Добродеев задумался.
– Не готов.
– Именно! – воскликнул Монах. – Есть факт, это однозначно и непреложно. А вот каковы мотивы… – Он развел руками. – Допускаю, что убийство носило случайный характер. Тем более принимая во внимание орудие убийства. Допускаю, что он собирался разобраться с останками, но не успел, потому что конструкция посыпалась, и ему уже было не до того. Таким образом, убийство Ирички не имело ничего общего с ее намерением продать дачу. Любое событие воспринимается с точки зрения факта и мотива, лежащего на поверхности. Остальное не суть важно. Есть убийство, есть возможный мотив. Все. Нюансов никто никогда не узнает. Даже если бы Денис был жив, не факт, что он искренне объяснил бы, почему убил жену. Слова, слова, слова… Дымовая завеса! А что на самом деле, бог весть. Возьми, например, историю человечества, всякие войны, битвы, сражения… Учебник расскажет, что такой-то правитель напал на соседа, чтобы захапать землю и золото. А на самом деле что? Да что угодно! Возжелал его красавицу супругу, или тот отказался продать скакуна, или сон приснился, что тот собирается подсыпать ему яду. Или раздражала манера соседа красить бороду не в красный цвет, как было принято, а в черный. Или тот чавкал, когда кушал, и обливался вином. Да мало ли…
– Подожди, Христофорыч, ты хочешь сказать… что? Что вся история человечества не закономерность, а цепь глупых и нелепых случайностей? А потом историки подвели под них базу исторической закономерности?
– Ну… – Монах потеребил бороду, задумался. – Гипотетически я это допускаю. В известной степени. Можешь доказать обратное? Человек существо иррациональное, с глубинными эмоциональными течениями и побуждениями. Отсюда, скажем, неразумные решения. Несмотря на наличие разума.
Они помолчали.
– А почему…
– Леша, я не знаю! – вскричал Монах. – Ты же понимаешь, что все эти разговоры в пользу бедных! Нету у меня ответов. Ни у кого нету…
ЭпилогПару лет спустя…
Опять весна подкралась в незаметном
В своем дурацком венчике из роз.
И вновь любовь с дежурным тазом медным
Нас тихо ждет у сосен и берез.
Монах сидел в своем любимом уличном кафе «Паста-баста» и с удовольствием кушал блинчики «Сюзетта». Добродеев запаздывал. Он всегда опаздывает, прибегает взмокший, падает на стул и, не здороваясь, выкрикивает какую-нибудь сногсшибательную новость. О новых бездонных провалах в Антониевых пещерах, о кладе золотых монет в старом курятнике или о появлении призрака страшного дрожащего старика на перекрестке Пятницкой и Сиверской, в результате чего там случается пятое за неделю ДТП.
Инессу он заметил издали. Она, как корабль с белыми парусами, рассекала толпу, и толпа раздавалась в стороны, пропуская ее. Крупная, в белом костюме, с огненно-рыжей гривой… Хороша!
Монах привстал и помахал рукой. Инесса, улыбаясь, подошла. Монах вскочил ей навстречу. Они обнялись, и он зажмурился, вдохнув знакомый сладкий запах ее духов. Они с улыбкой рассматривали друг дружку. Монах откашлялся и сказал сипло:
– У вас красивое колье… очень вам идет.
– Подарок мужа. Обожаю бирюзу.
– Наслышан, как же. Поздравляю. Как жизнь? И вообще…
– Прекрасно! Послезавтра летим с мужем в Испанию. А вы?
– Я пока дома. Вы поправились!
– На два кэгэ, представляете? – Инесса расхохоталась. – Кроме того, мне уже сорок пять, скоро…
Смелости ей было не занимать – с размаху говорит, что думает, без милого дамского кокетства…
Он взял ее руку, и она замолчала. Они смотрели друг на дружку. Улыбка сползла с ее лица. Монаху показалось, что она сейчас расплачется. К своему изумлению, он почувствовал, как у него защипало в глазах, и сглотнул невольно. Он поднес к губам ее руку, и она рассмеялась:
– Колется! Борода… Знаете, викинги заплетали бороды в косичку, я в кино видела. Не хотите попробовать?
– Хочу. Давно собираюсь.
– Как голова? Не болит?
– Нормально. Не болит… уже.
– А чего же носа не кажете? Мы часто собираемся… как раньше. Доктор пугает нас всякими страшилками про мертвых женщин, Адвокат – казусами из своей практики…
– Помню. Клуб…
– «Кикимора»!
– Точно! Не мог никак вспомнить…
– Не забыли нас?
Монах мотнул головой. Они смотрели друг дружке в глаза. Монах подумал, что глаза у нее не светло-карие, а зеленые. Точно, ведьма. Как же он с ней справляется? Инесса отвела глаза первой…
– Любаша… как она? – спросил Монах. – Она мне всегда нравилась.
– Она всем нравится. У них все хорошо. Мальчик родился месяц назад. У Мастера четвертый мальчик, представляете?
– Они что, вместе?
Инесса кивнула.
– Гигант наш Мастер. Как назвали?
– Тимофей. Тимка. Как Любашиного отца.
– Понятно…
– А как ваш друг из «Вечерней лошади»? Леша Добродеев. Полковник… Андрей очень его ценит. Говорит, талантливый и умный журналист.
«Продолжает писать жалобы?» – вертелось на языке Монаха, но он промолчал.
Наступила пауза. Он все еще держал ее руку в своей.
– Вот они где! – раздалось громогласное у них над головами. Монах вздрогнул и выпустил руку Инессы. У столика стоял запыхавшийся и взмокший Добродеев, переводя взгляд с Монаха на Инессу. – Привет честной компании!
– Здравствуйте, Леша. Вы что, бежали?
– Не хотелось опаздывать! Ненавижу, знаете ли…
– Мог не торопиться, ты уже опоздал, – перебил Монах. – На сорок минут. Никто не умер.
– Не может быть! Часы подвели! – Он плюхнулся на затрещавший стул, махнул рукой девушке в белой блузке и длинном черном переднике, объявил с купеческим размахом: – Кофе и «Сюзетту», всем!
– Мне пора, мальчики! – Инесса поправила волосы, взяла сумочку. На Монаха она не смотрела.
– Ни за что! – закричал Добродеев, вскакивая. – Не отпустим! В кои-то веки… Христофорыч, скажи!
Монах пожал плечами и тоже поднялся.
– Леша, меня ждут…
– Пусть он тоже идет сюда! – Добродеев попытался отнять у нее сумочку. – Звоните!
– Лео… – Монах тронул его за локоть. – До свидания, Инесса. – Он обнял ее, прижал, вдохнул… и разжал объятия. Лети, птичка.
Они смотрели ей вслед.
– Инесса, подождите! – вдруг закричал Монах, вскакивая.
Инесса оглянулась и пошла назад. Монах ринулся ей навстречу.
– Куда ты? – запоздало выкрикнул Добродеев.
– Инесса, я давно хочу вам сказать…
Она смотрела на него настороженно и выжидающе.
– Но не был уверен, что вам это нужно. Помните молодого человека, ученика нашего Мастера?
Инесса кивнула; на ее лице читалось удивление.
– Он сын Ирины.
– Ирины? Но ведь у нее не было детей!
– Она бросила его, а приемная мать оказалась психопаткой. Если бы не наш Мастер, парень пропал бы…
– Бедняга! И?..
– Я не могу утверждать, но допускаю… гипотетически, что он сын Кирилла. По датам вполне…
– Сын Кирилла?! – Инесса смотрела на Монаха во все глаза. – Как это… Не может быть!
Монаху захотелось снова обнять ее и утешить. Он даже сделал шаг… полшажка к ней, но не посмел. Инесса закрыла лицо руками и заплакала…
– Какая женщина! – восхитился Добродеев, когда Монах вернулся к столу. – А что ты ей сказал? Чего это она?
– Поздравил с законным браком, – буркнул Монах. – Она была тронута.
– Фемина! Вамп! – восхищался Добродеев. – Полковник счастлив как мальчишка! Пылинки сдувает, кофе в постель…
– Сам видел? – угрюмо спросил Монах.
– Христофорыч, ты чего? – Добродеев уставился на друга. – Это же образно! Но я бы не удивился, если на самом деле. Он, конечно, полковник, но она-то генерал! Генералиссимус! Раз-два, левой! Если честно, я думал, у вас что-то слепится…
– Это из-за той истории, – сказал Монах. – Помнишь, про солдатика из прошлого?
– Помню. С чего ты так решил?
– Полковник задел ее воображение, Лео. Она впервые увидела в нем личность, отмеченную знаком. Взглянула другими глазами…
Добродеев молча переваривал слова Монаха, на лице его застыло недоуменное выражение.
– У Мастера и Любаши родился сын, – сказал Монах.
– Не может быть! – ахнул Добродеев. – Они что, вместе?
Монах пожал плечами.
– Как назвали?
– Тимофей.
– Красиво! Надо бы навестить. Как смотришь? Прикупим всяких распашонок, погремушек, бутылочек… И с Доктором пообщаемся, посидим за коньячком…
Монах кивнул.
– Можно.
– Знаешь, я рад за них. После той дикой истории… Бедная Любаша!
Они помолчали.
– Да ладно тебе, Христофорыч, – сказал Добродеев после продолжительной паузы. – Ты же сам все понимаешь. Она как драгоценный камень, ей оправа нужна. Паж в ливрее, карета… Полковник – оправа, а ты нет. Он надежный, а ты… сам понимаешь. Ты бродяга. И еще этот… как ты говоришь – глоубтроттер? Он самый и есть. Глоубтроттер, топатель по шарику, сегодня здесь, завтра фьють – и на Памире, только тебя и видели. Или в Андах… Слушай! – Глаза у Добродеева сделались круглые и восторженные. – А давай махнем в Мексику! Или в Перу! Пирамиды, развалины в джунглях, сеноты… Или на Козумель! Понырять с аквалангом, а? Подумай!
– Подумаю. Спасибо, Лео.
– Ваш заказ! – Девушка в переднике стала расставлять перед ними тарелки.
Добродеев потер руки в предвкушении, взял вилку и нож…