– Я собрал твои пакеты. Теперь ты можешь быть спокойна, – почти на ухо прошептал он ей.
Его голос, прозвучавший так близко от ее лица, дыхание, коснувшееся ее кожи, стали для нее неожиданностью.
Ализэ вскрикнула, ее глаза распахнулись, и Камран замер.
Они смотрели друг на друга всего пару секунд, однако принцу они показались столетием. Глаза девушки отсвечивали серебристо-голубым цветом, словно зимняя луна, в обрамлении влажных темных ресниц. Камран никогда прежде не видел подобных ей и понимал, что, скорее всего, никогда больше и не увидит. Его внимание привлекла капля дождя, упавшая на ее щеку и стремительно покатившая к губам. Только тогда, потрясенный, он разглядел синяк, что расцвел на ее челюсти.
Возможно, Камран слишком долго смотрел на слабый отпечаток руки, в форме которого он был. Он подивился тому, что не сразу заметил это, что так легко отмахнулся от него, посчитав за случайную тень. И чем дольше он смотрел на синяк, тем сильнее билось его сердце, тем стремительнее разливался жар по венам. Принц испытал внезапное, тревожное желание убить кого-нибудь.
– Ты ранена, – только и сказал он.
Девушка ничего не ответила.
Она дрожала. Промокшая насквозь. Камрану тоже приходилось нелегко, однако на нем был тяжелый шерстяной плащ, надетый капюшон. На девушке же была лишь тонкая кофточка; у нее не было ни капюшона, ни шарфа. Принц понимал, что ему следует проводить девушку домой, чтобы она не замерзла до смерти в такую-то погоду, но он не мог сдвинуться с места. Он даже не знал имени этой девушки, но почему-то был поражен ею, снизвергнут до этого – до глупости. Во второй раз девушка слизнула дождевую воду с губ, привлекая его взгляд к своему рту. Сделай подобное любая другая женщина в его присутствии, Камран счел бы это кокетливым притворством – но она…
Когда-то он читал, что джинны питают особую любовь к воде. Возможно, девушка не могла не слизывать дождь со своих губ так же, как принц не мог оторвать взгляда от ее рта.
– Кто ты? – прошептал он.
Ее подбородок поднялся, губы удивленно приоткрылись. Девушка смотрела на него широко раскрытыми блестящими глазами и, казалось, была смущена им так же, как и он ею. Это утешило Камрана.
– Ты не скажешь мне своего имени? – спросил он.
Она покачала головой, движение было медленным, неуверенным. Камран почувствовал себя парализованным. Он не мог этого объяснить; его тело, казалось, было приковано к ее телу. Принц приблизился к ней на доли миллиметра, подталкиваемый неведомой силой. То, что всего несколько минут назад показалось бы ему безумием, теперь стало жизненно необходимым: знать, каково это – держать ее в своих объятиях, вдыхать аромат ее кожи, прижиматься губами к ее шее. Камран едва отдавал себе отчет, когда коснулся ее – легко, подобно дыханию, смутно, словно угасающее воспоминание, – коснулся пальцами ее губ.
И она исчезла.
Камран попятился и рухнул в лужу. Его сердце бешено стучало. Он силился и не мог собраться с мыслями – едва представлял, с чего начать, – и оставался недвижим не меньше минуты точно, когда Хазан, запыхавшись, выскочил перед ним.
– Я не видел, куда вы пропали, сир, – прокричал он. – На вас напали разбойники? Боже правый, вы ранены?
И тут Камран окончательно позволил ночи, сырости и холоду поглотить его. Его кожа внезапно похолодела, он ощутил все признаки лихорадки.
– Сир, я не думаю, что это разумно сидеть здесь, в…
– Хазан.
– Да, сир?
– Что ты собирался рассказать мне о девушке? – Камран поднял взгляд к небу, пытаясь рассмотреть звезды сквозь паутину ветвей. – Ты сказал, что она не шпионка. Не наемница. Не убийца и не предатель. Кто же она?
– Ваше Высочество. – Хазан, щурясь, пытался разглядеть его сквозь дождь, однозначно уверенный, что принц сошел с ума. – Возможно, нам стоит вернуться во дворец и побеседовать об этом за чашкой горячего…
– Говори, – приказал Камран, терпение его лопнуло. – Или я прикажу выпороть тебя.
– Она… Ну, прорицатели говорят…
– Неважно, я сам тебя выпорю.
– Сир, они говорят, что в ее крови лед.
Камран застыл на месте. Его грудь болезненно сжалась, он стремительно поднялся на ноги и уставился в темноту.
– Лед? – повторил он.
– Да, Ваше Высочество.
– Ты уверен.
– Абсолютно.
– Кто еще знает об этом?
– Только король, сир.
Камран испустил глубокий вздох.
– Король, значит.
– Он тоже посчитал, что в этой девушке есть нечто необычное, и велел мне докладывать ему о результатах поисков незамедлительно. Я бы пришел к вам с новостями раньше, сир, но перед этим пришлось сделать множество распоряжений. – Последовала пауза. – Признаю, я никогда еще не видел короля таким взволнованным.
– Да, – произнес Камран. – Это воистину ужасные новости.
– Ее задержание назначено на завтрашний вечер, сир. – И снова пауза. – Поздний вечер.
– Завтра. – Камран не сводил глаз с одинокой точки света вдалеке, он почти не чувствовал собственного тела. – Так скоро.
– Приказ короля, Ваше Высочество. Мы должны действовать как можно быстрее и молиться, чтобы никто другой нас не опередил.
Камран кивнул.
– Это кажется почти божественным происком, что вы так быстро смогли ее опознать, не правда ли? – Хазан натянуто улыбнулся. – Служанку, что носит сноду. Господь этому свидетель, иначе мы бы никогда не обнаружили ее. Вы, безусловно, избавили империю от гибели бесчисленного количества людей, сир. Король Заал был глубоко впечатлен вашим чутьем. Уверен, он сам скажет вам об этом, когда вы его увидите.
Камран ничего не ответил.
Он прикрыл глаза и позволил струям дождя хлестать по своему лицу. Повисла гнетущая тишина.
– Сир, – неуверенно произнес Хазан. – Вы все же столкнулись с головорезами? Выглядите так, словно вас ударили по голове.
Камран сунул два пальца в рот и свистнул. Через несколько мгновений у его ног остановился конь, галопом примчавшийся на зов хозяина. Камран поставил ногу в стремя и вскочил в скользкое седло.
– Сир? – позвал Хазан, перекрикивая ветер. – Вы кого-то встретили здесь?
– Нет. – Камран взял поводья и слегка пришпорил скакуна пятками. – Я никого не видел.
13
Ализэ нарушила не менее семи законов после побега от принца, и один из них она нарушала прямо сейчас, переступая порог Баз Хауса, будучи невидимой. Последствия подобных деяний были суровы: если бы девушку застали за материализацией, ее бы повесили уже на рассвете.
Но у нее не было другого выхода.
Ализэ поспешила к очагу, снимая кофту и расшнуровывая туфли. Публичное раздевание любого рода считалось актом, недостойным ее положения; ей могли простить то, что она сняла сноду в темное время суток, однако снимать любой другой предмет одежды в общественных местах слугам было непозволительно.
Ни плащ, ни шарф. И уж точно не обувь.
Ализэ глубоко вздохнула, напомнив себе, что она невидима для глины. У нее было подозрение, что в Баз Хаусе работают еще несколько джиннов, но поскольку девушке не разрешалось разговаривать ни с кем из слуг, – а они, в свою очередь, не осмеливались подставлять под удар свое положение, обращаясь к ней, – знать этого наверняка Ализэ не могла. Она понадеялась, что любой, кто может столкнуться с ней сейчас, будет смотреть в другую сторону.
Ализэ приблизилась к самому пламени, изо всех сил стараясь согреть промокшую одежду и обувь. У нее было еще одно сменное платье, но только одна кофточка и одна пара туфель, и шансов, что они высохнут за ночь в том затхлом чулане, что служил ей спальней, было очень мало. Хотя, возможно, если завтра Ализэ весь день проведет в доме, кофта ей не понадобится – по крайней мере, до момента встречи с госпожой Худой. Эта мысль немного успокоила девушку.
Когда с кофты перестало капать, Ализэ снова сунула руки во все еще влажную вещь, тело сжалось от этого ощущения. Хотелось бы оставить одежду у огня на всю ночь, но Ализэ не могла так рисковать: кто-нибудь мог это заметить. Затем она поднесла к огню туфли – так близко, как только могла.
Внезапно девушка задрожала, едва не уронив обувь в камин. Делая ровные вдохи и сжав челюсть от холода, она успокоила трясущиеся руки и стучащие зубы. Когда туфли высохли достаточно, чтобы Ализэ смогла терпеть их на ногах, она снова обулась, хотя внутри обувь была еще мокрая.
Только после этого Ализэ наконец опустилась на каменный очаг: ноги ее не держали.
Она сбросила с себя иллюзию невидимости – одетую, ее не накажут за эту минутку у огня – и вздохнула. Потом закрыла глаза и прислонилась головой к облицовочному кирпичу камина. Можно ли было позволить себе подумать о том, что произошло сегодня вечером? Ализэ не была уверена, и все же…
Столько всего пошло не так.
Ализэ переживала из-за беседы с аптекарем; а еще – из-за человека, который пытался напасть на нее, наверняка чтобы отобрать ее свертки; но больше всего – из-за принца, чье внимание к ней было так невероятно велико. Откуда он взялся? Почему решил помочь ей? Принц коснулся ее, как и предсказывал дьявол в недавнем кошмаре…
Но почему?
Что заставило его так прикоснуться к Ализэ? Хуже того: разве он не убивал детей? Почему же тогда он проявил такое сострадание к простой служанке?
Ализэ уронила голову на руки – пульсирующие и забинтованные.
Лекарство почти полностью смылось с ран, и боль вернулась с новой силой. Если бы Ализэ позволила себе хоть на мгновение подумать об утрате покупок, она бы потеряла сознание от горя.
Шесть медяков!
Ализэ потратила на лекарства почти все свои деньги, и без новой работы она не сможет позволить себе купить новые. Девушка не знала, как быстро заживут ее руки без мази; госпожа Худа, без сомнения, захочет получить свои пять платьев как можно быстрее, ведь королевские торжества уже объявлены.
Трагедия была предельно проста: без работы Ализэ не могла позволить себе лекарства, а без лекарств не могла работать. Одна мысль об этом разрывала ее сердце на части. Ализэ была не в силах побороть отчаяние. Она почувствовала подступающие слезы и сглотнула, борясь со жжением в горле.