Сердце Ализэ заколотилось сильнее.
– Не рассказали о чем?
– Боюсь, я снова должен попросить у вас прощения, потому что эта история довольно длинна, и сегодня нам уже не хватит времени, чтобы я мог поведать ее. Я обещаю объяснить вам все более подробно, как только вы окажетесь в безопасности. Но сегодня я не могу отсутствовать слишком долго, иначе меня хватятся.
И снова ностас запылал жаром.
– Я понимаю, – вздохнула Ализэ.
Пророчество. Знали ли о нем родители? Было ли оно истинной причиной, по которой Ализэ спрятали? Почему всех, кто ее знал, убили?
– Позвольте мне только добавить, что когда-то давно моя мать была знакома с вашими родителями, – сказал юноша. – Она была их глазами и ушами в стенах дворца и часто посещала ваш дом, принося с собой вести, которые удавалось добыть при дворе. Иногда она брала с собой и меня. Я не смею надеяться, что вы помните меня, Ваше Величество…
– Нет, – прошептала Ализэ, ее голос окрасило неверие. – Неужели это ты? Возможно ли, что это ты когда-то учил меня играть в валеты?
Вместо ответа улыбающийся юноша полез в карман и протянул ей лесной орех.
Ализэ охватило болезненное чувство; облегчение было настолько велико, что она не могла даже осознать его размеры.
Ей хотелось расплакаться.
– Я ждал новостей о вашем обнаружении, приблизившись к короне так же тесно, как когда-то моя мать. Когда я узнал о вашем появлении, то сразу начал предпринимать меры для вашего безопасного перемещения. Я полагаю, вы уже получили приглашение на бал, который состоится завтра вечером?
Ализэ, все еще ошеломленная, на мгновение замолчала.
– Бал? – выдала она наконец. – Ты… Это устроил ты?
Юноша покачал головой.
– Идея принадлежала тому ребенку. Я же увидел возможность и помог. Обстоятельства сопутствуют нам.
– Боюсь, я лишилась дара речи, – тихо произнесла Ализэ. – Я могу только поблагодарить тебя. Мне трудно придумать, что я могу добавить к сказанному.
И в знак доброй воли она сняла сноду.
Юноша встрепенулся, делая шаг назад. Он устремил на Ализэ изумленный взор, в котором плескалось что-то, похожее на страх. Девушка наблюдала за тем, как незнакомец пытается рассмотреть ее, не подавая виду, что вообще смотрит, и от этого ей стало почти смешно.
Ализэ слишком поздно поняла, что поставила его в неловкое положение. Наверняка юноша подумал, что она ждет его реакции.
– Я знаю, что из-за моих глаз на меня трудно смотреть, – мягко признала Ализэ. – Хотя я и не совсем понимаю, почему они такие. Я полагаю, что на самом деле мои глаза карие, но временами ощущаю резкую боль в голове, подобную удару стужи. Думаю, их естественный цвет губит воздействие холода, и поэтому они мерцают. Надеюсь, ты сможешь не обращать внимания на мои странности.
Юноша изучал ее так, словно пытался запечатлеть образ в своей памяти, а затем резко отвел взгляд в сторону, на землю.
– Вы не выглядите странно, Ваше Величество.
Ностас засветился теплом.
Ализэ улыбнулась, возвращая сноду на место.
– Ты сказал, что предпринимаешь меры для моего безопасного перемещения – что это значит? Куда ты хочешь отвезти меня?
– Боюсь, я не могу этого сказать. Пока будет лучше, если вы будете знать как можно меньше, на случай, если наши планы сорвутся и вас задержат.
И снова ностас стал теплым.
– Тогда как я узнаю, где тебя найти?
– Вам не нужно этого делать. Очень важно, чтобы вы пришли на бал завтра вечером. Вам нужна какая-нибудь помощь в этом?
– Нет. Думаю, нет.
– Очень хорошо. Когда наступит подходящий момент, вас разыщет мой светлячок. Она укажет вам путь. Простите меня, Ваше Величество, – он поклонился. – Время уходит с каждой минутой, и мне пора уходить. Я и так сказал уже слишком много.
Юноша повернулся, чтобы уйти.
– Подожди, – попросила Ализэ, хватая его за руку. – Скажи мне хотя бы свое имя.
Он смотрел на ее перевязанную руку слишком долго, прежде чем поднять голову.
– Я Хазан, Ваше Величество, – произнес он. – И вы можете положиться на меня во всем.
24
Камран не проронил ни единого звука за все время длинного пути с Заалом, в голове крутились мысли о смятении и предательстве. Принц поклялся себе не делать поспешных выводов, пока не услышит объяснения от короля, но игнорировать бурлящий в крови гнев с каждой минутой становилось все труднее, ведь направлялись они, похоже, совсем не в покои Заала, как Камран предположил вначале. Теперь он совершенно не представлял, куда его ведут.
Ни за что в жизни принц не смог бы подумать, что король пошлет наемников в его покои глубокой ночью.
Почему?
Что такого случилось в их отношениях за столь краткий промежуток времени, что вдохновило деда на подобную жестокость? На такое безумие?
К счастью, Заал не заставил принца долго гадать.
Чем дольше они шли, тем темнее и холоднее становилось пространство вокруг, извилистый путь был одновременно знакомым и тревожащим. Камран бродил по этим коридорам лишь несколько раз, ведь ему редко доводилось бывать в дворцовых подземельях.
По позвоночнику прокатилась волна паники.
Король Заал находился в нескольких шагах впереди него, когда принц услышал стон открывающейся металлической клетки – раньше, чем увидел ее грубую конструкцию. Три факела, зажженные в ожидании принца, и без того производили неприятное впечатление, но то, что свет резко высвечивал грубые, иссеченные чьими-то когтями углы этой зловещей камеры, делало ужас почти осязаемым. Страх и замешательство Камрана еще больше усилились, когда он увидел под ногами ровную струйку непонятной жидкости, а в нос ударил запах гнили.
Принц шагнул в этот кошмар наяву.
Наконец король повернулся лицом к внуку, а Камран, который даже сейчас должен был склониться перед своим повелителем, остался недвижим.
Не стал он и убирать меч в ножны.
Заал устремил взгляд на этот меч, оценивая дерзость юноши. В тенях Камран различил едва сдерживаемый гнев в глазах деда, возмущение, которое тот почти не скрывал.
И, вне всякого сомнения, подобные чувства отражались на лице самого Камрана.
– Как твой король, – холодно произнес старик, – я обвиняю тебя в измене…
– Измене?! – воскликнул Камран. – На каком основании?
– …и приговариваю тебя к бессрочному заключению в королевских подземельях, откуда ты будешь освобожден только для исполнения своих обязанностей, во время которых будешь неустанно находиться под строжайшим контролем, после чего будешь возвращен…
– Вы приговорите меня к такой участи без суда и следствия, Ваше Величество? Без доказательств? Вы сошли с ума?
Заал сделал резкий вдох, от оскорбления его подбородок вздернулся.
Прошло мгновение, прежде чем он заговорил.
– Как твой король, я считаю, что за твою вину ты лишаешься права на суд. Но как твой дед, – добавил он с необычайным спокойствием, – я предоставляю тебе эту единственную встречу, за время которой ты можешь попытаться оправдать себя. Если ты не сумеешь доказать свою невиновность сейчас, я прикажу стражникам без промедления заковать тебя в кандалы. Если же ты будешь настаивать на пересмотре приговора за столь отвратительное преступление, то будешь подвергнут полноценному наказанию за измену и казнен на восходе солнца. Тогда ты примешь достойную смерть от меча, в месте, которое еще предстоит определить, твоя голова будет отсечена от тела и насажена на пику на семь дней и семь ночей, дабы вся империя стала тому свидетелем.
Удар, нанесенный ему этим заявлением, Камран ощутил всем телом; он почувствовал, как его пронзила ошеломляющая боль, проделавшая в душе дыру.
Его дед – человек, который воспитал принца и научил его почти всему, что тот знал, который всю жизнь служил ему примером для подражания, – угрожал Камрану казнью? То, что король был способен на такую жестокость по отношению к близким, казалось непостижимым, но еще больше принца сокрушало то, что он не мог понять, за что Заал хотел с ним так поступить.
Измена?
На мгновение Камран усомнился, не донес ли на него министр обороны, однако принцу с трудом верилось, что этот жирдяй обладает достаточным влиянием, чтобы повергнуть Заала в такой гнев. Камран, вероятнее всего, узнал бы об этом при свете дня; его бы отчитали и отпустили восвояси, сделав предостережение вести себя подобающе.
Но сейчас…
Сейчас причина была в чем-то другом. Король поручил вооруженным людям доставить внука сюда прямиком из спальни глубокой ночью, и за этим крылось нечто большее, чем пара минут в приемных покоях.
Разве нет?
Между ними повисло напряженное молчание, долгая минута, когда Камран вынужденно примирялся с наихудшим исходом. Камран был принцем, несомненно, – но прежде всего он оставался солдатом, и это был не первый раз, когда он сталкивался с подобной жестокостью.
– Признаюсь, – с вынужденным спокойствием произнес он, – я не имею представления, Ваше Величество, как защитить себя от столь необоснованных обвинений. Даже эти долгие минуты молчания не смогли заставить мое воображение придумать подходящее объяснение вашим обвинениям. Я не в силах оправдать то, что и не надеюсь понять.
Король издал сердитый смешок, в котором сквозило неверие.
– Значит ты отрицаешь все обвинения, выдвинутые против тебя? Ты не предпримешь никаких попыток оправдаться?
– У меня нет оснований оправдываться, – резко ответил Камран, – ибо я не знаю, почему стою здесь перед вами, и почему вы послали в мои покои людей, чтобы задержать меня столь бесчеловечным образом. Поведайте мне, пожалуйста, каким образом я совершил измену? В какой момент это произошло?
– Ты продолжаешь притворяться невеждой? – гневно отозвался Заал, его правая рука на золотом скипетре сжалась. – Ты оскорбляешь меня даже сейчас, прямо в лицо?
Челюсть Камрана напряглась.
– Теперь я вижу, что вы уже приняли решение не в мою пользу. То, что вы отказываетесь даже сообщить мне, какое преступление я совершил, доказывает это. Если вы желаете заточить меня в темницу, да будет так. Вы получите мою голову, если хотите ее. Не беспокойтесь, я не окажу сопротивления, Ваше Величество. Я не ослушаюсь приказа своего короля.