Всю неделю Ена наблюдала за отрядом Рокеля. С усилением нитей они выздоровели, а их силы, казалось, увеличились. Ена, разинув рот, следила за коротким тренировочным боем Рокеля и Зорана, младший княжич разоружил старшего брата за смехотворные мгновения, едва не переломал рёбра, снеся с ног. Алай с восторгом общался с мужчинами, взяв их под свою ответственность, пока Морана обучала девушек в алых плащах. Против присутствия Ены богиня не возражала, и всё же Ена не вписывалась в компанию возрождённых, не обладая нужной магией, не могла ничему научиться.
При помощи серпа Мораны Алай отсёк от своего плаща по куску тени и для каждого сеченца создал по плащу с капюшоном, а с помощью сумрака в своей крови и золота сотворил каждому по маске, то ли в качестве лишней защиты, то ли в подарок. Ена наблюдала, как кто-то получил череповидную маску сокола, лисы, медведя и других. Маска же Рокеля показалась ей неожиданной. Княжич дал потрогать трофей и тихо рассмеялся при взгляде на её лицо. Ена рассматривала магический артефакт с восторгом любознательного ребёнка, боязливо, с трепетом вертя его в руках.
Ена смущённо вернула маску Рокелю и, прикрываясь делами, сбежала. В присутствии княжича язык то и дело присыхал к нёбу, становился неповоротливым, а мысли спутанными. Уже прошёл период, когда Ена была неуклюжим подростком, но Рокель сам не поднимал нужные темы, а Ена немела в самый неподходящий момент.
– Почему ты дал Рокелю именно такую маску? – спросила она у Алая, узнав, что для каждого он подобрал атрибут с особым смыслом.
Она присела на занесённую снегом лавку, отыскав царевича подземного царства одного на улице, любующегося полной луной в небе. Она невольно продолжала наблюдать за Алаем, боясь оставлять без присмотра, словно ребёнка. Хотя он достаточно изучил окружающий мир, а уж опасность ему точно не грозила. Алай всегда мог создать огромный меч: ни один мертвец и тем более человек не был способен стать ему достойным противником.
Золотые глаза Алая сверкнули, широкая улыбка озарила лицо, когда он посмотрел на Ену. Она отчётливо помнила его безрассудную самоотверженность и искреннее желание помочь, как только она об этом попросила. Он стал ей настоящим другом, которых при жизни у Ены почти не было.
– Волк изображён на гербе Сеченского княжества. Разве он не подходит больше? – дополнила Ена свою мысль и получила от Алая жалостливую улыбку, словно её размышления были невежественно далеки от реальности.
– Зоран и Рокель то же самое спросили. Родня одинаково мыслит, – со снисходительной улыбкой поддел Алай, но тон звучал слишком мягко, чтобы это можно было воспринять подтруниванием.
Изучив умение говорить, Алай старался познать тонкости юмора, комплиментов и даже насмешки, но пока выходило плохо. Ена скрыла улыбку за вежливой заинтересованностью.
– Годы я следил и изучал. Это всё, что у меня было: животные, проходящие и пролетающие мимо моих пещер. – Алай ткнул пальцем в дерево, и Ена разобрала там несколько птиц, но было слишком далеко, чтобы различить, ворона это или кто-то другой. – За их жизнью и повадками я наблюдал. Волк – это брат Рокеля. Вести людей за собой, быть в стае и возглавлять… это всё подходит Зорану. Потому он и князь. Рокель же на самом деле одиночка, поэтому я дал ему маску волчьего брата.
Ена застыла, разглядывая Алая, словно он загадка, ответ на которую вновь вышел неполным. Каждый раз, когда ей казалось, что простота и открытость Алая видна со всех сторон, он её удивлял, подмечая то, в чём остальные оказались слепы. Ене потребовались годы, чтобы заметить, что Рокель одиночка, несмотря на умение руководить. Алай же разглядел всё с ходу.
– Мне никогда не отплатить за твою помощь, за то, что ты не раздумывая подверг себя опасности ради Рокеля, – со всей серьёзностью пробормотала Ена, Алай, похоже, заметил, как увлажнились её глаза, улыбка мигом сошла с его лица. Он открыл рот, но Ена не дала возразить: – Я знаю, что ты не бессмертный, тем более что сердце Мораны способно тебя погубить, но не рискуй своей жизнью так безответственно. Ты мне близкий друг, и я не могу тебя потерять.
В золотых глазах отразился мимолётный испуг, шок, а за ним благодарный восторг, словно её слова были дороже всех виденных драгоценностей, а уж он-то их повидал в достатке.
– Тогда поведаю тебе секрет как близкому другу, – спохватился Алай, снова повеселев. Он заговорщически придвинулся ближе. – Ты ошибаешься, сердце Мораны меня не погубит.
Ена хотела возразить, но Алай принялся расстёгивать свой кафтан. Начни при ней раздеваться другой мужчина, Ена бы забеспокоилась, но за царевичем наблюдала с интересом, понимая, что он хочет ей что-то показать. Она захлопала ресницами, когда он обнажил свою грудь со знакомым морозным узором, но было в нём нечто странное.
– Не понимаешь? – уточнил Алай.
Ена мотнула головой, и царевич, схватив её руку, приложил к своей груди. Ена сперва смутилась, думая объяснить царевичу, что так прикасаться стоит не каждому, как она замерла, почувствовав сердцебиение.
– Оно… бьётся, – неуверенно озвучила мысль Ена, заметив нетерпеливое ожидание на лице Алая.
Царевич энергично закивал, а его улыбка стала ослепляюще счастливой.
– Но раньше не билось, – объяснил Алай, заметив непонимание своей подруги.
– Как это… не билось?
– В смертном теле Мораны было сердце, но ледяное, замороженное, неподвластное страстям, боли и тревогам. Она сама мне рассказала, в детстве. Поэтому оно и смогло прижиться к моему. Оно оставалось глухим все годы, но, оказавшись с вами… оно иногда болело. Ныло. Жгло, – возбуждённо подбирал описания Алай, хоть они и были чудны́ми, но осознание нахлынуло на Ену стремительно.
– Оно ожило. Растаяло, став настоящим? – Не будь на лице Алая счастливого выражения, она бы ужаснулась, посчитав, что это неестественно.
– Да, а самое главное то, что Морана его тоже чувствует, но не понимает пока. Она тоже чувствует, – с каким-то трепетным теплом тихо себе под нос прошептал Алай, ещё раз взглянул на свою грудь, а следом скрыл кожу и хранимое за рёбрами сердце рубахой и кафтаном.
И Ена поняла, что Алай в чём-то сын своих родителей. Он тоже хранит сокровища со всей жадностью и бережным трепетом, только для него драгоценности – это не камни и металлы, а жизнь и чувства.
Ежедневно город всё больше пустел, каждое утро они провожали новые колонны простых жителей под защитой дружины. Так продолжалось, пока последним они не сопроводили Зорана с его женой Весняной, возрождённых девушек и их защитников.
На опустевшем княжеском дворе остались лишь Морана, Мокошь, Алай, Ена и Рокель. Ощущение покинутости пугало, в коридорах и палатах было темно и тихо, каждый шаг отдавался многократно, единственная свеча в руках Ены едва освещала путь, пламя плясало и дрожало. Морана предупредила, что мертвецы всего в сутках пути. Завтра на рассвете они выйдут навстречу. Ена не знала, каков план богинь, но мысль о том, что рядом с ней будет Рокель, ужасала и одновременно дарила спокойствие. Только это позволяло Ене оставаться хладнокровной. Богини сказали, что им нужна помощь, и Ена не смела отказывать, если на кону жизни Зорана и жителей Сеченя. Если они не задержат мертвецов, то те нагонят выживших.
Рокель не возразил, когда Ена вошла без стука и торопливо прикрыла за собой дверь. Зажжённые свечи окутывали комнату тёплым светом, и всё же оставалось достаточно места для мрака. Рокель, вероятно, проверял оружие перед завтрашним днём, потому что вернул кинжал в ножны при появлении Ены и встал, чтобы отложить в сторону к кожаному нагруднику.
– Не спится? – верно догадался он.
Ена поставила свою свечу, но не произнесла ни слова, внезапно не зная, как оправдать своё появление. Она неловко мотнула головой, Рокель не стал давить и с понимающей улыбкой вернулся к своему занятию, проверил ремни креплений у меча.
– Ты собирался на мне жениться.
Рокель оцепенел, его плечи напряглись, а рука замерла над оружием. Он весь застыл, будто статуя, вероятно поняв, что сказанное не было вопросом.
– Собирался, – настороженно признался Рокель. – Кто тебе сказал?
– Зоран.
Рокель не разозлился и, кажется, даже не удивился. В ответ он ожил, обернулся, одарив Ену натянутой улыбкой, которая исчезла с его лица так же быстро, как и появилась. Он расслабленно повёл плечами, небрежным движением оттряхнул подпоясанную рубаху и сел на кровать. Ена видела, что его безразличие напускное, видела, как он старался не пересекаться с ней взглядом, заметила, как неудобно ему стало.
– Ты передумал?
– Скорее ты передумала, – возразил Рокель со сдавленным смешком, он звучал неловко, а Ене и вовсе было не смешно. Она оставалась серьёзной.
– Мне никто не давал выбора.
На эту правду у Рокеля не нашлось возражения. Они ругались и цапались, в рот за словом не лезли этим летом, не стыдились и не смущались высказывать друг другу личные подробности в лицо, но сейчас оба неловко помалкивали, не зная, как обсудить прошлое. Ена помялась на одном месте, шумно сглотнула. Взгляд Рокеля метнулся к её лицу, но он сразу его отвёл и потёр ладони. В комнате было прохладно, морозный узор заполнил почти всю слюду единственного окна. Ена повела плечами под меховой накидкой. Там у неё был сарафан, но Рокелю должно быть холодно так сидеть. Он наверняка готовился ко сну. Если Ена уйдёт, то он согреется под пуховым одеялом и несколькими покрывалами. Но уходить она не хотела, скованная дурным предчувствием завтрашнего дня, ощущением надвигающейся опасности.
Она сбросила меховую накидку, а Рокель подскочил как ужаленный. На вопросительный взгляд Ены он ничего не ответил, оставаясь растерянным. Сам, похоже, не знал, зачем встал, а его волнение заметил бы сейчас любой, как и внезапный румянец на щеках, будто и его сердце билось как сумасшедшее.
Ена вспомнила, как они встретились спустя годы: взрослые, упрямые, с язвительными языками. Они столько неприличных откровенностей, не стесняясь, друг другу наговорили, что нежность казалась пугающей и смущающей. Она видела, как Рокель судорожно в голове подбирает десятки фраз или вопросов, всё читалось на его лице, однако он продолжал молчать, не найдя подходящих фраз.