Увидев, что девушка смотрит, он поманил ее поближе, предлагая скидку на пару третьих моляров.
Ализэ почти улыбнулась и покачала головой, глядя на происходящее вокруг с легкой грустью. Несколько месяцев она жила в этом царственном городе, но никогда прежде ей не удавалось увидеть его таким, как сейчас – в самый активный, самый чарующий час. Через равные промежутки времени улицы оглашались мелодиями трубадуров с сантурами и сетарами, наполняя сердце восторгом. Ализэ искренне улыбалась, глядя, как веселые горожане, не жалея времени, танцуют и хлопают в ладоши, пока идут мимо.
Вся ее жизнь вдруг показалась девушке неожиданно странной – странной потому, что звуки и сцены, что окружали ее, были настолько противоречиво жизнеутверждающими.
Ализэ с некоторым усилием поборола водоворот эмоций, грозивший перевернуть ее сознание, и сосредоточилась на предстоящих делах. Уверенными шагами она прошла мимо кондитерской и шумного медника по соседству от нее, мимо пыльной ковровой лавки, где разноцветные рулоны были уложены до самого потолка и торчали из дверей, мимо пекарни с открытыми окнами, откуда доносился райский аромат свежего хлеба.
Внезапно Ализэ замедлила шаг – ее взгляд задержался на больших мешках с мукой, что стояли у двери.
Ализэ могла сшить одежду почти из чего угодно, но даже если она сумеет раздобыть достаточно дешевой ткани, платье из мешковины на балу наверняка привлечет лишнее внимание. Если Ализэ хотела затеряться в толпе, ей нужно было выглядеть так же, как остальные, не надевать ничего необычного.
Она задумалась, осматривая себя.
Девушка всегда тщательно заботилась о том немногом, что у нее было, но ее бязевое рабочее одеяние все равно было почти насквозь протерто. Это серое платье всегда выглядело тусклым, но сейчас оно казалось еще более безжизненным и полинявшим от непрерывной носки. Правда, у Ализэ имелось второе платье, но оно пребывало в точно таком же состоянии. Впрочем, чулки все еще были ничего; туфли тоже выглядели сносно, хоть и нуждались в полировке, но прореху на одном носке еще предстояло заштопать.
Ализэ прикусила губу.
У нее не оставалось выбора. Ее тщеславию придется пострадать; Ализэ оставалось только распороть одно из своих старых платьев и переделать его, надеясь, что ей хватит материала, чтобы сделать это правильно. Возможно, она даже сможет использовать остатки порванного фартука, чтобы сшить пару перчаток, если только отыщет безопасное место, где сможет поработать.
Она вздохнула.
Сначала, решила Ализэ, стоило посетить местный хамам. Уж это она могла себе позволить, поскольку цены на баню всегда были приемлемыми для бедняков, однако…
Девушка внезапно остановилась.
Она заметила аптеку; знакомые очертания лавки заставили ее задуматься о своих бинтах.
Осторожно Ализэ коснулась льна на шее.
Она не чувствовала боли в руках и на горле уже несколько часов, однако если было еще слишком рано снимать повязки, то, пожалуй, не стоило ходить без них на балу. Ведь раны наверняка привлекут к себе нежелательное внимание.
Ализэ нахмурилась и снова посмотрела на лавку, гадая, внутри ли Дин. Она решила было зайти, чтобы узнать его мнение, но затем вспомнила, что наговорила ему в ту ужасную ночь – как несправедливо критиковала принца и как хозяин аптеки упрекнул ее за это.
Нет, неважно.
Ализэ поспешила прочь по улице, едва не столкнувшись с женщиной, убирающей с мостовой лепестки роз, и снова внезапно остановилась. Зажмурила глаза и с силой тряхнула головой.
Она ведет себя так глупо.
Избегать аптекаря было бессмысленно – не сейчас, когда Ализэ так нуждалась в его помощи. На этот раз она просто не станет говорить глупостей.
Боясь передумать, девушка поспешила к аптеке и с силой толкнула входную дверь.
Привычно звякнул колокольчик.
– Сейчас подойду, – пробормотал Дин, не поднимая глаз из-за прилавка.
Он помогал пожилой женщине с большим пакетом сушеных цветов гибискуса, которые советовал ей заваривать три раза в день.
– Утром, днем и вечером, – напутствовал он. – Чашка вечером очень помогает при сл…
И тут Дин увидел Ализэ и замер, его темные глаза широко распахнулись. Она несмело подняла дрожащую руку в приветственном жесте, однако аптекарь отвел взгляд.
– Это… это поможет уснуть, – добавил он, принимая монеты женщины и пересчитывая их. – Если вы почувствуете неприятные ощущения в желудке, то сократите прием до двух чашек – утром и вечером.
Покупательница тихо поблагодарила его и удалилась. Ализэ проследила за ней взглядом, и колокольчик лавки тихонько звякнул ей вслед.
На мгновение повисло молчание.
– Значит, – сказал Дин, наконец подняв глаза. – Ты все же пришла. Признаться, я не очень-то верил в это.
Ализэ почувствовала нервный трепет; аптекарь, без сомнения, видел, как она размышляла, стоя на улице. Втайне девушка надеялась, что Дин вообще забыл о ней, включая и всю неловкость их последнего разговора. Но, похоже, ей не повезло.
– Да, господин, – ответила она. – Хотя, если честно, я тоже не была уверена, что приду.
– Ну, хорошо, что ты здесь, – улыбнулся Дин. – Ты за своим лекарством?
– О, я… Нет… Боюсь, я здесь не для… – Ализэ почувствовала, что краснеет, а два медяка в ее кармане вдруг потяжелели. – Вообще-то, – торопливо объяснила она, – я подумала, что, может быть, вы могли бы осмотреть мои раны немного раньше, чем мы договаривались.
Жилистый хозяин лавки нахмурился.
– Это на пять дней раньше, чем мы договаривались. Надеюсь, никаких осложнений не было?
– Нет, господин. – Ализэ сделала шаг вперед. – Мази очень помогли. Только повязки… они… ну, они немного бросаются в глаза, как мне кажется. Они привлекают много внимания, а бы этого не хотела и поэтому надеялась снять их совсем.
Дин с минуту пристально смотрел на Ализэ, изучая открытую часть ее лица.
– Ты хочешь снять повязки на пять дней раньше?
– Да, господин.
– Это из-за твоей экономки?
– Нет, господин, это не…
– Ты имеешь полное право лечить свои увечья, ты же знаешь. Она не может запрещать тебе…
– Нет, господин, – повторила Ализэ, на этот раз немного жестче. – Дело не в этом.
Она больше ничего не добавила, и Дин глубоко вздохнул. Он и не пытался скрыть своего неверия, и Ализэ слегка удивилась его беспокойству.
– Тогда ладно, – выдохнул аптекарь. – Садись. Давай посмотрим.
Ализэ взобралась на высокий стул у прилавка, и очень медленно Дин начал разматывать бинты на ее шее.
– Ты хорошо наложила повязку, – заметил он, на что девушка лишь кивнула в знак признательности.
В мягких движениях аптекаря было что-то успокаивающее, Ализэ даже осмелилась на мгновение прикрыть глаза.
Словами невозможно выразить, как она вымоталась. Девушка не могла вспомнить, когда в последний раз спала больше пары часов или когда ощущала себя в достаточной безопасности, чтобы спокойно постоять на месте какое-то время. Ей редко разрешали присесть и почти никогда – остановиться.
Если только Ализэ удастся попасть сегодня на бал, то все станет возможным. Облегчение. Безопасность. Покой. Что же до реальности исполнения этих грез…
Ализэ не имела особых ожиданий.
Она была неудавшейся королевой без королевства, даже самого крохотного. Джиннов разбросало по всей Ардунии, выживших осталось очень мало, а отыскать остальных было слишком сложно. Когда-то давным-давно существовал план восхождения Ализэ на трон, однако ее не посвящали в детали из-за юного возраста. Родители настаивали на том, чтобы Ализэ сосредоточилась на учебе и подольше насладилась своим детством. Когда умер отец Ализэ, ей было двенадцать лет, и только после его смерти мать начала беспокоиться о том, что девочка слишком мало знает о своей судьбе. Тогда она рассказала Ализэ о горах Арии, о заключенной в них магии, столь необходимой для раскрытия сил, которыми будущая королева, по слухам, должна была однажды овладеть.
Когда Ализэ спросила, почему она не может просто пойти и получить это волшебство, мать грустно рассмеялась.
– Это не так просто, – объяснила она. – Магия должна быть собрана силами верных подданных, каждый из которых должен быть готов умереть за тебя на этом пути. Сама земля выбрала тебя для царствования, моя дорогая, но сначала тебя должен признать твой собственный народ. Пятеро должны пожелать отдать свою жизнь ради твоего правления, и лишь тогда горы расстанутся со своими богатствами.
Это условие всегда казалось Ализэ нелепым, жестоким; она не считала себя вправе просить умереть за нее полдесятка людей, пусть даже во имя общего блага. Но поскольку сейчас она не знала ни одного человека, готового пожертвовать жизнью ради ее интересов – ей казалось преждевременным полагаться в этом даже на Хазана, – размышлять об этом было бессмысленно.
Более того, Ализэ знала, что даже если каким-то чудом ей и удастся занять трон и завоевать верность десятков тысяч подданных, она уже не сможет быть их королевой, так как приговорит своих же соплеменников к смерти.
Нетрудно было представить, как ардунианский король сокрушит соперницу на своих землях; его недавнее преследование служило достаточным тому доказательством. Король никогда бы не уступил добровольно ни свое место, ни свой народ, в чье число теперь входили и джинны.
Ализэ открыла глаза как раз в тот момент, когда Дин разворачивал последний слой льна на ее шее.
– Будь любезна, вытяни свои руки, барышня, я разбинтую их тоже, – сказал он. – Порез на твоем горле заживает очень хорошо…
Девушка протянула руки, а сама отвернулась к окну, отвлекшись на невысокую пожилую женщину на улице, толкающую перед собой тяжелую тачку. Эта женщина состарилась, точно дерево, лицо ее было расписано временем так изящно, что Ализэ показалось, будто она может сосчитать каждую его черточку, чтобы выяснить возраст женщины. Белые ее волосы были выкрашены хной в ярко-оранжевый цвет и подвязаны цветочным платком, сочетающимся с яркой юбкой. Ализэ мельком скользнула взглядом по содержимому тележки – то был зеленый миндаль, его все еще нетронутые мягкие пушистые оболочки мерцали от инея на солнце.