– Ты пришла ко мне, Мэрвиш. Ты нашла меня, красавица моя синеглазая.
И мурлыкала она, словно котенок, и целовала шуриа в щеки, и говорила шепотом, касаясь губами уха:
– Меня зовут Шэлир.
– Так мы, выходит, тезки, – усмехнулся он, очнувшись от чар. Имена из одного корня, чего уж там.
Протер глаза, отряхнулся, глядь, чудеса опять. Только что от Мэрвиш не отличить было отроковицу, и вдруг – совсем другая. Не шуриа, нет. Русокосых шуриа не бывает. Белокожих, светлоглазых, статных не бывает средь рожденных под Сизой луной.
– Выходит, что так, сын Шиларджи. Ты – свободный, а я – Свобода.
– Значит, мы обязательно поладим, милостивая Шэлир. Сколько крови я пролил во славу твою.
Голубоглазая девочка вздохнула и поежилась в своих шутовских одежках. Мол, что поделаешь тут? Такова цена. Все, что у тебя есть, отдай, и всю кровь в придачу – не меньше, но и не больше.
– Тебе я не нужна.
Похоже, девочка немного опечалилась. Первый встречный смертный оказался такой… свободный.
– А всем остальным – очень даже, – вкрадчиво молвил шуриа.
– Некоторым дочерям Серебряной луны, да? – мурлыкнула лукаво богиня.
Все-то они знают, эти боги, все-то ведают! Потому отвечать шуриа не спешил. Любовался сменой настроений на личике своей небесной гостьи. То нахмурится, то улыбнется, то губу закусит, совершенно так же, как это делает одна гордая хелаэнайя. Смена личин, словно рябь по воде, поди пойми, что она задумала. И вообще, зачастили боги на вечерние посиделки. Неспроста это!
– Меня выбирают сами, – молвила она в конце концов.
Что верно, то верно. Сами выбирают, сами отбирают, сами дарят… Сами, все сами.
Джэйфф подкинул в огонь немного хвороста. Пусть пожарче станет. А то ведь воздух сырой такой стал, и пробирает до костей, почище самого сильного мороза.
– Садись поближе, Шэлир, замерзнешь еще.
У богинь не краснеет кончик носа, не стучат от холода зубы, не синеют пальчики, но им всегда нравится чуть-чуть побыть смертными. Немного посидеть у костра, укрывшись шинелью, пропахшей мужским потом, выпить горячего черничного отвара и съесть тарелку каши, сваренной умелыми руками самого свободного человека в Джезиме. На то они и богини.
– Красиво, – сказала девочка, по-кошачьи аккуратно вытирая губы. – И вкусно.
– Без тебя, милостивая, и поделиться впечатлениями было бы не с кем, – посетовал Джэйфф, оттирая котелок снегом.
– Отчего же не с кем? А как же маленькая змеиная женщина, запертая в большом доме, что на скале?
Ах ты, хитрая маленькая богинька! Сидит на его одеяле, укрылась его шинелью и строит уморительные рожицы. А пока шуриа сверялся с ролфийской ланд-картой, выданной ему эрной Хайнри, вычисляя по перепадам высот, что можно считать скалой, Шэлир вообще ушла. Бесшумно, не попрощавшись и не предупредив. Как кошка. Оставив после себя цепочку кошачьих же следочков в мокром снегу.
– Ну? И что все это значит? – спросил Джэйфф у сизой Шиларджи, запрокинув голову, будто говорил с великаншей. – Не хочешь объясниться, Мать Земли? Чего захочет твоя юная сестра за услугу? Свобода обычно стоит дорого. Слишком дорого, я бы сказал.
Но Шиларджи, по обыкновению своему, упрямо молчала, скалясь ущербным ликом.
– Впрочем… Бабы…э… то есть дамы меня всегда любили, – заявил наглый змей. – И взрослые, и маленькие. Будем считать, что не услуга это, а помощь. Без-воз-мезд-ная, запомни.
Насмешил богинь, так насмешил, ползучий.
Идти Джэйффу пришлось долго. Проваливаясь в стремительно набухающий влагой снег, пытаясь за поднимающимся туманом разглядеть дальние огоньки и хоть как-то определить направление. Большой дом на скале, конечно, прекрасный ориентир, но только в ясную солнечную погоду. В потемках среди холмов Элир проплутал достаточно, чтобы продрогнуть, разозлиться и сто раз пожаловаться Шиларджи на малолетних богинь, которые сами не знают, чего им от простых смертных надобно.
Блуждай теперь, пес знает где, зарабатывай радикулит и воспаление легких, потому что от ледяной воды, хлюпающей в промокших насквозь сапогах, ровным счетом никакой радости, а сплошной вред для организма и расстройство для нервов. Одним словом, шуриа предавался любимейшему занятию – жалел себя вдоль и поперек. Но все равно шел вперед.
Пока не наткнулся на бесхозную лошадь. Точнее, брошенную каким-то торопыгой. Дальше – интереснее. Следы, явственно проступившие в тающем снегу, вели к речушке. А за рекой… Так и есть! На той стороне черным матовым силуэтом по черному, едва заметно мерцающему фону проступала искомая скала.
Лед под ногами Джэйффа угрожающе трещал, а у берега вообще не выдержал веса мужчины. Но холодная ванна нисколько не остудила его азарт. Отряхнувшись по-собачьи и скинув долой лишнюю одежду, Элир устремился вперед.
«Сейчас мы посмотрим, что это за дом на скале. Сейчас, сейчас…» – подгонял он себя.
В другую ночь шуриа бы стал вопрошать духов, прежде чем соваться в столь странное местечко. Но янамарским духам явно сейчас не до Элира было.
«Ничего. Мы сами как-нибудь разберемся». И разобрался. Не соврала богиня полукровок. На вершине столь редкой в этих краях возвышенности стоял не просто дом, а целый замок, насквозь пропитанный диллайнской магией – колдовством Предвечного.
А под стеночкой-то лежала одежда. Женская, армейская, ролфийская. Юбка такая зна-ко-мая! И шинель, еще пахнущая своей неугомонной хозяйкой.
– Раз – лошадка, два – следочки, три – шинелька, – промурлыкал Джэйфф. – Приползла к волчишке змейка.
Двадцать лет назад, на Шанте, он, бывало, до бешенства доводил свою Грэйн дурашливыми присказками-нескладухами. Она так сладко злилась. Ух! Иногда даже с кулаками бросалась.
Ш-шлеп!
Прямо под ноги шуриа откуда-то сверху рухнул труп. И не просто мертвец, а с очень правильно вспоротым брюхом – кишки почти не вывалились.
Все правильно, все сходится!
И Джэйфф отправился искать другую дверь. Чтобы такой огромный домина – и всего один вход? Да быть такого не может!
И нашел.
Ведь если смотреть на некоторые вещи шире, масштабнее, то начинаешь замечать некие закономерности. Например, такая жизнь, как у Джэйффа Элира. Чего только в ней не случалось, в какие только переделки не попадал он за прошедшие столетия, а все равно каждый раз он совсем не хотел помирать. Казалось бы, избавившись от Проклятья, шуриа должен был утратить всякий страх. А ну-ка, столько лет опыта! Убить человека ему, что под ноги плюнуть, рука не дрогнет, сердце лишний раз не собьется с ритма. Однако же каждый раз отыщется веская причина сберечь себя. Для общего ли дела, ради важного поручения, и вот теперь – из-за женщины. Потому что, пропусти Джэйфф очередной удар или выстрел, тогда им с Грэйн не встретиться уж никогда-никогда. Ролфи не увидит шурианский дух, а после смерти ее ждет совершенно другое посмертие в Чертогах. Еще обиднее было бы попасть под горячую руку к самой эрне Кэдвен, когда та сосредоточенно режет диллайн.
Элир в подобном случае предпочитал душить или шею сворачивать. Но ролфийские традиции – святое. Хочется женщине ножом помахать, так разве нам жалко? Нет ведь.
Упокоив навечно третьего дозорного, эрна Кэдвен почувствовала, что начинает уставать. Сколько же их тут? Только-только успеешь чиркнуть по горлу очередного и аккуратно усадить у стенки, поставив рядом фонарь, как глядь! – уже и следующий огонек приближается по галерее. Тут любой притомится! А удача – вещь хрупкая, и нет на свете более ненадежной опоры, чем милость богов. К примеру, как проникнуть в увенчанное куполом здание, возвышавшееся в центре внутреннего дворика, Грэйн покамест так и не решила. А тивы и не думали кончаться, то там отблеск фонаря мелькнет, то тут. О, вот и снова! Наверняка сейчас по тайной лесенке поднимется еще один… Или? Ролфийка, уже притаившаяся сбоку от прохода со скейном наготове, нахмурилась и повела ухом. Из темноты послышались не просто шаги, а еще и свистящее шипение, да такое знакомое!
И эрна не удержалась от тихого, но возмущенного фырканья, узнав и песню, и, так сказать, певца.
– Ш-ш-ш-ш, – закончил Элир первый куплет из «Саги о Эйккене Безумном», в вольном переводе на шурианский. – Доброй ночи, милая.
– Я так и знала, что без тебя тут не обойдется, – неискренне возмутилась Грэйн шурианской способности приползать на запах паленого. Но, надо отдать должное сыну Глэнны, появился он крайне своевременно. Впрочем, от шпильки ролфийка все-таки не удержалась: – На четвертом такте фальшивишь ведь, змей лукавый!
Спрятав скейн в ножны, она протянула руку и дотронулась до его плеча, так, на всякий случай. Надо же убедиться, что это и впрямь Джэйфф Элир, а не наваждение ночное. Мало ли какие явления могут бродить в свете четвертой луны?
Но шуриа оказался самым настоящим, отнюдь не призрачным, и сразу перешел к делу:
– Где наша Священная Невеста? Чуешь ее?
– Чуять не чую, но где-то здесь точно. Локка мне врать не станет. Тут она, и Сэйган, мой адъютант, с нею, – поделилась замыслами Грэйн и повела носом, пробуя ноздрями влажный воздух. – А ночка хороша, а? В самый раз для жертвоприношения. Как бы не пощекотали нашей змеюшке брюшко.
Джэйфф разом позабыл свои прибаутки и ужимки. Дело-то серьезное!
– Давай-ка найдем, где у них тут лежбище, в смысле святилище.
– Да там их кубло, в центральной башне, тут и думать нечего, – ролфийка взмахом руки указала на искомое здание, торчащее посреди двора, словно моржовый бивень во льдах, и добавила: – И забрались наверняка повыше, как им, желтоглазым, и положено… Внешний периметр у нас чист, я полагаю? Раз уж ты мне навстречу шел?
Могла бы и не спрашивать. Вряд ли после того, как по галерее прогулялся капитан Элир, там остался хоть один… неучтенный колдун. А раз так, то и медлить нечего. В последний раз оглянувшись на свой «натюрморт с фонарями», Грэйн вслед за шуриа стала спускаться вниз, во двор.
Джойана Ияри, шуриа
По ночам шурианские детишки любят рассказывать друг другу страшные сказки. Такие страшные, чтобы от них прямо мороз по коже шел, чтобы бояться потом высунуть нос из-под одеяла, чтобы каждая тень казалась притаившимся чудовищем. Страх будит жажду жизни – донджету, страх не дает заскучать. Джона росла без сверстников-соплеменников, но сказки Элишвы заменяли ей детские страшилки с лихвой. Порой мать такое могла наплести, что Джона не то чтобы капризничать, дыхнуть лишний раз боялась. А наплакавшись всласть, засыпала мертвым сном.