К концу очередного дня Ена создала десятки узоров, и каждый из них получался уродливее и корявее предыдущего, словно пальцы её в жизни ниток не держали. Солома, конечно, не самый податливый инструмент, но такого безобразия она не создавала с детства, отчего в горле встал удушливый ком, сердце забилось надрывно, как в тисках. В неравномерных узорах Ена видела смерть, но не могла понять чью.
За тот день стражи дважды приносили знакомые хлеб и воду, а на её разбросанные плетения глядели с недоверием, как на ведьмовские заговоры. Раньше Ена испугалась бы таких взглядов, но сейчас едва обратила внимание. Она уже в клетке, скованная ощущением приближающегося конца. Хуже не станет.
С наступлением сумерек её руки безвольно опустились. Ене казалось, что невидимое присутствие смерти облепило её всю, будто удушливый влажный воздух. Она не могла отделаться от ощущения, что предчувствие смерти касалось абсолютно каждого, включая её саму, поэтому мысли бились в панике, не в силах отыскать верное решение.
Ещё ночь и день она провела в камере, в тишине, холоде и неведении. Ена стала вялой, усталой и сонной. Её немного лихорадило, потрескавшиеся губы едва двигались, сухая кожа болезненно натягивалась. Ена не сразу сообразила, когда под вечер трое мужчин вновь вошли к ней в камеру и грубо подняли на ноги. Сил сопротивляться не было, но только её подвели к камерам Яреша, Зорана и Рокеля, и она моментально встрепенулась.
– Нет! Оставьте её! Всё было рассказано! – властно приказал Яреш, да стражи его не послушали.
Ена с ужасом разглядела окровавленные рубахи близких, кафтанов на них уже не было. Лицо князя наполовину распухло, глаз заплыл. Зоран вообще лежал едва дыша, один Рокель выглядел хоть немного похожим на себя, но тоже измученным, с до крови потрескавшимися губами.
Не раздумывая, Ена впилась зубами в руку держащего её стража, прокусила до крови, и мужчина закричал. Он отбросил Ену на прутья решётки князя, но вместо побега Ена схватила руку Яреша. Губами коснулась его кисти и использовала украденные мгновения, чтобы со всей благодарностью прижаться лбом к ладони своего покровителя.
– Не тревожьтесь за меня, государь. Вы многое для меня сделали, спасибо.
Яреш уставился на Ену во все глаза, она сморгнула скопившиеся слёзы благодарности. Если уж таков конец, то хотя бы его она сумела поблагодарить. Яреш не успел ответить, лишь ладонь едва коснулась спутанных волос Ены. Девушку грубо оторвали от решётки и потащили дальше на выход.
Измотанная холодом, голодом и тревогами Ена не сопротивлялась, но и за шагом стражей едва поспевала. Снаружи воздух обдал её волной мороза и вяло падающим снегом, обуви ей так никто и не дал, поэтому каждый шаг босых ног пробирал до костей. Во дворе виднелись сгоревшие здания, на стенах хором кое-где были заметны тёмные пятна от прикосновений пламени. Ена не так хорошо знала великокняжеский двор, чтобы точно сказать, какие дома уничтожила стихия, да и рассмотреть обезображенный двор не сумела, её завели в бани. Ена растерянно замерла, когда мужчины отпустили её. Она ожидала пыток, но её встретили женщины и повели к наполненной деревянной купели. Ена неуклюже помогала стянуть с себя грязные одежды, не прекращая смотреть на помощниц с немым вопросом во взгляде. Те работали аккуратно, заметив многочисленные синяки на её рёбрах, не тревожили ссадины щётками, со спутанными волосами тоже обошлись бережно. Такая перемена отношения Ену настораживала, и хоть согреться в тёплой воде и отмыться от грязи и крови было приятно, но и тревожно. Она растерялась, не зная, чего ждать дальше. Ещё недавно стражи грозились лишить её пальцев, а теперь решили отмыть от грязи. Буквально недавно её в одной ночной сорочке позорно протащили по двору, но внезапно переодели в чистое. Простая рубаха, нижняя юбка и подпоясанный сарафан, без изысканной вышивки, скромное, но всё же чистое. Сапоги на израненные ступни Ена натянула с трудом.
– Почему? – не выдержала она, обратившись к женщине, отдающей другим приказы. – Почему меня переодели?
– Негоже смердящей перед великим князем появляться, – ответила она. – Пожелал он говорить с тобой, поэтому не вертись. Косу заплетём, и пойдёшь.
У Ены сжался желудок, но одновременно зародилась надежда от мысли, что она сумеет убедить Креслава отпустить Яреша и его сыновей. Князь ведь всю жизнь служил Креславу, верным ему другом был, Сечень ради него родной оставил, всё порученное безропотно выполнял да во благо Визинского княжества работал. Только благодаря Ярешу и его сыновьям Одольское княжество бой Визне проиграло.
Вновь пришли мужчины и повели Ену дальше. Теперь она сама торопилась, шагала с ними, перебирая в голове варианты просьб и заверений. Хоть влажную косу и студил мороз, в чистой одежде Ена чувствовала себя лучше, израненные ноги согревали сапожки, и дорога до княжеских палат была близкой.
Напоследок она посмотрела на едва заметные следы заката. Сумерки окутали двор, медленно сгущаясь, это дало надежду, что сейчас действительно князь намерен просто поговорить, казнили обычно при свете дня.
Ена так нервничала, что запуталась в ещё недавно знакомых коридорах, куда её не раз приглашал Злат, расписные стены сливались в размытый узор, казалось, она прошла бесчисленное количество арок и ступеней, поднявшись на третий этаж, где никогда не бывала. Стражи сопровождали в молчании, а несколько встреченных слуг разве что бросали на Ену короткие взгляды.
– …бессмысленно говорить, что с ними, что с девкой, – разобрала конец фразы Ена, когда её втолкнули в просторную спальню.
Из стражей за ней вошли двое и замерли у двери. Двое бояр с недовольством обернулись на Ену. Она узнала советников князя Креслава, одним из которых был Мстислав. Отец Сияны. Он с особым презрением оценил Ену взглядом и поморщился.
– Свидетелей в достатке, доказательств тоже хватает, а ты всё упираешься, княже. Какие ещё заверения тебе нужны? – продолжил второй боярин.
Ена невольно свела брови, но глаза потупила. Не слишком ли дерзкий тон позволял себе этот человек? Столь близкие ли они друзья? Ена никогда не слышала личных разговоров Яреша и Креслава, чтобы сравнить. Вот между Златом и Зораном громкие споры да ссоры бывали.
– Всем уже всё ясно, да ты оттягиваешь, – покачал головой Мстислав, поддержав боярина. – К утру необходимо решить, а не то слабым начнёшь выглядеть. Если прознают, что всё из-за девки, так и вовсе…
– Пошли вон. – Ледяной тон заставил Мстислава умолкнуть, а Ена вся похолодела, узнав голос. – Я сказал, что вынесу решение, так чего вы ко мне сломя голову прибежали? Узнали, что я велел привести Витену? Так чего перепугались, раз уверены в своих доказательствах?! – рявкнул Злат, встав с кровати.
Ена вскинула взгляд, не в силах сдержаться. Княжич вышел вперёд, и балдахин перестал скрывать его фигуру, однако на девушку Злат не смотрел. Весь его гнев и внимание были обращены на бояр, которые склонили головы и синхронно попятились на шаг, когда Злат приблизился.
– Не изволь гневаться, княже. Мы хотим помочь тебе пройти самое сложное время, – покорно пролепетал Мстислав, не поднимая головы.
Княже?
Ена боялась дышать, лишь бы не привлекать внимания Злата, пока он такой. Разодетый в дорогое, золотом расшитое корзно, с взъерошенными светлыми волосами, побледневшим от тревог лицом и свирепым взглядом.
– Я сделаю, что посчитаю нужным, обсужу со всеми, с кем захочу. Вы ждёте моего решения, что ж, прекрасно. Окончательный приговор я вынесу сегодня же, приготовьте всё.
– Разумеется! – покорно согласились бояре, явно обрадованные поворотом. Мужчины без лишнего упрямства попятились к выходу и скрылись с глаз вместе со стражниками.
Ена вздрогнула, когда дверь закрылась, оставив её наедине со Златом в тишине огромной спальни среди многочисленных свечей. Княжич не взглянул на неё, словно не мог, отвернулся к столу, налил себе то ли вина, то ли хмеля в кубок и опустошил за пять больших глотков, от каждого из которых Ена напрягалась сильнее, а зарождающаяся улыбка исчезла с лица.
– Злат, – несмело позвала Ена, прервав мрачную тишину. Пустой кубок с грохотом опустился на столешницу, и девушка умолкла. Ей потребовалось несколько ударов перепуганного сердца, чтобы попробовать снова: – Злат, прошу, скажи, что происходит. Я не понимаю… меня выкрали из дома, бросили в темницу. А ещё там князь Яреш, Зоран и Рокель. Они ранены, Злат! Им надо помочь. Я ничего не понимаю.
Его молчание немного приободрило Ену, и она приблизилась к княжичу, встала рядом, аккуратно тронула плечо. Злат напрягся, но не скинул её руку. Его взгляд наконец нашёл её лицо, и Ена проглотила все последующие жалобы. Этот взгляд был пустым и немного хмельным, лицо застыло в пугающей маске, а волны ярости буквально окружали Злата, окутывали так же, как роскошное корзно окутывало его тело.
– Хочешь знать, в чём дело? – с отстранённым равнодушием переспросил он, опять наполняя свой кубок. Ене не нужно было отвечать, Злат сам продолжил: – Несколько дней назад на мой двор было совершено нападение. Убийство и поджог. Мой отец мёртв. Мой младший брат тоже. Матушка едва не сгорела, за её жизнь сейчас борются лечцы.
Ещё половину кубка Злат опрокинул в себя, заглушая гнев и горечь утраты хмелем. Ена оцепенела. Княже.
Злат более не княжич. Он великий князь Визны. Не Креслав, а он велел привести Ену. Все те дни, что она провела в клетке, Злат был князем. Ена облизала пересохшие губы и отступила на шаг, убрав руку с его плеча. Он был князем всё то время, пока Яреш и его сыновья сидели в темнице.
Дурное предчувствие вынудило Ену попятиться ещё на шаг, Злат хмыкнул, заметив, и оценивающе её осмотрел. Губы его изогнулись в незнакомой, почти злой усмешке. Он отдалённо напоминал знакомого ей княжича. Нынешний Злат казался выше и больше за счёт возложенных на его плечи тревог и роскошного наряда.
Словно услышав её мысли, новоиспечённый князь раздражённо сбросил накинутое корзно,