Ена фыркнула, наблюдая, как он расхаживает по комнате и зажигает новые свечи. Рокель с недоумением обернулся, разобрав презрительную реакцию.
– К тебе хоть кто-то приходил? – ошарашенно спросил он, наконец сообразив. – Что вообще творится на этом треклятом княжеском дворе?!
Ена внимательно оглядела столы и стулья в поисках изменений и свидетельств чьего-нибудь хоть краткосрочного присутствия, но, как и думала, ничего не нашла.
– Я змеиная княжна, Рокель. Когда я болею, меня не лечат и тем более никто не желает за мной ухаживать, – мягко пояснила она. – Была только одна помогающая мне знахарка, но ей пришлось уехать. Не бойся, опасность миновала. Завтра я буду в порядке.
– Я не боюсь!
Его возражение вышло излишне эмоциональным, Ена издала хриплый смешок.
– Боишься. Я знаю. У тебя всегда брови приподнимаются, но ты пытаешься хмуриться. Получается странно. – Ена попыталась изобразить его выражение лица, но вышло наверняка нелепо, и она тихо рассмеялась, заметив замешательство княжича. Он расслабил лицо и плечи, прикидываясь, что ничего не было, её смех не поддержал, но и разозлённым не выглядел.
Рокель запустил руку в тёмно-русые волосы, окинул Ену изумлённым, почти недоверчивым взглядом и неожиданно ушёл. Сперва Ена не поверила, что он даже ничего не сказал, а затем сникла, потёрла лицо ладонями, сражаясь с внезапно подступившими слезами. Она не хотела показывать, но действительно никогда не чувствовала себя более одинокой, чем во время болезни. Без Мильи в эти уязвимые моменты она была совсем одна, сражалась с лихорадкой или выворачивала скудную еду в ведро. Она была способна себя вылечить, знала нужные лекарства и могла их приготовить. И всё же отсутствие хоть капли заботы и поддержки ранило хуже любой рези в животе или головной боли.
Кажется, она опять задремала, потому что резко дёрнулась и распахнула глаза, когда хлопнула дверь. Ничего не говоря, Рокель поставил поднос на сундук рядом с кроватью Ены, подтащил низкий табурет, уселся, взял миску с кашей и начал её помешивать. Девушка заморгала, растерянно следя, как пар поднимается от еды. От запаха желудок Ены сжался, издав громкое урчание. Рокель на мгновение замер, а затем продолжил помешивать кашу.
– Тот мужик умер. Видел, как вынесли сегодня утром, – внезапно выдал Рокель, не отрывая взгляда от миски. – Сказали, помер во сне.
Ена с трудом проглотила вздох облегчения.
– Какая жалость.
Рокель окинул её красноречивым «да неужели?» взглядом.
– Зачем ты его убила?
Сперва Ена сжала губы, намеренная солгать, но неожиданно для себя устала. Слишком устала скрывать всё и ото всех. Если она не может довериться Рокелю, то какой смысл продолжать вообще жить.
– Потому что он наёмник Мстислава и этой ночью наверняка собирался убить тебя.
Рокель никак не отреагировал на возможную угрозу, но и сомнений не высказал.
– Как ты его убила?
– «Тихая смерть», так назван яд. Смесь со снотворным. Человек засыпает, а во сне наступает удушье, – прямо призналась Ена. – Она была в моей краске на губах. Всё работает правильно, если яд попадает в желудок. Как раз подействовал ночью. Главное, чтобы в кровь не попадало.
Ложка в руке Рокеля застыла. Во взгляде отразилось понимание.
– Твоя губа… твоя собственная отрава…
– Да, я не ожидала, что он ударит. Попав в кровь, действует намного быстрее. Спасибо, что спас меня.
Рокель поморщился:
– Ты позволила подонку себя лапать, лишь бы он слизал яд с твоих губ, Ена? Могла сказать мне, и я бы прирезал его во сне.
– Нет. Мстислав и так на тебя точит зуб, нельзя было, чтобы смерть наёмника связали с тобой или со мной.
Рокель одарил её кривой улыбкой и пододвинулся ближе вместе с табуреткой.
– Ты недооцениваешь меня, Ена. Предупреди ты об этом, и я бы не только его убил, но и от тела избавился так, что следов бы никогда не нашли. Не забывай, что у меня есть целый отряд.
– Ты привык к войне, Рокель, а я привыкла ко лжи и предательству. Извини, если не верю в твои силы, но ты никогда не умел играть скрытно.
– Как бы я ни играл, Ена, неизменным было одно. Я всегда выигрывал.
Ена растерянно приоткрыла рот, лихорадочно вспоминая их детство. Поразительно, но Рокель был прав. Он проигрывал, лишь когда не считал выигрыш стоящим или не хотел её обижать.
Откровение было столь ясным, что Ена так и замерла, глядя на Рокеля как-то по-новому, словно впервые сумела его разглядеть. Он набрал ложку каши и сунул себе в рот, Ена мигом пришла в себя.
– Не пробуй мою еду!
– А то что? – пробубнил он, демонстративно всё проглатывая.
– Не смей пробовать мою еду! – недовольная его упрямством, заявила Ена.
– Нет, Ена. Это ты не смей пробовать мою еду, – отмёл Рокель. – Приноси, и мы попробуем вместе. В худшем случае просто умрём вдвоём.
– Что за глупости?! Зачем умирать обоим, если…
– Это ты глупа, Ена. Ты одна, – резко оборвал княжич, нахмурившись.
В повисшей тишине Рокель поднёс ложку каши к её рту, предлагая, но Ена сжала губы, неожиданно не понимая его. Действительно не понимая их отношений. Ещё мгновения назад казалось, что всё ясно, но сейчас… всё стало спутанным. То, в чём она была уверена, показалось неопределённым настолько, что она начала сомневаться во всём. Рокель заставлял её сомневаться. И это ощущение тревожило, вынуждая сердце в испуге биться быстрее.
– Не строй из себя маленькую, Ена. Открой рот. Или тебе обязательно надо за кого-то есть? – пожурил Рокель. – Ну, давай за Злата своего драгоценного.
Ена оскорблённо округлила глаза и демонстративно сжала губы плотнее, вызвав у Рокеля приступ веселья.
– За Морану тогда. Я тут послушал, что ты богине работы регулярно добавляешь.
Сперва Ена не хотела, но потом как-то страшно стало оскорблять богиню зимы и смерти, и ложку каши она проглотила.
– За Мокошь-пряху, даровавшую тебе руки золотые.
Ена съела предложенное.
– За здоровье великого князя, за Боярскую думу.
Рокель задрожал и едва не согнулся от беззвучного смеха, когда Ена сжала губы и одарила его недовольным взглядом.
– За здоровье отца моего тогда съешь?
Ена не раздумывая проглотила, улыбка Рокеля стала неловкой, немного натянутой, вот-вот готовой исчезнуть.
– За Зорана.
Рокель ложку поднести не успел, а Ена уже за ней потянулась. Почему-то княжич совсем посерьёзнел под пристальным вниманием девушки. Она надеялась, что он поймёт её безмолвное сожаление и, похоже, понимал, но не хотел принимать.
– Ещё за Зора…
– За Рокеля съем, – оборвала она. – За твоё здоровье.
Она съела кашу прежде, чем Рокель успел возразить или что-то вставить. Он покачал головой, скрыл улыбку, снова уставившись в миску. Там осталось немного.
– За невесту Зорана тоже съешь?
Ена растерялась, не уверенная, что расслышала правильно. Лицо её вытянулось, княжич напряжённо застыл, даже ложку ей не протянул. Его цепкий взгляд следил за реакцией, словно нечто важное от этого зависело. Ена прикрыла раскрытый от удивления рот рукой, всё ещё не справившись с потрясением.
– Она добрая? – спросила Ена, на что Рокель с недоумением моргнул.
– Очень.
– К Зорану хорошо относится?
– Как полагается. Она воспитанная, красивая, немного тихая, но преданная. Кажется, брат от неё без ума. У них… будет ребёнок.
Теперь лицо Рокеля вытянулось, когда Ена не смогла сдержать слёз. Она издала неясный звук: то ли смех, то ли всхлип. Согнулась, торопливо утирая влагу и пряча лицо.
– Прости. Наверное, надо было помягче об этом сказать, я не…
Ена выхватила у Рокеля миску и торопливо затолкала в рот две ложки каши.
– За рефёнка, за здорофого ребёнка! – с трудом выговаривая звуки, с набитым ртом заявила она и поскребла по дну, чтобы очередную ложку съесть.
– За невесту! – заявила Ена, схватив стакан принесённого ягодного морса, но рука замерла у рта. – А как её зовут?
– Весняна.
– Весняна… красивое. – Лицо Ены приобрело мечтательное выражение, счастливая улыбка обескуражила Рокеля. – За неё!
Ена буквально залпом опустошила стакан. Мысль о счастье Зорана наполнила её теплом и восторгом, ещё ранее унылая, обыденная жизнь наконец обрела смысл. Князь здоров, у Зорана невеста и будет ребёнок, а Рокель стал визинским героем. Ена опять разрыдалась, неожиданно ощутив настоящее облегчение, радость, которую она позабыла за последние годы.
– Ена, – несмело позвал Рокель, когда она допила стакан с лекарством, готовясь ко сну. Завтра ей определённо полегчает. – Почему ты плачешь?
Ена стёрла остатки слёз, шмыгнула носом и смущённо улыбнулась, догадываясь, что вид у неё помятый.
– Я… извини. Просто я рада за него. За всех вас. Я так хотела, чтобы у вас было всё хорошо.
– И ради этого предала нас? – Впервые вопрос не прозвучал с гневом или ненавистью, Рокель спросил с вымученным разочарованием, будто устал держать эту ношу. Устал искать и ждать ответов.
Ена стыдливо опустила взгляд. Вся недавняя лёгкость улетучилась, возвращая ломоту в теле, слабость и озноб. Ещё миг назад, казалось бы, вылечившая её радость померкла перед реальностью.
– Тебя колотит. Отдохни, утром я зайду, – со вздохом тяжело поднялся Рокель, в очередной раз не получив желаемого ответа.
Ена стиснула зубы, силой воли удерживая признание при себе. Ответ на его вопрос жёг язык. Было бы так легко всё рассказать, тем более спустя годы, но она не смогла. Зная нынешний характер Рокеля… узнав правду, он наживёт себе проблемы, которые Ена практически решила.
Остались двое из шести.
И всё будет кончено.
Ена очнулась, когда княжич затушил все свечи и направился к выходу. Тело было вялым, по-прежнему слабым, но она поборола дрёму, вспомнив о важном.
– Рокель, – слабо позвала она, и шаги замерли, – у шкатулки… ключ. Запри меня… пожалуйста. У меня не хватит сил… запереться изнутри, – вяло договорила она, изредка зевая.
– Зачем тебе запираться на ночь? – настороженно уточнил Рокель.