динению рас, заключалась в том, чтобы опередить пророчество, слить воедино наши народы, чтобы джинны не могли так легко претендовать на нового суверена…
– Мои извинения, – гневно процедил Камран. – Я считал, что вы заключили Соглашение, чтобы принести мир в нашу империю, чтобы наконец положить конец ненужному кровопролитию…
– Именно это я и сделал, – прогремел король Заал под стать тону внука. – Твои собственные глаза не могут этого отрицать. С самого своего рождения ты видел, что все мои усилия были направлены во благо нашего народа. Самой своей жизнью я всегда старался предотвратить войну. Избежать трагедию. Защитить наше наследие. Я не сомневаюсь, Камран, что однажды ты станешь великим королем. Но пока ты много не видишь и не можешь предвидеть. Как ты думаешь, подобное восстание способно увенчаться успехом?
– А это имеет значение? – почти выкрикнул принц.
Заал поднял подбородок и резко вздохнул.
– Простите меня. – Камран опустил глаза и взял себя в руки. – Но так ли важно, могут ли джинны добиться успеха? Разве нет большей опасности, Ваше Величество, в том, чтобы требовать повиновения от безвольных подданных? И должен ли правитель довольствоваться непрочной верностью народа, лишь оттягивающего время и выжидающего подходящего момента, чтобы выплеснуть свой гнев и восстать? Не будет ли мудрее дать такому народу право голоса сейчас – и тем самым охладить его гнев, – чтобы предотвратить восстание?
– У тебя неплохо получается, – холодно отозвался король, – использовать четкие и логичные аргументы и возводить их на такой эзотерический уровень, что они теряют свою силу. Твои рассуждения, хотя и восхитительно впечатляющи, но они не выдержат бури реального мира. Речь идет не о правах, дитя, а о разуме. Речь идет о предотвращении кровопролития, настолько ужасного, что оно не позволило бы человеку больше никогда сомкнуть глаз. Больше всего меня поражает то, что ты, будущий наследник этого трона, даже допускаешь возможность появления еще одной монархии на своей земле.
Заал на мгновение замолчал, изучая лицо Камрана.
– Ты встречался с этой девушкой, я правильно понимаю? Говорил с ней?
Камран напрягся, на его челюсти дернулся мускул.
– Да, – сказал король. – Как я и думал.
– Я не знаю ее, Ваше Величество. Только о ней, и то смутно. Мои аргументы не зависят от…
– Ты молод, – оборвал его дед. – Поэтому имеешь полное право быть глупым. В твоем возрасте вполне естественно совершать ошибки, увлекаться красивым личиком и дорого платить за свою недалекость. Но это… Камран, это будет не глупостью. Не безрассудством. Это станет насмешкой. Ни к чему хорошему такой союз не приведет. Я дал тебе прямое повеление, велел найти жену…
– Эта девушка ведь королевской крови, правильно? – выпалил Камран в секундном помешательстве.
Король вскочил с трона со скоростью, не свойственной его возрасту; в руках Заала оказался золотой жезл, коим он застучал по сверкающему полу. Еще ни разу Камран не видел деда в таком гневе – никогда не наблюдал, как тот выплескивает всю глубину своего темперамента, – и преображение это было пугающим. Теперь юноша видел перед собой не человека, а короля – правителя, управлявшего крупнейшей в мире империей на протяжении почти целого столетия.
– Ты смеешь так неуместно шутить! – тяжело дыша, воскликнул Заал, не сводя взгляда с внука, – о существе, которому предопределено стать причиной моей гибели?!
Камран проглотил ком в горле.
– Я молю тебя простить меня, – сказал он; слова ощущались пеплом на языке.
Король сделал глубокий вдох, тело его дрожало от усилий обрести спокойствие. Казалось, минули века, прежде чем он, наконец, вернулся на свой трон.
– Теперь ты ответишь мне честно, – тихо произнес Заал. – Имея представления о могуществе Ардунии, скажи мне искренне, можешь ли ты представить себе победу джиннов?
Камран опустил глаза.
– Не могу.
– Как и я, – согласился король. – Как они могут надеяться на победу над нами? Наша империя слишком стара, наши армии слишком сильны, а наши крепости разбросаны по всей земле. Это будет долгая и кровавая война, и притом напрасная. Сколько жизней будет потеряно в погоне за несбыточной мечтой о перевороте?
Камран прикрыл глаза.
– Ты готов рискнуть покоем миллионов, – продолжал его дед, – ненужными смертями десятков тысяч ради спасения жизни одной-единственной девушки? Почему? Зачем ее щадить, если мы уже знаем, кем она станет и что будет делать дальше? Мое дорогое дитя, именно такие решения тебе и придется принимать снова и снова до тех пор, пока смерть не заберет твою душу. Я очень хочу надеяться, что прежде не давал тебе повода думать, что судьба твоя окажется легкой.
Между ними воцарилось долгое молчание.
– Ваше Величество, – наконец заговорил принц. – Я не смею отрицать вашу мудрость, и я не хочу легкомысленно относиться к пророчествам наших прорицателей. Я лишь говорю о том, что, возможно, нам следует повременить с ее устранением до тех пор, пока она не станет врагом, о котором было предсказано.
– Стал бы ты ждать, пока яд разрушит твое тело, Камран, прежде чем принять противоядие, которое ты все это время держал в руке?
Камран не отрывал глаз от пола и хранил молчание.
Принцу так много хотелось сказать, но он не мог отыскать аргументы для снисхождения к тому, кого считали виновником гибели его деда.
Если бы девушка предприняла хоть малейший шаг против короля, выбор Камрана был бы очевиден, а его эмоции – ничем не замутнены. Он без колебаний бы встал на защиту деда ценой собственной жизни.
Но принц не верил, что девушка – в том состоянии, в котором она существовала сейчас, – хоть сколько-нибудь была заинтересована в свержении Заала. Убийство ее, невинной, казалось Камрану действием достаточно темным, чтобы погубить душу.
И все же он не мог произнести ничего из этого вслух, боясь оскорбить короля и потерять то немногое уважение, которое оставалось у его деда к нему. Они никогда не ссорились столь сильно, никогда не расходились во мнениях по таким важным вопросам.
Тем не менее Камран должен был попытаться. Хотя бы еще один раз.
– Не могли бы мы рассмотреть вариант, – предложил он, – быть может, увезти ее куда-нибудь? Спрятать?
Король наклонил голову.
– Ты имеешь в виду бросить ее в темницу?
– Нет-нет, не в темницу, но… Возможно, мы могли бы убедить ее уехать, поселиться где-нибудь далеко…
Лицо Заала омрачилось.
– Как ты не понимаешь? Эта девушка не может оставаться свободной. Пока она свободна, ее можно разыскать, ее можно склонить к бунту, она может стать символом переворота. И пока я король, я не могу этого допустить.
Камран снова перевел взгляд на пол.
Он ощутил, как его пронзила жгучая боль поражения. Горя. Девушку приговорили к смерти из-за него – из-за того, что у него хватило безрассудства заметить ее и самонадеянности объявить о том, что он увидел.
– Сегодня вечером, – произнес король со всей серьезностью, – с девушкой будет покончено. А завтра вечером ты выберешь себе супругу.
Камран в тот же миг поднял голову, его глаза были дикими.
– Ваше Величество…
– И мы больше никогда не станем обсуждать это.
15
В шелковистом мерцании залитого солнечным светом окна девушка сначала заметила движение, а затем услышала звук: трепет крыльев, подобный шелесту травинок на ветру, которые то сталкиваются друг с другом, то расходятся. В это прекрасное утро Ализэ мыла окна в поместье Баз Хаус, и по сравнению со вчерашней работой эта казалась почти роскошью.
Шум крыльев внезапно стал громче, и в окно с тихим стуком врезалось крошечное тельце.
Девушка отогнала его взмахом руки, однако насекомое еще дважды ударилось о стекло. Ализэ оглянулась, чтобы удостовериться, что она одна, и поднесла палец к губам.
– Веди себя тихо, – прошептала она. – И держись поближе ко мне.
Светлячок сделал то, что ему было велено, и аккуратно приземлился на ее шею, где сложил крылья, сполз вниз и спрятал головку под воротник платья.
Ализэ окунула губку в ведро, выжала лишнюю воду и продолжила оттирать заляпанное стекло. Вчера ночью она еще раз намазала руки и горло мазью, благодаря чему утром боль стала вполне терпимой. Более того, под лучами солнца все ужасы событий предыдущего вечера померкли. Когда небо было таким ясным, а руки не пульсировали в агонии, Ализэ было куда проще признаться в излишней драматичности своих страхов.
Сегодня, пообещала она себе, будет полегче.
Она не станет бояться доноса аптекаря и беспокоиться о принце, который всего лишь оказал ей милость. Не будет тревожиться из-за пропавшего платка, который, в конце концов, обязательно найдется; не станет бояться за свое здоровье теперь, когда у нее есть мазь. А дьявол, рассуждала она, пусть отправляется в ад.
Все должно было наладиться.
Сегодня вечером Ализэ ждали в поместье лоудженского посла. Ей поручили скроить и сшить пять платьев, за которые она рассчитывала выручить в общей сложности сорок медяков, а это почти полстоуна.
А ведь Ализэ никогда и стоуна в руках не держала!
В голове ее уже роились мысли о том, какие возможности открывались перед ней за эту сумму. Самой смелой ее надеждой было привлечь внимание достаточного количества заказчиков, чтобы ей хватало на жизнь, ведь только в этом случае она сможет покинуть Баз Хаус. Если Ализэ проявит осторожность и ограничит траты, то сумеет позволить себе небольшую комнату – быть может, где-нибудь в малонаселенном уголке на окраине города – там, где ее никто не потревожит.
При одной мысли об этом сердце ее замирало.
Как-нибудь она обязательно справится с этим. Она не будет высовываться, продолжит упорно работать и однажды вырвется отсюда, подальше от этих людей.
Ализэ замешкалась, прижимая губку к стеклу.
Она не могла не думать о том, насколько странно было, что она работала в услужении. Ализэ с детства хотела посвятить свою жизнь во благо других – но не таким же образом.