Вильгельм БушПлиш и Плум. Две собачки
Глава первая
Однажды с трубкою в зубах
Шел старый Шлих. В его руках
Визжат – собаки. Он в щенках
Не видит пользы никакой:
– «Они тревожат мой покой
Пищат и воют день-деньской».
Дымя табак, как пароход,
Шлих сердцем холоден, как лед.
– «К чему мне глупые щенки? –
Он рассуждает. – Не с руки
Терять досуг на пустяки.
В чем, вместо пользы, лишь урон,
Швырять тотчас же – мой закон!»
Вот старый Шлих пришел на пруд;
Собачек он потопит тут.
Увы! От страха и тоски
Ногами дрыгают щенки;
Им тайный голос говорит:
– «Коварный умысел здесь скрыт!»
Вот Плиш летит уже к воде, –
И забарахтался в пруде!
Братишка шлеп за ним во след, –
И Плум погиб во цвете лет!
– «Ну, дело в шляпе!» Шлих решил,
Пошел и трубкой задымил.
Но, к счастью маленьких собак,
Купанье кончилось не так.
В кустах на пруд, одежду сняв,
Смотрели дети: – «Шлих неправ», –
Они решили. Петр и Павел
Совсем других держались правил,
И, как лягушки, мигом в пруд
Вскочили оба и плывут.
Схватили дети по щенку,
И, вот, уже на берегу.
Собачку Плумом Петр назвал.
– Мой будет – Плишем!» Поль сказал.
Вот, взявши за руки щенят,
Домой купальщики спешат;
Павлуша с Петею бегут,
Но псов отменно берегут.
Глава вторая
Алело небо, как коралл,
День так прекрасно догорал,
Что Фитих вышел и с женой
Сел на скамью. Рука с рукой
Они, любуясь на закат,
Прекрасной парочкой сидят
И ждут с купания ребят.
Вот дети ужинать бегут;
Щенки, конечно, оба тут.
Едва щенков увидел Фитих,
Сердито крикнул: – «Утопить их!»
Но за детей взмолилась мать:
– «Позволь собачек им принять!»
С женою Фитих очень дружен,
Он позволение дает, –
И вся семья спешит за ужин,
А Плиш и Плум бегут вперед.
О, ужас! Гадкие щенки,
В тарелки сунув языки,
Лакают громко молоко…
Представить сцену нелегко!
Шлих, наблюдавший из окна,
Дивясь, воскликнул: – «Вот-те на!
Щенков спасли… Какой скандал!..
Я очень рад! Я так и знал!»
Глава третья
Под вечер дети позабыли,
Что их питомцы натворили,
Разделись, кинулись в кровать
И мирно стали почивать.
Вот Петр и Павел захрапели…
Собаки, сидя у постели,
Свой довершают туалет, –
И мыслят: – «Нам перины нет.
Лечь на полу? С какой же стати?..»
И лезут к детям на кровати.
Плиш, по привычке, у ноги
Вертеться трижды стал в круги;
Плум нежно к Павлу прикорнул
И даже в нос его лизнул.
Но сердит заспанных детей
Приход непрошенных гостей.
– «Подите прочь!» – они кричат,
И Плум, и Плиш летят назад.
Назло Павлуше и Петру
Щенки затеяли игру –
И, чтобы время скоротать,
Одежду начали трепать.
Вот в бахрому превращены
Сапог и новые штаны.
Отец, чуть в детскую вошел,
Руками в ужасе развел:
– «Кто это сделал? Кто посмел?
Ах, он негодник! Ах, пострел!»
Досадой гневною объят,
Детей он хочет наказать!..
Те притворились, точно спят
Тут снисходительная мать
За них вступилась: – «Милый Фитих!
Мой друг, прошу тебя простить их».
Супругу Фитих уважал
И прекословить ей не стал.
Петру и Павлу – всё равно,
Им не досадно, а смешно:
В калошах Петр, а Павел мой
В штанах с нарядной бахромой! –
Собак за шалости в игре
Продержит Фитих на двор?
Неделю в темной конуре.
– «Вот сорванцы!» – подумал Шлих, –
«Мне к счастью дела нет до них!»
Глава четвертая
Вот в западню попалась мышь.
Ворчат и лают Плум и Плиш;
Довольны мама и отец:
Злодейка стихнет, наконец,
Не будет больше по ночам
Шуметь и лазить тут и там!
Вот дети выпустили мышь.
– «Хватайте зверя, Плум и Плиш!
Но мышка шмыг в штаны к Петру
И скрылась мигом, как в нору!
Плиш храбро бросился в штаны,
Плум ждет с противной стороны.
Вдруг запищал от боли пес:
Вцепилась мышка Плуму в нос!
Плиш хочет хвост ей оторвать,
А мышь его за ухо – хвать!
Затем как бросится назад –
И шмыг соседке прямо в сад!
Летят вдогонку Плиш и Плум
И роют клумбу наобум.
Соседка в лампу керосин
Вливать хотела в этот миг,
Взглянула как-то на цветник, –
И видит в лучшей из куртин
Двух землю роющих щенков, –
И мчится вихрем на врагов.
– «Погибли пышный георгин
И резеда, и красный мак!»
И льется едкий керосин
На обезумевших собак.
Они вертятся, как волчки,
И мнут последние цветки.
Так много скорби, столько зла
Снести соседка не могла,
Как в лихорадке затряслась, –
И странным смехом залилась.
– «Увы» – воскликнула раз семь,
И чувств лишилася совсем!
Доволен Петр, Павлуша рад,
Смеются, в сторону глядят:
Не сожалеют, видно, детки,
Ни смятой клумбы, ни соседки!
– «Что день, то грех», заметил Шлих, –
«И пусть! Не мне страдать от них!»
Глава пятая
В июльский полдень брел пешком
Еврей-торговец. Нос крючком,
Крючком и трость, сюртук до пят,
Цилиндр, напяленный назад, –
Таков был Айзик Шифельсон.
(Точь-точь как здесь изображен).
Вот домик Фитиха. Еврей
Испуган лаем у дверей.
Щенки забрались под сюртук
И с лаем клочья рвут от брюк.
Рванулся Айзик, но шалишь!
Вцепились крепко Плум и Плиш.
И вот, от брюк его щенки
Большие вырвали куски.
– «Теперь я знаю вашу прыть,
Я знаю, как мне поступить!»
И, к изумлению собак,
Взяв шляпу в зубы, точно рак,
К дверям попятился бедняк.
Тут быстро в дверь толкнулась мать.
– «В чем дело?» – хочется ей знать, –
Но чуть ступила за порог,
Как Айзик сбил мамашу с ног…
– «Гевалт! Гевалт!» – еврей вопит,
И Фитих сам к нему спешит.
– «Вей-мир! Огромные куски
Из брюк мне вырвали щенки.
Платите, сударь, за беду, –
Не то пожалуюсь суду!»
Что ж делать?.. Фитих огорчен,
Но заплатить он принужден.
Он смотрит строго на детей: –
– «Вот, мол, плоды таких затей!
Платить я должен из-за вас;
Из-за щенков, из-за проказ
Чуть не попались мы под суд…»
Но те и ухом не ведут.
Бормочет Шлих: «Скандал вполне!