– Оставь меня! Пожалуйста, оставь меня в покое!
Змея, звон мечей и пламя огня,
И третий ворвется вдруг, сталью звеня.
Ализэ ухватилась за мраморную колонну и прижалась необычайно горячей щекой к прохладной поверхности.
– Пожалуйста, – всхлипнула она. – Я прошу тебя… Оставь меня в по…
А также есть шут, что всех растревожит,
Ведь трех королей быть разом не может.
Что-то оборвалось, ком в горле разжался, и дьявол исчез.
Голова Ализэ кружилась. Задыхаясь от страха, девушка сильнее вжалась в блестящий мрамор, чувствуя, как холод проникает в нее сквозь тонкое одеяние. Она была убеждена, что замерзнет в этом платье, но никак не ожидала, что дьявол придет сегодня, что согреет ее своим жаром, этим сверхъестественным теплом.
Ализэ прикрыла глаза, пытаясь восстановить дыхание.
Она не понимала, где находится, да ей было и все равно; она едва слышала собственные мысли за стуком сердца, бешено бьющегося в груди.
Она еще даже не разгадала первую загадку, посланную Иблисом, как же теперь справиться со второй?
Тем более, что его приходы раз за разом оказывались предзнаменованием чего-то ужасного. Всего несколько дней назад дьявол посеял в ее голове шепотки о несчастьях, и о, как Ализэ пострадала от того, что произошло. Как круто изменилась ее жизнь с тех пор, как она в последний раз слышала этот голос в своей голове. Что же будет теперь? Растеряет ли Ализэ последние крохи надежды, что у нее остались?
Такого стремительного повторного появления Иблиса еще не было. Обычно, прежде чем его мучительный голос снова вторгался в ее сознание, принося с собой всевозможные беды и тревоги, у Ализэ были целые месяцы, но никак не дни передышки.
Какие же теперь муки ждали ее?
– Ализэ.
Она пошатнулась, хотя уже держалась за прохладную колонну, и повернулась лицом к другой своей муке. Сердце заколотилось совсем по-другому, пульс опасно трепыхался в горле.
В великолепном тяжелом зеленом наряде перед ней стоял Камран; мантия его была распахнута, обнажая сложные изумрудные жгуты и шею с еще большим количеством драгоценностей. Его глаза, подведенные кайалом, сделались неправдоподобно темными, еще более разрушительными от взгляда на нее. Но именно блеск обруча в его волосах пронзил сердце Ализэ страшным ударом.
Камран был принцем. Она почти забыла об этом.
– Ализэ, – повторил он, теперь уже шепотом, глядя на нее с тоской, которую и не пытался скрыть.
Бесконечная тьма, которой стали его глаза, вбирала в себя каждую деталь ее лица, ее волос, даже ее платья. Ализэ почувствовала себя слабой, стоя к принцу так близко, в голове у нее помутилось. Все шло не по плану.
Как он вообще заметил ее в этой суматохе?
Ведь она лишь мельком бросила на него взгляд издалека, наблюдая, как он невозмутимо встречает длинную вереницу гостей, которыми, Ализэ была уверена, Камран будет занят всю ночь. Наверняка он выполнял свои обязанности, от которых не мог отмахнуться, наверняка за ним скоро кто-нибудь придет…
Принц словно подал сигнал бедствия, который напугал девушку, обострив все ее инстинкты, и Ализэ, не задумываясь, шагнула ближе. Она замерла, едва не коснувшись его, наблюдая, как Камран вздрогнул во второй раз, осторожно оттягивая воротник на шее, делая все возможное, чтобы обрести облегчение, не нарушая искусно составленного образа.
– Что такое? – ласково спросила Ализэ. – Тебе больно?
Он покачал головой, попытавшись коротко рассмеяться, но это не помогло опровергнуть его очевидное неудобство.
– Нет, ничего страшного. Мне просто неприятна эта одежда. Мантия должна быть изготовлена из шелка, но она ужасно жесткая и шершавая. Она и раньше доставляла дискомфорт, но теперь, клянусь, мне кажется, будто она вся утыкана иголками.
Принц снова скривился, потянув за отворот одеяния.
– Иголками? – нахмурилась Ализэ. Она осторожно прикоснулась к нему и почувствовала, как он напрягся, когда она провела рукой по изумрудной парче, по рельефной вышивке на ней. – У тебя… У тебя есть чувствительность к золоту?
Девушка нахмурилась.
– К золоту?
– Это шелк, да, – объяснила она, – но это шелк, сплетенный с золотой нитью. А здесь, – она провела рукой по рельефной вышивке на воротнике и на лацканах, – здесь золотых нитей еще больше. Это самое настоящее золото, ты не знал?
– Нет, – ответил Камран, глядя на нее как-то странно; на мгновение его взгляд упал на ее губы. – Я не знал, что золото можно вплетать в ткань.
Ализэ вздохнула и убрала руку.
– Можно, – подтвердила она. – Одежда может казаться тяжелой и немного грубой, но она не должна причинять тебе боль. И уж точно не должна ощущаться как иголки.
– Откуда ты это знаешь?
– Неважно, – ответила Ализэ, избегая его взгляда. – Важнее то, что тебе больно.
– Да. – Принц сделал к ней шаг. – Очень больно.
– Мне… мне жаль это слышать, – сказала Ализэ, нервничая. Она начала нести первое, что пришло ей в голову. – Это довольно редкое явление, но я думаю, что у тебя может быть чувствительность к золоту. Возможно, в будущем тебе стоит избегать носить такие ткани, а если ты хочешь более мягкую одежду, ты можешь попросить у швеи шелковый шармез или атлас, и избегать жоржета и некоторых видов тафты, или даже…
Она остановилась, когда Камран прикоснулся к ней, когда его руки легли на ее талию, а затем двинулись вниз по бедрам, его пальцы начали осторожно ласкать ее кожу сквозь слои прозрачной ткани. Ализэ задохнулась и почувствовала, как прижалась спиной к мраморной колонне.
Принц был так близко.
Он пах апельсиновыми цветами и чем-то еще – жаром, мускусом, кожей…
– Зачем ты пришла сегодня вечером? – спросил он. – Почему? И твои ранения… Это платье…
– Камран…
– Скажи, что ты вернулась за мной, – прошептал он. В его голосе прозвучала нотка желания, которая поставила под угрозу все благоразумие Ализэ, все ее самообладание. – Скажи, что пришла ради меня. Что ты передумала.
– Как ты можешь говорить такие вещи, – выдавила она, руки ее начали дрожать, – в тот вечер, когда ты должен выбрать себе в невесты другую?
– Я выбираю тебя, – просто сказал принц. – Я хочу тебя.
– Мы… Камран, ты не можешь… Ты знаешь, что это безумие.
– Я понял. – Принц опустил голову и отстранился, оставив девушку замерзать без своего тепла. – Значит, ты здесь по другой причине. Не поделишься ли этой причиной?
Ализэ ничего не ответила. Она не могла ни о чем думать. До нее донесся вздох Камрана.
– Тогда могу я задать другой вопрос? – спросил он через мгновение.
– Конечно, – согласилась Ализэ, отчаянно ища, что сказать. – Спрашивай.
Принц поднял голову и встретился с ней глазами.
– Откуда ты знаешь туланского царя?
37
Камран старался ничем не выдать боли, терзавшей его сейчас, пока он ждал ответ Ализэ. Его сердце и кожу раздирала двойная агония: одежда с каждым мгновением причиняла все больше неудобства, а теперь еще и этот спазм, грозивший разорвать грудь принца на части. Камран не мог смотреть на Ализэ, ожидая, пока она заговорит. Неужели он совсем ее недооценил? Неужели он действительно оказался таким глупцом, каким его считали дед и министр? Ализэ преподносила сюрпризы каждым своим шагом, намерения ее было невозможно разгадать, а ее поступки ставили принца в тупик.
С чего бы ей поддерживать связь с правителем вражеской империи? Как и когда началась их дружба?
Камран надеялся, что Ализэ развеет его подозрения, сказав, что она пришла сегодня вечером ради него, чтобы быть с ним; то, что она так легко отвергла эту возможность, стало одновременно и ударом, и подтверждением – подтверждением опасений принца.
Ведь зачем тогда она вообще пришла?
Зачем ей было пробираться на королевский бал, и как все ее раны чудесным образом оказались залечены, а одеяние прислуги заменил дорогой наряд? Почему после стольких отчаянных попыток спрятаться от посторонних глаз за снодой – скрыть свою личность – она сбросила с себя маску, явившись во дворец, где любой незнакомец мог увидеть ее лицо?
Камрану представилось, как король обвиняет Ализэ в вероломстве, в том, что она легко манипулирует разумом и эмоциями принца, подобно неуловимой сирене. Камран слышал каждое слово этого воображаемого обвинения, видел каждую деталь правдоподобных доказательств короля, способных послужить поводом для ее осуждения, и все же не мог отвергнуть девушку – по причинам настолько ничтожным, что это вызывало смех: Камрану казалось, что она в опасности.
Его инстинкты настаивали на том, что, вопреки всем уликам, сама Ализэ не представляет никакой угрозы. Напротив, принц опасался, не грозит ли беда ей.
Даже сам себе он казался глупцом.
Камран признавал вопиющие ошибки в собственных суждениях, многочисленные провалы в логике. Например, он не мог взять в толк, как Ализэ купила это великолепное платье, если всего несколько дней назад она едва сумела наскрести медяки на лекарства. Или как так случилось, что только сегодня утром она мыла пол в Баз Хаусе, а сейчас выглядела настоящей королевой, беззаботно смеющейся с царем соседней империи.
Король Заал, не сомневался принц, сказал бы, что она приехала специально, чтобы возглавить переворот, чтобы захватить трон. Бал, в конце концов, был идеальным местом, чтобы заявить во всеуслышание – в присутствии всей знати Ардунии, – свои права на власть.
Пожалуй, все-таки Камран сошел с ума.
Это казалось единственным возможным объяснением его бездействия и страха, охватившего принца даже теперь. Почему он так беспокоился о девушке, когда должен был немедленно выдать ее королю? Ализэ бы арестовали и приговорили к смерти. Это было бы правильным решением, и все же Камран не сделал ни шагу.
Его оцепенение оставалось загадкой даже для него самого.
Принц приказал Хазану привести к нему царя Сайруса, однако увидев Ализэ с ним, тотчас передумал. Сайрус что-то сказал ей, а затем ушел, и после этого Ализэ стремительно помчалась сквозь толпу, выглядя охваченной ужасом.