– Как ты можешь говорить подобное, когда знаешь, что последствия этого будут ужасны… Твой народ решит, что ты сошел с ума… Твой собственный король отречется от тебя…
Невероятно, но Камран вдруг рассмеялся, смех его прозвучал яростно.
– Да, – тихо подтвердил он. – Мой собственный король отречется от меня.
– Камран…
Он шагнул вперед, и Ализэ, задыхаясь, сделала еще один шаг назад.
– Ты должен… ты должен знать, – произнесла девушка, голос ее был неуверенным. – Я должна сказать, как благодарна тебе за то, что ты сделал сегодня – за то, что ты попытался защитить меня. Я у вас в долгу, сир, и я не скоро это забуду.
Она заметила, как изменилось выражение лица принца, как в нем зародилось понимание того, что она действительно уходит и что именно так они и расстанутся.
– Ализэ! – с болью в глазах воскликнул он. – Пожалуйста… Не…
И тогда она исчезла.
29
Камран устремился вслед за девушкой, он мчался по лестнице словно глупец, надеявшийся догнать призрака, будто даже просто обнаружить ее оказалось бы достаточно. Принц не знал, как так получилось, что он смог совместить в своем разуме влечение к этой девушке и верность королю, но, как бы его здравый смысл ни осуждал Камрана за это инакомыслие, он не мог отрицать ужасающих чувств, что зародились внутри него. Его действия были одновременно предательскими и тщетными, и все же принц не мог остановить себя, не мог успокоить колотящееся сердце и прогнать охватившее его безумие.
Он должен был увидеть ее, поговорить с ней хотя бы еще один раз…
– Где же ты был, дитя?
Камран резко замер на лестничной площадке, сознание вернулось в его тело с силой раската грома.
Тетя смотрела на него снизу-вверх, одной рукой держась за юбки, другой – за перила лестницы. Она стояла всего на втором этаже, но по светлому блеску на ее бровях, по резкой складке на лбу принцу стало понятно, скольких усилий стоило пожилой женщине разыскать его.
Камран помедлил.
На него обрушилась усталость – так же внезапно, как если бы он получил сильный удар, – и принц схватился за перила, чтобы удержаться на ногах.
Потом закрыл глаза.
– Прости меня, – негромко сказал он, переводя дыхание. – Я потерял счет времени.
Он услышал неодобрительное цоканье тети и, подняв веки, увидел, что она разглядывает его, внимательно изучая его волосы, глаза – даже рукава свитера, который Камран в какой-то момент засучил на предплечьях. Принц безмолвно привел себя в порядок, провел небрежной рукой по волосам, отводя черные волны с глаз.
Ему было страшно думать, как легко расстались его сердце и разум.
Герцогиня Джамила поджала губы и протянула к нему руку, и Камран поспешно сократил расстояние между ними, подставив локоть под изящные пальцы тети. Аккуратно он начал помогать пожилой женщине спускаться по лестнице.
– Значит, – сказала она, – говоришь, ты потерял счет времени.
Камран издал нечленораздельный звук.
– Понятно, – вздохнула герцогиня. – Похоже, ты основательно побродил по дому, как бы то ни было. Вся прислуга в недоумении из-за твоей задумчивости. Сначала тот уличный мальчишка, потом служанка, а теперь ты бродишь по дому, с тоской глядя в окна. Все считают тебя безнадежным романтиком, и я буду удивлена, если эти сплетни не обеспечат тебе завтра несколько полос в газете. – Она замешкалась на ступеньке; взглянула на принца. – Берегись, дитя. Юные девушки могут начать падать в обморок при одном только взгляде на тебя.
Камран выдавил улыбку.
– У тебя есть дар, дорогая тетя. Твоя лесть – это всегда самый изощренный обман.
Она звонко рассмеялась.
– Думаешь, я преувеличиваю?
– Думаю, тебе нравится преувеличивать.
Герцогиня легонько шлепнула принца по руке.
– Самонадеянное дитя.
На этот раз его улыбка была искренней.
Они спустились на главный этаж, прошли через большой зал, а сердце Камрана все никак не хотело замедлять беспорядочный стук. Принц пробыл в темноте так долго, что вид солнца, пробивающееся сквозь высокие окна, стал потрясением. Юноша отвернулся от яркого света, чтобы заглушить острую боль, пронзившую его при этом зрелище. Камрану доводилось знать одну молодую женщину, которая очень радовалась солнцу и находила утешение в свете.
«Луна меня очень утешает».
С каким-то отчаянием принц понял, что теперь все будет напоминать ему об Ализэ. Сами солнце и луна, смена дня и ночи.
Розовые розы.
Они были здесь – яркие брызги в вазе, в центре букета, что стоял на высоком столе в гостиной, куда Камран привел тетю. Он отстранился от нее и, не задумываясь, подошел к букету; осторожно вытащив цветок из сосуда, провел пальцами по бархатным лепесткам, а затем поднес бутон к носу, вдыхая пьянящий аромат.
Тетя громко рассмеялась, и Камран вздрогнул.
– Ты должен проявить милосердие, дорогой мой, – сказала она. – Новости о нашем меланхоличном принце разлетятся далеко за пределы Сетара, если ты в ближайшее время не обретешь благоразумие.
С большой осторожностью принц вернул цветок в вазу.
– Неужели наш мир настолько нелеп, – тихо сказал он, – что каждое мое действие достойно освещения в новостях? Неужели мне нельзя проявлять хоть толику человечности? Неужели я не могу насладиться простой красотой без порицания и подозрений?
– То, что ты вообще задаешь подобный вопрос, подтверждает, что ты не в себе. – Герцогиня подошла ближе. – Камран, однажды ты станешь королем. Люди смотрят на твой нрав как на предвестник всего грядущего; твердость твоего сердца покажет образ твоего правления, что отразится на всех областях существования людей. Разумеется, ты не забыл об этом. Ты не можешь обижаться на любопытство подданных – не тогда, когда тебе известно, как сильно твоя жизнь влияет на их жизни.
– Конечно, нет, – отрешенно отозвался Камран. – Как я могу? Я никогда не оскорблюсь их страхом и никогда не забуду о кандалах, которые так громогласно украшают каждый мой день.
Тетя глубоко вздохнула и приняла протянутую руку принца. Они возобновили медленную прогулку.
– Ты начинаешь пугать меня, дитя, – тихо сказала герцогиня. – Не скажешь мне, что тебя так расстроило?
«Расстроило».
Да.
Что-то в Камране сдвинулось. Он чувствовал это; ощущал, как переместилось его сердце, как плотно сомкнулись ребра вокруг легких, подобно сжатому кулаку. Принц был не в ладах с собой и не знал, пропадет ли когда-нибудь это чувство.
Ализэ.
Он все еще слышал шепот ее голоса, то, как она впечатала свое имя в темноту между ними; то, как она задохнулась, когда Камран поцеловал ее. Она прикасалась к нему с нежностью, которая свела его с ума, смотрела в его глаза с искренностью, которая сломила его.
С самого начала в ней не было ни фальши, ни притворства, ни мучительного самосозерцания. Ализэ не была ни восхищена принцем, ни запугана его положением; Камран не сомневался, что она оценила его собственные достоинства – и к черту его наследие. То, что Ализэ сочла принца достойным, то, что она хоть на мгновение отдалась ему… Лишь в ту секунду Камран понял, как сильно жаждал ее одобрения. Мнение Ализэ о его характере каким-то образом стало решающим в его собственном суждении о себе.
Но как?
Принц не знал; ему было все равно; он был не из тех, кто задается вопросами о порывах своего сердца. Камран знал лишь, что Ализэ оказалась гораздо лучше, чем он смел надеяться, и это изменило его: ее ум был таким же острым, как ее сердце, ее улыбка такой же ошеломляющей, как ее слезы. Эта девушка так много пережила в своей жизни, что Камран не знал, чего ожидать от нее; он бы понял, если бы Ализэ оказалась замкнутой и циничной, но вместо этого она была полна чувств, жива в каждой своей эмоции и милосердна.
Принц все еще чувствовал ее тело под своими руками, аромат ее кожи пьянил его голову, каждую его мысль. Кожа Камрана становилась горячей от воспоминаний о ее тихих вздохах, о том, как она затихала в его объятиях. О том, каков был ее вкус.
Ему захотелось пробить кулаком стену.
– Дорогой мой?
Принц вернулся в себя, резко вдохнув.
– Прости меня, – сказал он, осторожно прочищая горло. – Сейчас меня осаждают лишь самые простые человеческие страдания. Я плохо спал прошлой ночью, а сегодня почти ничего не ел. Я уверен, что мое настроение улучшится после трапезы. Быть может, пойдем пообедаем?
– О, дорогой мой, – тетя помедлила, ее брови сковало смятение, – боюсь, сегодня мы вынуждены отказаться от обеда. За тобой пришел твой министр.
Камран резко развернулся к ней.
– Хазан здесь?
– Боюсь, что так. – Герцогиня отвернулась. – Он ждет уже некоторое время, и, смею предположить, он совсем не рад этому. Кажется, он сказал, что твое присутствие необходимо во дворце. Что-то связанное с балом, я полагаю.
– Да, – кивнул Камран. – В самом деле.
То была ложь.
Если Хазан пришел за ним лично – а не доверил это посыльному, – значит, что-то было не так.
– Жаль, – с преувеличенной бодростью произнесла тетя. – Твой визит оказался так короток.
– Прими мои самые искренние извинения, – ответил Камран, опустив глаза. – Мне кажется, я только отвлек и разочаровал тебя сегодня. – Они остановились в парадном зале. – Не позволишь ли ты мне компенсировать это упущение другим визитом?
Герцогиня просияла в ответ.
– Звучит просто замечательно, дорогой мой. Ты знаешь, что тебе здесь рады в любое время. Тебе нужно только назвать день.
Камран взял руку тети в свою и поцеловал ее, поклонившись. Когда он снова встретился с герцогиней взглядом, ее лицо окрасилось в розовый цвет.
– Тогда до следующего раза.
– Ваше Высочество.
Камран повернулся при звуке возбужденного голоса министра. Хазан не мог – да и не пытался – скрыть своего раздражения.
Принц выдавил улыбку.
– Боже, Хазан, у тебя что, припадок? Неужели ты не можешь позволить мне даже попрощаться с тетей?
Министр не удостоил это вниманием.