– Слыхала ли ты, что сыновей своих влиянием большим пытался наделить?
– Да.
– А о том, что власть между удельными князьями увеличить?
– Да.
И так они продолжали. От безобидных обвинений перешли к откровенно лживым, и Ене пришлось давить согласия через вставший ком в горле. Обвиняемые были пугающе молчаливы. Возмущённые и одобрительные перешёптывания прекратились, когда Злат взмахом руки приказал помалкивать. В один из ответов Яреш свесил голову и разочарованно ею качнул, Ена проглотила слёзы, поняв, что впредь смотреть на неё он никогда не захочет. Зоран же не двигался, казалось, не дышал, и может, даже не видел Ену из-за заплывших кровью глаз, или более не узнавал, не желая верить, что она их предала. Ене самой от себя было противно, с каждой ложью она сомневалась, по кругу безмолвно переспрашивая себя, стоит ли этот позор того? Стоит ли спасение подобной цены? Однако потом она вспоминала, что Злат приготовил для них жестокую смерть и нынешний позор всё-таки лучше.
– И последний вопрос, слыхала ли ты, как они обсуждали поджог великокняжеского терема и убийство князя нашего Креслава?
Язык онемел, из горла не вырвалось ни звука. Присутствующие застыли, застигнутые врасплох молчанием, ведь раньше она отвечала сразу. Взгляд Ены нервно дёрнулся к Злату, глаза того предупреждающе сузились. Однако она не могла. Перечисленные ранее обвинения лишь намекали, что Яреш и его сыновья стремились к власти, были жадными, эгоистичными и завравшимися, но последний вопрос был прямым обвинением.
Животный ужас сковал всё нутро. Взгляд Ены заметался от лица к лицу в поисках поддержки, но собравшиеся друзьями не были.
– Ты слышала вопрос? – повторил обвинитель.
– Слышала.
– Так каков твой ответ?
Яреш на Ену не смотрел, брови Зорана болезненно изогнулись, но при взгляде на лицо Рокеля Ена и вовсе оцепенела. Из всех младший княжич ей всегда был ближе. При жизни Ефты он если и ревновал мать к девочке, то саму Ену не обижал и злого о ней никогда не говорил. Однако сейчас он глядел на Ену с пылающей ненавистью, Ене чудилось, что его презрение к ней заволокло зал, сдавило ей горло не хуже хватки Злата и принялось душить. Никогда у Рокеля она такого взгляда не видела, настолько свирепый гнев исказил его привлекательные черты. Ене показалось, что у неё ещё живой вырвали сердце из груди, переломав рёбра. Сиплый вздох отдался болью во всём теле.
– Нет, – вырвалось у Ены, она с трудом отвернулась от Рокеля. Её ответ бояре встретили напряжённой тишиной. – Нет, таких разговоров я не слышала.
Ена стыдливо склонила голову, стараясь не смотреть на Злата, однако чувствовала его раздражение на расстоянии, была уверена, что за это неповиновение он на ней отыграется. Однако заставить себя соврать в таком она не могла.
– Каково твоё решение, государь? – обратился к Злату один из бояр.
Новоиспечённый князь медленно встал со своего трона, переводя внимание с одного обвиняемого на другого.
– Мой отец правил мудро и справедливо, – наконец изрёк Злат, и Ена напряглась, ожидая вердикта. Возьмёт ли он назад своё обещание из-за одного упрямого ответа? – И я продолжу быть как он. Мой отец до самой смерти считал князя Яреша своим ближайшим другом, но в связи с услышанными обвинениями я не могу его помиловать, как бы ни хотел. Однако… и для казни веских доказательств я не услышал.
Несогласные бояре заголосили, перебивая друг друга и напоминая об услышанном. Взмахом руки Злат заставил всех умолкнуть.
– С этого дня границы Сеченского княжества упразднены, земли присоединятся к Визинскому княжеству. И всё же Яреш останется главой и наместником в Сечене. Он и его сыновья будут высланы туда сегодня же, а раз они столь знамениты и горды своими победами на фронте, то впредь будут возглавлять защиту нашего княжества на юге.
Он отправляет их на войну. В гущу постоянных сражений до конца противостояния, которое длится уже годы. Ена сжала ткань сарафана на бедре, прикусила язык почти до крови, лишь бы удержаться от возражений и просьб, которые в нынешний момент сделают только хуже.
– С этого дня, пока я не разрешу, никому из вас в Визне не рады. Служите мне добросовестно и благодарите за милосердие, – бросил он пленникам. Никто не ответил, Яреш смотрел на Злата с умудрённым спокойствием, Зоран перенял сдержанность от отца, но Рокель, будучи самым молодым, не скрывал презрения, глядя на Злата как на кучу коровьего навоза.
Ена безмолвно молилась своей покровительнице Мокоши, чтобы богиня заставила княжича покорно опустить взгляд. Благо Злат не обращал внимания, расценив поведение Рокеля как глупость юнца, хоть разница в возрасте у них была невелика.
– Уведите их, сейчас же посадите в повозку и отправьте в Сечень. Видеть их не желаю.
Солдаты тут же обступили князя Яреша и его сыновей, без единого почтения и без должной заботы об их травмах грубо потащили на выход.
– Постой! – хрипло подал голос Рокель, он заупирался, заметался, хоть со скованными в колодках руками и давалось ему это с трудом.
Злат подал знак стражам остановиться. Рокель выпрямился.
– А Ена? Что ты собрался делать с ней?
У девушки сжалось сердце, она шагнула вперёд, чтобы объясниться, но Злат за руку дёрнул её назад.
– Осознав, к чему привели ваши гнусные прегрешения, она попросила позволения остаться со мной, и я дам ей убежище.
Глаза Рокеля округлились, он посмотрел на Ену. Девушка судорожно сглотнула подкатывающие слёзы, втянула голову в плечи, когда немигающий взгляд Рокеля замер на её шее. Ене хотелось мотнуть головой, подать хоть какой-то знак, что это враньё, но Злат до синяков сдавил её запястье, безмолвно предупреждая.
Рот Рокеля приоткрылся, за шоком в глазах появилось осознание, а следом вернулась ненависть. Леденящий презрительный гнев. Не дав ответить, его поволокли вон из палат вслед за отцом и братом. Ена онемела, поняв, что, вероятно, это последний раз, когда она их видела. Молчаливые слёзы потекли по щекам, в груди совсем опустело.
Заседание прекратилось, пленников увезли, а Ену Злат вернул к себе в спальню. Там она поняла, что была права: Злат не спустил ей своеволия, не забыл, что она не ответила согласием на все обвинения, как он требовал. В спальне, сразу после расставания с близкими, Ена впервые ублажала мужчину, стоя на коленях. Она о таком не знала, пока Злат не показал, заставив её давиться и терпеть, пока крепко держал за волосы и контролировал весь процесс. В ту ночь Злат отобрал у Ены остатки гордости и даже малой надежды.
Глава 10. Настоящее
Царевич подземного царства в полной тишине вёл на поверхность. Ему не требовались угрозы, он ни разу не попытался сбежать или же бросить Морану и Ену в тёмных коридорах и роскошных подземных залах. Он и слова не сказал. Ни единой претензии или проклятия не обронил, хотя недавно Морана отрезала язык его отцу и покалечила мать, а его самого насильно вырвала из привычного ему дома. Выводя их наружу, царевич разве что оборачивался, проверял, не потерял ли кого. Его спокойствие Ену пугало и настораживало. Она хотела рассказать Моране, что он помог ей найти нити, да побаивалась рот открывать, пока они не вышли на свежий воздух.
Выбрались они на поверхность ночью, и только благодаря высоко стоящей яркой луне и укрывшему землю снегу вокруг было не так уж темно. Белоснежный покров был слишком толстым, чтобы выпасть за один вечер, и Ена засомневалась, сколько именно времени они провели под землёй. Может, в подземном царстве у него был особенный ход? Ена поёжилась и обхватила себя руками, когда порыв морозного ветра пробрал до костей, пушистый снег заскрипел под ногами.
Теперь впереди шагала Морана, за ней торопилась Ена, а царевич замыкал их шествие. Морана ни разу не обернулась на своего заложника, не связала его и ничем не угрожала. Кажется, ей было абсолютно неважно, соберётся ли он сбежать. Однако царевич покорно шёл сзади, с улыбкой озирался, рассматривая всё вокруг, будто видел впервые. Его странные глаза потрясённо округлялись от хруста снега, он то шёл спокойно, то с восторгом перескакивал кочки. Его голова моментально дёргалась, стоило где-то заухать сове, а при взгляде на полную луну он и вовсе ненадолго застыл, зачарованный.
Одетый в сапоги, штаны и тёмный кафтан царевич, как и Морана, похоже, не замечал холода, разве что растерянно моргал, когда из его рта при дыхании вырывался пар. Они вышли на поляну, продолжая шагать вдоль кромки рощи. Стоящая ночная тишина, пережитый страх, усталость и мороз заставляли Ену клевать носом. Глаза слипались, мышцы ног ныли от постоянной ходьбы, однако девушка помалкивала, не зная, куда Морана их ведёт. Богиня сама заметила её плачевное состояние, стоило Ене начать стучать зубами, а урчание её желудка прорезало тишину. Морана замерла как вкопанная, так резко, что Ена и царевич тут же сами остановились.
– Ты устала, – бросила богиня, словно сама Ена этого не понимала.
Девушка скованно кивнула, и Морана свернула вправо. Уже привыкшая к отсутствию пояснений, Ена безмолвно последовала за ней. Не сразу, но Морана привела спутников к неглубокой пещере. Там хотя бы было сухо, без снега, и Ена устало опустилась на камни, кутаясь в свою тёплую накидку.
Царевич без каких-либо приказов покорно сел неподалёку, подобрав под себя ноги. Он продолжал с интересом разглядывать всё подряд, его рот приоткрылся от изумления, когда из ниоткуда появился костёр. Морана снова создала хворост и пламя, а затем протянула Ене сотворённую тёплую выпечку и бурдюк с водой. Ена поблагодарила и жадно вгрызлась в пищу. Пирожок оказался с капустой. За время путешествия Ена приметила, что богиня никогда не создавала для неё мясо. Только выпечку, овощи и фрукты. И если вначале Ена не обращала на это внимания, то теперь казалось, телу не хватает сил. Даже набивая желудок до отказа, всё чаще она чувствовала себя измотанной.
Морана спокойно сидела поблизости, молчаливо разглядывая пляшущее пламя. Когда Ена передала ей нити Мокоши, она не выглядела ни воодушевлённой, ни обрадованной. Найденное Морана приняла улыбаясь, но с видимым разочарованием пояснила, что нитей хватит лишь на семерых.