К ее немалому удивлению Омид рассмеялся.
– Нет, – энергично замотал он головой. – Я хочу пригласить тебя на настоящий праздник. – Он снова рассмеялся. – Меня пригласили на бал короля завтра вечером как особого гостя. – Мальчик извлек из внутреннего кармана тяжелый позолоченный свиток и развернул его на столе перед Ализэ. – Видишь? Вот здесь, – он несколько раз ткнул пальцем в бумагу, – здесь написано, что я могу привести на королевский бал одного гостя.
Омид достал еще два свитка и расправил их перед девушкой. Это оказались пронумерованные приглашения, написанные от руки тяжелым каллиграфическим почерком и скрепленные королевской печатью. По одному на каждого гостя.
Омид придвинул один из свитков Ализэ. Она осторожно подняла тяжеленный пергамент, долго изучала его, а затем подняла глаза на мальчика.
Она была потрясена.
– Разве здесь не так написано? – спросил Омид спустя мгновение. Он снова заглянул в свиток. – Я мало знаю ардунианский, но кажется, все верно. Ведь верно же?
От ошеломления Ализэ едва могла вымолвить хоть слово.
– Извини, – сказала она наконец. – Я не… Боюсь, я все еще не… Ох, – она задохнулась, прикрывая рот забинтованной рукой. – Это и есть та причина, по которой тебя впустили через парадную дверь? Именно поэтому тебе разрешили встретиться со мной? Ты… Боже мой. Значит, они настоящие?
– Тебе нравится? – просиял Омид, немного выпячивая грудь. – Сначала мне не разрешали приводить кого-нибудь с собой, но я долго думал, как загладить свою вину, а потом, – он щелкнул пальцами, – меня осенило – вот так! Так что когда они пришли ко мне в следующий раз, я сказал им, что очень благодарен за приглашение, но мне всего двенадцать лет, понимаете, я еще ребенок, а ребенок не может присутствовать на балу без сопровождающего, так что, пожалуйста, пригласите еще одного, иначе я вообще не смогу пойти! И представляешь, они не стали меня расспрашивать – ни капельки. Боюсь, что министры короля очень глупы.
Ализэ подобрала свиток и осмотрела сургучную печать на нем.
– Значит, это… но они точно настоящие. Я никогда и не мечтала о таком.
В тот момент Ализэ пришлось столкнуться с самыми разными формами изумления, но, пожалуй, самым удивительным из них стало осознание, что, даже несмотря на все свои обязанности в Баз Хаусе, она действительно может попасть на бал. Такие приемы начинались не раньше девяти или десяти часов вечера, а значит, Ализэ вполне могла покинуть поместье после работы. Это будет не первый раз, когда она откажется от целой ночи сна – и эту цену она заплатит с радостью.
К тому же ей не нужно было никому говорить, куда она идет, ведь у нее не было никого, кто бы мог заметить ее отсутствие. На самом деле, если бы у Ализэ была комната в крыле для слуг, ей было бы труднее избежать неприятностей, ведь большинство слуг жили вместе и плохо хранили секреты.
Не то чтобы это нужно было держать в строжайшем секрете.
Технически присутствие Ализэ на таком балу не нарушало закона – хотя она и сомневалась, что у слуг, носящих сноду, были основания посещать королевские мероприятия, – однако вряд ли другие отнеслись бы с пониманием к тому, что на королевский прием пригласили самую ничтожную и самую бесправную служанку Баз Хауса. Она бы удивилась, если бы ее не возненавидели за это исключительно из неприязни, но тогда…
Ализэ нахмурилась.
Если Омида впустили в Баз Хауз на основании этих бумаг, разве госпожа Амина уже не знала о приглашениях? Разве она уже не приняла решение? Экономка могла легко запретить мальчику войти, не дав Ализэ даже минуты на разговор с ним. Быть может, пятнадцать минут, отведенные на встречу с этим ребенком, и были ее молчаливым согласием? Неужели госпожа Амина проявила к ней доброту?
Ализэ прикусила губу; сложно было понять.
Однако эта неопределенность не мешала ей помечтать. Подобный вечер стал бы редким удовольствием для любого человека, но особенно – для Ализэ, которую уже много лет никто никуда не приглашал.
Она не развлекалась мучительно долгое время. Бал станет особенным событием; ее ждет не только волнительный по любым меркам вечер, но и встреча с другом – другом, с которым она сможет поговорить и поделиться историями. Ализэ подумала, что ей будет достаточно просто постоять в самом дальнем уголке бальной залы, чтобы смотреть по сторонам и любоваться платьями и остальными сверкающими мелочами живого и дышащего мира, столь отличного от суеты ее будней. Это звучало изысканно.
Это звучало весело.
– И мы сможем есть вкусную еду всю ночь напролет! – добавил Омид. – Там наверняка будут разные фрукты, пирожные, орехи, и, держу пари, сладкий рис с говядиной на шпажках, и целая гора тушеных и маринованных овощей. Говорят, дворцовый повар – легенда! Это будет настоящий праздник, с музыкой, танцами и…
Мальчик запнулся, слова замерли у него на губах.
– Я надеюсь, – сказал он, немного смутившись, – я надеюсь, ты понимаешь, что я так пытаюсь извиниться за свою неправоту. Моя мама не гордилась бы мной в то утро, и я думаю об этом с тех пор каждый день. Ты не представляешь, как мне стыдно за то, что я пытался украсть у тебя.
Ализэ выдавила слабую улыбку.
– А за то, что ты пытался меня убить?
Омид стал ярко-красным; даже кончики его ушей побагровели.
– О, я не собирался тебя убивать, клянусь, я бы никогда этого не сделал. Я просто, – он сглотнул, – просто… Я был так голоден, понимаешь, и я не мог даже думать… В меня словно демон вселился…
Ализэ накрыла его веснушчатую руку своей перевязанной ладонью и осторожно сжала.
– Все в порядке, – сказала она. – Демона больше нет. И я принимаю твои извинения.
Омид поднял голову.
– Правда?
– Да.
– Так просто? Без уговоров и прочего?
– Никакие уговоры не нужны, – рассмеялась она. – И все же, могу я задать тебе неудобный вопрос?
– Спрашивай о чем угодно.
– Ну… Прости меня за то, как это прозвучит, я не хочу тебя обидеть, но мне кажется странным, что люди короля так легко согласились на твою просьбу. Все высшее общество, должно быть, гложет себя за шанс получить одно из этих приглашений. Мне трудно представить, что это было сущей мелочью – выдать тебе два таких.
– О, это правда, можешь не сомневаться, но, как я уже сказал, я теперь довольно важная птица. Я им нужен.
– В самом деле?
Омид кивнул.
– Я почти уверен, что буду там как трофей, – сказал он. – Живое доказательство.
Ализэ с удивлением отметила, что в тоне мальчика звучит не высокомерие, а редкая для его возраста тихая мудрость.
– Трофей? – повторила она, и ее настигло понимание. – Ты хочешь сказать, трофей принца?
– Да, именно так.
– Но для чего принцу подобный трофей? Разве его самого недостаточно?
– Я не знаю. Наверное, я должен напоминать людям, что империя милосердна. Чтобы они рассказывали сказки о героическом принце и южной уличной крысе.
– Понятно. – Энтузиазм Ализэ померк. – А он был таким? – спросила она спустя мгновение. – Героическим?
– Честно говоря, я не могу сказать. – Омид пожал плечами. – Я был слишком близок к смерти, когда он спасал мне жизнь.
Ализэ притихла, подавленная напоминанием о том, что этот энергичный, жаждущий жизни ребенок пытался покончить с собой. Она попыталась придумать ответ, но не смогла.
– Я только что понял…
Она подняла взгляд.
– Что?
– Ты так и не назвала мне своего имени.
– Ой, – спохватилась девушка. – Да. Разумеется.
Ализэ уже долго жила без необходимости сообщать кому-либо свое имя. Даже госпожа Амина никогда не спрашивала его, предпочитая звать ее «эй ты» и «девчонка». Но что плохого случится, если она сейчас назовет его Омиду? Ведь никто же не подслушивает.
– Я – Ализэ, – тихо произнесла она.
– Ализэ, – повторил мальчик, пробуя имя на звучание. – Я…
– Довольно! – Госпожа Амина подхватила со стола песочные часы. – Вполне достаточно. Твои пятнадцать минут истекли. Возвращайся к работе, девчонка.
Ализэ молниеносно схватила свиток, проворно пряча его в рукав с мастерством бывалого воришки. Потом вскочила на ноги и сделала реверанс.
– Да, госпожа, – ответила она.
Девушка бросила взгляд в сторону Омида, едва заметно кивнула ему и уже выбежала в коридор, когда он крикнул ей вдогонку.
– Минда! Сетунт теш. – Завтра! В девять часов. – Манотан ани! – Встретимся там!
Госпожа Амина выпрямилась, сердито уперев руки в бока.
– Кто-нибудь, пожалуйста, выведите это дитя на улицу. Сейчас же.
В мгновение ока появились двое лакеев, протягивающих руки к мальчику, словно желая схватить его, однако Омид был неустрашим. Он улыбнулся, прижимая к груди свои свитки, и выскользнул из-под их рук.
– Беп шайн анети, ех? Ви нек снода. – Надень что-нибудь красивое, ладно? И не надевай сноду.
18
Камран задрал голову к голубой мозаике зала военных совещаний не только для того, чтобы полюбоваться геометрической изобретательностью, воплощенной на куполообразном потолке, но и чтобы размять свою измученную шею, отстранив ее от жесткого воротника туники.
Принц согласился надеть ее только потому, что камердинер заверил его, будто она сделана из чистого шелка – а шелк должен был оказаться более удобным, чем остальная официальная одежда. Шелк ведь считался гладкой и приятной тканью, да?
Как же тогда объяснить то изуверство, что сейчас было на принце?
Камран не понимал, почему эта проклятая вещь так хрустит и почему она издает столько шума при движении.
Его камердинер явно был глупцом.
Это заняло несколько часов, однако гнев Камрана все же стих достаточно, чтобы донести его ноги до дома. Разочарование все еще кипело на медленном неугасающем огне, однако, после того как дымка ярости перед глазами рассеялась, принц окинул себя взглядом и решил, что единственным способом пережить этот день станет сосредоточение на том, что он в силах контролировать. Камран боялся, что иначе проведет каждую его минуту, злобно глядя на часы, пока не убедится в том, что девушка мертва.