– Кхм-кхм… Благословенный, прошу прощения, это срочное.
Офицер видел, что тив Херевард застыл в молитвенном трансе, но все равно осмелился прервать общение с богом. Значит, дело срочно.
– Что там?
Чудилось, будто звуки медленно-медленно стекают с губ. Как свежая патока – золотистая, пахучая, сладкая.
– Нашему патрулю сдалась юная барышня – беглянка с той стороны. Требует аудиенции. Личной.
– Что за чу-у-ушь? – Патока выпаривалась, густела, превращалась в твердый ком, от которого откалывались куски слов: – Кто? Что нужно? Где она?
Офицер побледнел и отступил на шаг.
– Назвалась Илуфэр Омид.
«Спасибо, Предвечный!»
– Зовите ее сюда. Немедленно.
Снег аппетитно хрустел под ногами, призывая эсмонда испробовать свежесваренной кадфы и еще горячих вафель с медом. После единения с божеством хотелось есть сладкое и пить горячее. Но с Илуфэр лучше поговорить наедине, без лишних ушей.
«А у Раммана Никэйна губа-то не дура», – оценил Херевард экстерьер беглой невесты.
Ему самому такие не нравились. Чересчур полукровка, слишком сероглаза и темноволоса, но если отвлечься от канонов, то, несомненно, привлекательна для мужского глаза. И грудь красивая, что немаловажно.
Херевард жил слишком давно, чтобы углубляться в нюансы, вроде оттенка кожи или там линий изгиба шеи. Сколько он всякого-разного навидался. Главное – грудь, а при более близком знакомстве – задница. Остальные детали – малозначительны.
– Рад встрече, сударыня, – радушно приветствовал девушку эсмонд. – Давно хотел познакомиться с избранницей лорда Никэйна.
В ответ девица церемонно поклонилась и молвила со странным придыханием, похожим на всхлип.
– Возможно, вы не поверите, Благословенный, но я с детства мечтала об этом. И не смела надеяться.
Она и в самом деле глядела на Хереварда во все глаза, как на чудо. До предела расширенные зрачки и частое дыхание выдавали немалое душевное волнение девушки.
– Я польщен. Но что же привело вас ко мне, кроме детской мечты, дитя мое? Вы ведь бежали из Янамари, если я не ошибаюсь. Уж не из-под венца ли?
– Нет, я бы никогда… никогда не покинула моего возлюбленного… жениха. Но… – Илуфэр почти задыхалась, как после долгого бега. – Но обстоятельства таковы, что только… только в вашей воле и власти спасти Раммана!
– Вот как?! – Эсмонд вопросительно изогнул бровь. – А я-то думал, что мы с графом Янамари – враги. Хотя бы просто потому, что его мать – любовница мятежника Эска. Ваш жених, насколько мне известно, преданнейший из сыновей.
– Но это вовсе не значит, что его не нужно спасать и от восставших горожан, и от родной матери! – запальчиво молвила девушка.
– Предлагаете сделать это мне?
Нет, право же, эта красотка тиву Хереварду нравилась. Экая она отчаянная! И не побоялась же.
– Кстати, а как вы пересекли границу, сударыня?
– По льду реки.
А вот это было приятная и полезная новость.
– Так вы говорите, что в Дэйнле беспорядки? И лорд Янамари захвачен? А что же с его матушкой? Она тоже пленена?
И когда юная дама поведала о недавних приключениях, тиву Хереварду пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы не показать собеседнице радости.
«Ах, вот вы где спрятались, мои дорогие соратники!» – ликовал он.
Накрыть разом все теплое гнездышко он даже не надеялся. Форхерд Сид недаром один из первых учеников тива Алезандеза, его на мякине раньше было не провести. Пока с бабами не связался!
Давно, очень давно Херевард Оро был лишен простой человеческой радости – ликовать. Не было повода вот уже двадцать лет. Но теперь-то…
Чтобы скрыть дрожь, он деловито потер ладони.
– Я, право же, не знаю, как мне вас вознаградить, сударыня, ибо признательность моя безмерна.
– Спасите Раммана, – прошептала Илуфэр и посмотрела так, как умеют только очень юные девушки, пока верят, будто огромные и полные слез глазищи могут повлиять на решение мужчины.
– Договорились.
Благословенный Святой тив, если что-то обещал, то делал. Особенно, когда мольбы просителя совпадали с его планами.
«Рамман нам самим пригодится живым и невредимым. Мамочка все равно уползет на Шанту, к мамочкиному любовнику он относится без пиетета, а вот братца-наследника любит, и тот не оставит старшенького без помощи. Как все-таки все удачно складывается на этот раз. Просто идеально».
Херевард сыто сощурил золотые очи и повел плечами, словно распушая невидимые перья. И ему уже пахло снегом и свежей кровью, хотя ветер был восточным – ледяным и колким. К вечеру подтянутся основные синтафские силы, а завтра они перейдут Наму по льду и… повернут время вспять.
Скажете, так не бывает, милостивые государи? Бывает, еще как бывает. Что такое четверть века против тысячи лет – это песчинка против горы, стрекоза против ястреба. И когда все получится, когда мятежник падет… Кто знает, может быть, дух Аластара Эска станет той последней, самой желанной каплей, которая превратит неживое в живое, которая сдвинет великое дело всей жизни с мертвой точки? Кто знает?
Эта отчаянная девчушка… Она, того не желая и не подозревая, заставила Хереварда Оро признаться в том, что гнал от себя последние пятьсот лет. Веками топтался перед приоткрытой дверью, не смея, не позволяя, не допуская мысли… Вот кто он после этого?
Глава Эсмонд-Круга поторопился отправить невесту-перебежчицу под присмотр своих ординарца и секретаря. Не терпелось ему остаться наедине со своим решением. Как смертельно влюбленный жаждет соединения с единственной. До боли, до судорог.
Он подставил пылающее лицо ветру, дождался, пока уймется сердцебиение, и сказал утреннему румяному солнцу:
– Я не стану Предвечным, но он станет мной, а я – богом.
Чувствуя и понимая – так будет.
Майрра Бино, вдова
К полудню следующего дня после столь эффектного провозглашения республики повстанческий угар начал стихать. Еще ночью на улицах Дэйнла появились вооруженные патрули с черно-желтыми повязками на рукавах (чтоб не путали с наймитами кровавого режима). «Наша свобода должна надежно охраняться, – сказал гражданин председатель. – Мародеры и погромщики – отрыжка гнусного режима Эска. Им не место в сияющем будущем нашего народа! На фонари!» Мера нелишняя в момент общественных потрясений, что и говорить. Никто из господ… то есть, конечно же, граждан революционеров не собирался позволять всякой голытьбе бить стекла, лакать дармовое вино и громить лавки. Нет уж, право собственности – суть священное и неотъемлемое достояние человека и гражданина. Хочешь жрать – бери винтовку и шагом марш в гражданскую гвардию. А ежели баба – то с мотыгой на рытье укреплений. Кормежка два раза в день.
Майрра, с головой, гудящей, что твой котел, и распухшей от речей, которых женщина наслушалась в Комитете, понимала со всей крестьянской прозорливостью только одно – будут вешать. Эск придет – и начнется. А коли князь замешкается, так Благословенный Святой Тив Херевард уже тут как тут, за Намой…
«Девку прятать, куда ж спрятать девку?! – лихорадочно соображала Майрра. – Да и мамашу не помилуют, не поглядят, что слепая… Что ж делать-то? Куда ж их деть-то?»
Комитет намеревался вступить с тивом Херевардом в переговоры и требовать признания янамарской независимости и от Эска, и от Синтафа. Переговоры – дело хорошее, поговорить господа завсегда любят. Только кроме как говорильней, от Хереварда с Эском Дэйнлу отбиваться нечем. Разве что повязанного графа Никэйна выставить перед баррикадами на манер живого щита. Так ведь еще змеиным хвостом по воде чиркнуто, поможет ли! Князь Эск этих графьев за последние два десятка лет и сам перевешал порядочно, чуть ли не по графу в год. Была б родная кровиночка, тогда еще куда ни шло! И что той шурии было сразу перед Эском юбку не задрать? Небось, при княжьем-то пащенке и жилось бы в Янамари полегче!
Тиву Хереварду голова графа Раммана тоже без надобности. Своим аристократам Благословенный Святой тоже лихо головенки поотчикал – говорят, по Санниве кровь ручьями текла, под ногами хлюпало… Нет, в переговорах что с Эском, что с Херевардом от графа Раммана толку не будет. Вот если б саму шурию изловить, Эскову полюбовницу!
Так рассуждала не только Майрра, но и прочие члены комитета. Только они, в отличие от женщины, высказались вслух. На поиски бывшей графини, подстилки ролфячьей, выслали целых два отряда гражданской гвардии. Оба вернулись ни с чем. Улизнула змеища из Янамари-Тай, только ее и видели!
Пока республиканское собрание скребло в затылках и пыхтело, вдове Бино нашлось дело как раз ей по силам и по чину. По правде-то сказать, Майрра не сразу в толк взяла, зачем она вообще в том комитете понадобилась. Хорошо, фабричный парень разъяснил. Дескать, будешь ты теперь, тетка Бино, символом свободолюбивого духа угнетенной янамарской женщины. «Точно повесят», – похвалила сама себя за сообразительность вдова. С символами обычно церемонятся еще меньше, чем со слепыми бабами и малолетними девчонками. Однако же покуда не повесили…
Быть при власти – значит, иметь возможность удовлетворять потребности. А потребность у Майрры Бино осталась только одна – вывезти мамашу и внучку в безопасное место. Лучше – за границу. В Идбер. Благо, до него рукой подать, дня два на перекладных. Пока война не грянула, почтовые станции еще работают. Можно успеть. Нужно! Были бы деньги и бумаги. Значит, нужно оказать господам… то есть гражданам комитетчикам услуги. Женщина уж готова была и полы мыть, и, чего уж там, ублажить, ежели припрет, но все оказалось проще – и опасней. Ей поручили обиходить пленного. Чуяли новые хозяева Дэйнла запашок пеньки и перекладины, не хотели лишний раз перед графом Никэйном рожами светить. Их можно понять. Республика и независимость – дело хорошее, а ну как обратно все повернется? А Майрре терять было уже нечего. Не о козах же жалеть теперь?
Вдова Бино умела быть настырной. Гражданин председатель лично выписал ей целых две бумаги: одну для республиканского патруля у ворот Дэйнла, другую, с графской печатью – для проклятых наймитов Кровавого Сыча. И даже деньжат отсыпал, правда, сплошь ассигнатами, зажал казенное серебришко. Оставалось лишь позаботиться о провожатом. И таковой сыскался! Бойкий парнишка, тоже из фабричных, хлопотал за однорукого деда-отставника, также вывезти его хотел. Трезво рассудив, что хоть с увечным мужиком, но всяко лучше, чем без мужика вовсе, Майрра подсуетилась и свела калеку со своим бабьим семейством. Отправила в тот же день, помахала вслед и вернулась в ратушу – отрабатывать.