил взглядом по сторонам, уставился куда-то вверх, в район подкрановых балок, где синим лихорадочным светом возникали сполохи электросварки.
– Петр Петрович, – кивнул в сторону бликов Корзон, – а что там твои люди делают?
Триппер, который помимо бригады Кобчика должен был контролировать выполнение работ еще нескольких бригад, но застрявший здесь с ненавистными гайками, сперва растерялся, потом быстро нашелся:
– Сейчас узнаю! – И, тряся жирным телом, понесся к ведущей наверх лестнице.
Валентин Валентинович перевел взгляд на Серегу и компанию:
– Чего стоим, ребята?
Александр Иванович Кобчик ошалело, словно не веря своим ушам, спросил:
– Так это ’мля… а чё нам теперь делать ’мля?
– Ну, крутите пока, – последовал приказ главнокомандующего цехом.
Матерясь, но уже про себя, Кобчик наживил новую гайку, Серега и Паша Тихоход в четыре руки стали вращать ключом до характерного лязга. Не успели они сорвать и двух гаек, как вернулся Триппер. С огромным чувством облегчения человека, которого миновала ответственность, радостно улыбаясь, он выпалил весьма удачный ответ на заданный начальником вопрос:
– А это не мои люди!
Ответ Корзона явно не удовлетворил. Начальник цеха с прищуром ковбоя, тянувшегося за кольтом, еще раз глянул буравчиком в глаза запыхавшемуся мастеру и медленно с издевающейся расстановкой спросил:
– Так, а что они там делают?
Триппер обмер, не ожидая такого коварства, но сразу нашелся, понимая, что в данной ситуации нужно действовать по старой схеме:
– Сейчас узнаю! – И снова ломанулся к лестнице, тряся жирными боками.
Корзон холодно посмотрел на сплетение рук Гоменюка и Тихохода на динамометрическом ключе, еще раз осмотрел гайку и обратился к своему адьютанту:
– Организуй технолога!
Профорг тут же ринулся выполнять приказ, а начальник цеха, еще раз оглядев потную, тяжело дышащую бригаду, заложил руки за спину и с невозмутимым видом ретировался.
Казалось бы, впервые за весь день бригаду Кобчика никто не контролировал. Воспользовавшись моментом, бригадир с Костяном Логуновым закурили, Щавель устало присел на деревянный ящик, переводя дыхание, а Паша Тихоход остался стоять рядом с ключом, задумчиво глядя в потолок. Но счастье длилось весьма недолго. Через десять минут прибежал запыхавшийся Триппер. Растерянно огляделся и, тяжело дыша, удивленно прогудел:
– А где… эти?
– Ушли ’мля, – доходчиво обрисовал ситуацию Кобчик.
Петр Петрович покрутил вспотевшей головой, восстановил дыхание и мгновенно вернулся к своим базовым настройкам:
– А чё сидим? Давай, крутите!
Тут уже вполголоса матернулась вся бригада, кроме Паши Тихохода. Но даже он оторвал взгляд от потолка и посмотрел на мастера взглядом, в котором читалась вся невысказанная матерная лексика. Крутить продолжили.
Без десяти два Загрушевский привел цехового технолога. В это время бригада собиралась на автобус, что отвезет их к участковой бане. Технолог увидел ящики изуродованных гаек и пронзительным фальцетом завопил. Вопль его был долог и насыщен ненормативными лексическими пассажами. Вкратце его пятиминутная тирада заключалась в констатации трех тезисов: а) вокруг одни дебилы (этот тезис был повторен раз двадцать, видимо, чтобы дебилы его окончательно усвоили); б) если гайка рвется, значит, либо неправильно выставлено усилие ключа, либо не та гайка, что по версии технолога является выводом очевидным и элементарным; в) за испорченную цеховую собственность кому-то придется заплатить. Услышав про расплату, Триппер округлил глаза, поджал толстые губы и возмущенно посмотрел на бригадира Кобчика. Александр Иванович стоял возле балки, зажав рыжими усами неизменную папиросу. Он снял спецовку и остался в одной майке. Пот струями стекал по его лицу и шее, мышцы рук от тяжелой работы набухли, выступили синие вены. Он спокойно встретил возмущенный взгляд Триппера, устало посмотрел на технолога и справедливо подытожил:
– Заебали, ’мля!
После чего развернулся, кинул на плечо спецовку и пошел к цеховому автобусу. Следом за ним, бормоча что-то злое, шел Костян Логунов, за ним, тяжело вздыхая, плелся Серега Гоменюк. Завершал процессию молчаливый и задумчивый Паша Тихоход.
Автобус привез рабочих на баню. Серега долго стоял под струями душа. Казалось, горячая вода смывает с него не только сегодняшний пот, но и обиды с неудачами последних дней. Он почти уверился, что утреннее происшествие с вертухаями не более чем недоразумение. Ведь он так ловко попал в конвертерный цех, что никто и не заметил его опоздания, да и на работу он ехал на трамвае № 14! И пускай объяснение было не совсем логичным, но молодому бетонщику очень хотелось в него верить. Верилось в него минут пятнадцать. А затем в баню зашел Триппер, уничижающе посмотрел на обнаженного Серегу и гулко прогудел:
– Гоменюк, завтра утром едешь в контору цеха, – и ехидно добавил, – Сигнал на тебя поступил.
У Серега выступил холодный пот. После безжалостных слов мастера вся его блистательная гипотеза о собственной везучести рухнула. Он медленно вытерся, надел белье, присел на лавку и долго таращился на повешенное в шкафчике мокрое полотенце. Нужно было искать выход из ситуации. Недолго думая он подошел к Костяну Логунову и бригадиру Кобчику. Рассказал им и про то, как копал картошку у Триппера; и про то, как Жора Грек подсунул ему палёную водку; и про то, как вертухаи поймали его возле дыры в заборе, из-за чего теперь его вызывают в контору цеха. Коллеги сочувственно выслушали и дали почти единогласный совет:
– На жалость дави, ’мля, – авторитетно пыхнул папиросой Александр Иванович.
– На третьем участке работал мужик сварщиком, – начал поучительную притчу Костян Логунов, – так он после получки на неделю ушел в запой. Через неделю пришел без больничного, без объяснительной, его тут же хотели уволить по статье с волчьей записью в трудовой книжке. А он не будь дураком – привел в контору жену и двух детей трех и пяти лет. Те как устроили втроем вой: ой, вайдод, да что же это происходит, единственного кормильца – пусть дурака и пьяницу – увольняют, да мы же по миру пойдем! И я с ним разведусь, и детей отдадим в интернат, и судьбы четырех людей навсегда будут поломаны. А сварщик так подошел к Корзону и торжественно говорит: «Валентин Валентинович, мне без ЦОМО не жить!». Корзон от такой речи чуть не прослезился и не уволил мужика, – тут Костян вздохнул. – Вернее, уволил, но уже через месяц, когда тот снова после зарплаты в запой ушел.
Кроме мамы других близких родственников у Сереги не было, но вести маму в контору, тем более просить, чтобы она там плакала и умоляла начальника цеха не увольнять её непутёвого сына, было слишком унизительно.
– Про мать-одиночку скажи, ’мля, – словно прочитав мысли коллеги, влез с советом бригадир Кобчик, – типа, ты у неё единственный кормилец, ’мля.
Про единственного кормильца бригадир, конечно, загнул, мать все-таки работала и могла себя мало-мальски обеспечить сама, но мысль Сереге показалась дельной. Если давить на жалость, то нужно использовать все аргументы.
– А еще скажи, что хочешь овладеть смежной профессией, скажи, что мечтаешь выучиться на сварщика – продолжал генерировать идеи Костян, – Корзон любит, когда один человек владеет несколькими профессиями.
– Ага, ’мля, – мрачно подтвердил Александр Иванович, – когда пашешь один, ’мля, как целая монтажная бригада, а получаешь как бетонщик, ’мля.
– И вообще, винись, что, типа, сделал ошибку, но хочешь все исправить, – Костяна так и несло дельными советами, – Так и скажи: «Дайте мне второй шанс, и я покажу себя!»
Бригадир Кобчик согласно кивнул и выпустил густой дым из ноздрей.
Наслушавшись добрых советов от коллег, Щавель слегка приободрился. Визит в контору цеха уже не казался таким страшным, ощущение неотвратимости увольнения слегка потупилось. Тем не менее, внутренне напряжение осело где-то внизу живота противным комом. Хотелось выпить, чтобы расслабиться. Но, во-первых, выпить было не за что, а во-вторых, голос разума в кои-то веки нашептывал, что лучше сегодня воздержаться от возлияний. После советов бригады Серега понимал, что в контору нужно явиться вымытым, причесанным, в чистой выглаженной рубашке и вообще произвести впечатление человека весьма положительного, которого только стечение нелепых обстоятельств выбило из позитивной трудовой колеи.
Стараясь не смотреть в сторону трактира «Маргарита», расположенному в ста метрах от проходной, пока еще бетонщик дошел до трамвайной остановки. По прихоти судьбы первым подошел трамвай № 14, в котором на удивление было достаточно свободных стоячих мест. Обычно в это время, когда в цехах заканчивается первая восьмичасовая смена, трамваи ходят забитые битком. Серега счел это добрым знаком. В четырнадцатом трамвае ехали люди с усталыми, но спокойными лицами, особо не толкаясь и как следствие не ругаясь и не матерясь. За окнами трамвая ярко светило августовское солнышко, птички щебетали весёлыми трелями, молоденькие мамочки группками по несколько человек толкали яркие коляски, бегали ободранные, но довольно упитанные собаки, жизнь казалась простой и приятной. Серега точно знал, что если сейчас выпить хотя бы бутылочку пива, волна добра и теплоты сразу накроет его глотка с пятого. Но делать этого никак нельзя. Пытаясь отвлечься от соблазнительных мыслей про пиво, он стал обдумывать завтрашнюю речь перед начальником цеха. А матери о случившемся он решил не говорить. Не стоит её огорчать раньше времени, да и честно говоря, не хотелось выслушивать от неё справедливые упреки. Вдруг завтра все обойдется, тогда и вовсе нужно будет забыть эту историю как дурной сон.