Ена побелела как полотно, против воли тело мелко задрожало, воображение рисовало жуткие картинки, и её ужасала не сама смерть, а позор, к которому Злат был готов прибегнуть. Ещё неделю назад она не смогла бы поверить таким угрозам от него, но ещё неделю назад она не верила, что своих друзей он способен посадить в клетку, а от неё требовать стать его любовницей.
Имена Яреша, Зорана и Рокеля навсегда втопчут в грязь. Люди будут сплёвывать, говоря о них, Сеченское княжество раздерут на части. Ену замутило.
– Пожалуйста, – сдалась она, голос дрожал. – Пожалуйста, Злат. Отпусти их, не калечь и не убивай. Что мне сделать? Ты хочешь оставить меня наложницей. Хорошо, но взамен выполни мою просьбу. Отошли князя и его сыновей в Сечень, пусть уезжают, пусть никогда не возвращаются.
Она глотала слёзы, стараясь говорить без рыданий, которые лишь разозлят Злата. Князь молча выслушал мольбы. Его пальцы чуть разжались, он погладил её шею, там, где наверняка оставил синяки.
– Этого мало, – ответил он, но без былой ярости.
– Что? Что ещё мне сделать? Ты ведь не хочешь их убивать. Я знаю, что не хочешь. Это бремя власти вынуждает. Пожалуйста, Злат, не начинай всё с жестокости. Прояви милосердие, доброту! Именно за неё я тебя полюбила.
Злат взглянул ей в глаза, желваки заходили, пока он с придирчивой тщательностью разглядывал её лицо. Ена надеялась, что её манипуляции не будут столь очевидными или хотя бы он проглотит их, не желая становиться чудовищем.
– Они упрямятся, не признавая обвинений, а Яреш слишком влиятельный, чтобы его слова так просто забыли. Будут помнить и судачить, что до последнего он не сознался в предательстве, а однажды и вовсе засомневаются, насколько справедливо было моё решение. Ты мне поможешь?
– Чем?
– Станешь самым весомым свидетелем. Поддержишь обвинения, скажешь, что слышала, как князь желал власти. Тебе, живущей бок о бок с ними, поверят.
Ена пришла в ужас.
– Ты хочешь, чтобы я оклеветала сеченского князя и его сыновей? – Она едва соображала, что Злат говорит.
– Всё, что от тебя потребуется, это прилюдно подтвердить перечисленные обвинения.
Ена вгляделась в лицо Злата, ища намёк на шутку или притворство. Он её проверяет? Но князь смотрел на девушку с леденящей уверенностью, без намёка на сомнение.
– Я не м-м-могу… они же… они п-проклянут м-меня… в-возненавидят. – Лёгкие, казалось, сжались, она глотала воздух порциями, не в силах сделать нормальный вдох. Паника душила, она захлёбывалась мелкими глотками.
– Поддержишь обвинения, и сегодня же я отправлю их в Сечень. Лишу их княжество границ, присоединю к нашему, но сам город Сечень останется под их главенством. Откажешься, и завтра станет днём их казни.
Не в силах больше сдерживаться Ена заплакала, слёзы бесконтрольно полились по щекам, горькие всхлипы вырвались наружу. По лицу Злата прошла тень, рука вновь сдавила горло, задушив следующий всхлип.
– Хватит рыдать, Ена. Умерли мой отец и брат! Я мог быть с ними, а ты рыдаешь над предателями, которых ради тебя я готов помиловать, но тебе и этого недостаточно?! – Он едва не рычал ей в лицо, несколько раз встряхнув девушку. – Похоже, недостаточно сильны твои чувства, а все слова о любви ко мне не более чем ложь! Вся твоя преданность и симпатия – жалкий обман! Думал, что ластишься ко мне не ради моего статуса, а потому, что действительно любишь. Да гляжу, любовь твоя ничего не стоит. Князь, который не пожелал назвать своей дочерью, тебе важнее, чем я, который годами боролся за наш союз! Я упрашивал отца, унижался! Решай, Ена! Даю тебе последний шанс! Либо делаешь, как я сказал, либо рыдать будешь ночами перед обезображенным Рокелем!
Ена испуганно умолкла, она замотала головой, силясь ответить, но вырывался один хрип. Злат не замечал, как в гневе всё сильнее сдавливал ей горло. Ена вцепилась ему в руку, стараясь ослабить давление. Злат ещё дважды ударил её спиной о стену, дрожа от сдерживаемой ярости.
– Хо… хорошо. Я с-согласна. Т-только отпусти их домой. Не к-калечь. П-поклянись, что и п-после их не тронешь, что с-спустя годы не отправишь уб-бийц. П-пожалуйста!
Она пыталась придумать что-то, панически вспоминала узоры, всё внутри сжалось от дурного предчувствия, которое подсказывало ей принять предложение. Ену ужасал сделанный выбор, но он был лучше всех остальных.
Злат зарычал, оторвал Ену от стены и буквально швырнул в сторону. Девушка ударилась о кровать и не упала лишь благодаря столбику балдахина.
– Я даю тебе выбор, когда и не должен, а ты продолжаешь выставлять новые условия! – рявкнул он и до скрежета стиснул зубы. Ена замерла, вцепившись в балдахин, не плакала больше, но тряслась, жадно ожидая ответа. – Хорошо, не трону я их, а ты взамен будешь покорной и не станешь мне перечить или проблем создавать. Поняла?
– Я… да, я б-буду п-покорной…
Злату не понравилась её неуверенность, тихий голос. Лицо князя лишилось всех эмоций, он ей не поверил.
– Тогда раздевайся.
Ена опешила, схватилась за сарафан на груди, невольно мотнула головой, даже не успев подумать. Злат поймал её руку раньше, не дав отступить ни на шаг. Сжал тонкое запястье до боли, дёрнул к себе, повалил Ену животом на кровать. Рука вдавила её лицо в одеяла. Ена пыталась упрашивать, бормотала просьбы и сражалась за глоток воздуха, пока давление не позволяло дышать. Её юбки грубо задрали, заставили встать на колени, Ена без умолку умоляла перестать.
– Ты и так останешься моей наложницей, так учись быть покорной сейчас, – отрезал Злат, не обращая внимания на её попытки отползти.
Она всхлипнула, ощутив прикосновение между ног, чужие пальцы оказались внутри. Ена рванула вперёд от внезапной волны боли и унижения, но отпрянуть Злат ей не дал. Пальцы задвигались грубо и напористо, Злат требовал расслабиться. Ена пыталась, старалась вспомнить о своей симпатии к нему, что когда-то хотела его поцелуев и внимания, гадала, каково это. Лишь по чужим рассказам слышала, как всё происходит между мужчиной и женщиной, но творящееся сейчас было неправильным. Руки жадно трогали её там, где раньше никто не прикасался, смущающая и беззащитная поза заставляла дрожать. Он вошёл, и Ена едва подавила крик. Злат задвигался, и боль пронзала ноги и голову, голосовые связки онемели, слёзы высохли. Она обмякла, а Злат без остановки двигался, грубо дёргая её на себя за бёдра.
Её тело стало инструментом в чужих руках, Ена позволила. Всё сопротивление было сломлено, и она позволила ему делать, что он желал, с каждым его толчком мыслей в голове Ены становилось всё меньше.
Она не помнила, как он кончил, как поставил её на ноги и спокойными движениями поправил её сарафан с нижней рубахой и юбкой. Тело продолжало болеть, кожа зудела, пока внутри все нервы напряжённо вибрировали. Лицо горело лихорадочным жаром. Растерянная и опозоренная человеком, которого любила, Ена глядела на Злата, ожидая хоть чего-то: извинений, объяснений, сожаления. Она получила невесомый поцелуй, на который не ответила, и не единого слова, будто произошедшее было в норме вещей.
– А теперь пойдёшь со мной на совет. Поддержишь обвинение. На всё просто отвечай «да», другого не требуется, поняла? – Внезапно ласковое поглаживание по щеке вывело Ену из ступора.
Злат её больше не душил, не бил и не кричал. Даже тень гнева пропала из его взгляда: выплеснутая жестокость смягчила его гнев и горе.
– Ена, ты поняла?
Она скованно кивнула, расслышав вернувшееся напряжение. Говорить она не могла, боялась, что дрожь в голосе выдаст.
Дальше она едва помнила, как он успел надеть кафтан и набросить себе на плечи княжеское корзно, как привёл её в заполненный людьми зал. Несмотря на поздний час, десятки мужчин оживлённо обсуждали что-то и спорили. Гул голосов в роскошной палате стих, когда Злат сел на трон, поставив Ену подле себя справа. Она затравленным взглядом осмотрела присутствующих, но лица дружинников и бояр сливались в одно, зрение расплывалось. Она ощущала внимание десятков глаз и стыдливо тупила взгляд, раз за разом нервно одёргивая рукава сарафана. Ей казалось, что все видят синяки на её коже, знают, что Злат с ней сделал. Боль между ног не проходила, колени бесконтрольно тряслись. По телу то и дело проходила волна дрожи, ей мерещилось, что руки Злата по-прежнему на её бёдрах, она продолжала задыхаться, словно её лицо оставалось вдавленным в княжеское ложе.
Короткая тишина сменилась обсуждением, говорили о приговоре. Ена едва слушала, разум выпадал куда-то, цепенел, оставляя голову абсолютно пустой. Звучащие вокруг звуки отдалённо напоминали слова и человеческую речь.
В зал втащили троих, позорно приволокли скованных в колодках и поставили на колени перед княжеским троном. Злат, как и большинство, глядел на избитых узников с холодным безразличием, другие бояре одобрительно кивали, давно ожидая падение князя сеченского, и лишь во взглядах единиц читалось сомнение. Ена не дёрнулась, не сделала и шага, когда Яреш, Зоран и Рокель уставились на неё. Все трое с недоумением глядели на девушку, стоящую подле князя. Она не знала, что именно они в ней видят или о чём думают, но ощутила, как лицо горит, её знобило как в лихорадке, она с трудом сдерживала дрожь в нижней губе. А потом начали зачитывать приговор, Ена заставляла себя прислушиваться, разобрав среди слов своё имя.
– Ты, Витена, с детства жившая под крышей князя Яреша, подтверждаешь ли обвинения в том, что князь во главе великокняжеского войска вместо покойного Креслава намеревался встать?
– Да, такие… разговоры… я слышала, – не своим от хрипа голосом тихо призналась Ена, в очередной раз одёрнув рукав. Такое действительно было, но князь хотел Креслава оградить от поле боя. Однако нынче его благородное желание выставили в гнусном свете.
Ена ждала, что князь Яреш или же Зоран с Рокелем возразят, дополнят, вмешаются. Однако все трое молчали, глядя на Ену. Даже ранее скрючившийся от боли Зоран выпрямился, стоя на коленях, оцепенел, словно перестал дышать вовсе.