Но Джэйфф лишь руками в стороны развел. Не в чем ему было каяться.
Разве только в том, что ролфийские острова шуриа неожиданно пришлись по душе. Нет, жить в аккуратных домиках и ходить по ровным, словно под линеечку, прочерченным улицам, он не хотел бы никогда. Это ж придется надевать капитанский мундир каждый день! Невозможная жертва для любого из детей Шиларджи. Поговаривают, что даже Ее Священная Особа – княгиня Джойн поглядывает на свое мундирное платье с нескрываемым ужасом.
В остальном острова хелаэнаев были прекрасны и полны не только чарующей суровой красы, но и природными духами. Эта каменистая, скупая на урожаи земля была жива в сакральном смысле. Жива и свободна. А что еще нужно шуриа для душевного равновесия? А еще крайне отрадно знать, что к этому благополучию причастны и дети Сизой Луны. Одна из ее неугомонных дочерей – так точно.
– Конрэнт посуровей будет, – предупредила эрна Кэдвен. – Камни да болота.
И как ни скрывала капитанша своих истинных чувств, но Джэйфф-то чуял, насколько сильно ей хочется показать возлюбленному свой дом, свой единственный и навеки любимый Кэдвен. Дух ее жаждал встречи с родными стенами, томясь в ожидании.
– И яблони.
– И они тоже, – смущенно хмыкнула ролфийка.
По Конрэнту они ехали в поезде по настоящей железной дороге. Жизненный опыт подсказал Грэйн, что Джэйффа лучше отвлечь по-крупному – этой невиданной на Шанте забавой. Стук колес, мощное гудение локомотива, клубы пара – лучшая игрушка для очень взрослого шурианского мальчишки. А добрые, но недоверчивые конрэнтцы пусть познакомятся со столь экзотическим гостем вприглядку, а не назубок. Так оно спокойнее будет. По чести говоря, эрна Кэдвен одинаково не доверяла и скоропостижному миролюбию Джэйффа, и сомнительному добродушию островитян. Слово за слово, а потом эрне разнимай драчунов и отвечай за поножовщину? Нет уж!
Но все обошлось. Они без приключений добрались до станции на берегу Арейт, а затем, наняв возчика, доехали до памятного путевого камня.
В низинах еще снег кое-где лежал, и окрестности поместья выглядели весьма уныло. Даже знаменитые яблони стояли еще голые, без единого листочка.
– Красиво.
А что еще мог сказать шуриа Джэйфф Элир, увидев своими глазами дом, где родилась его Грэйн? Сказать, что после смерти он обязательно вернется сюда духом, чтобы стеречь этот старый дом и эти яблони? Зачем, если ролфийка и так знает о его любви? Они оба знают.
– Я тут пока погуляю, – бросил шуриа. – Осмотрюсь, что к чему.
От расслабленного созерцания окрестностей имения его мог оторвать лишь выстрел из пушки или гневный вопль эрны Кэдвен.
– Ах, ты ж, маленькая дрянь! Когти Локки! Ляжки Глэнны! Ну, я тебе покажу!
За Грэйн ковылял ее одноногий управляющий и уговаривал:
– Эрна! Ваша милость! Помилосердствуйте! Ради очей Локки, да что ж вы так разгневались?
– Молчать! – зарычала взбешенная владетельница и, скомкав клочок какой-то бумаги, попыталась запихнуть его в глотку ир-Фрэйда, но тот успел отпрыгнуть, довольно резво для инвалида: – Белой Сворой клянусь, я своими руками вырежу печень этой мерзавке! И скормлю ее папаше!
– Что случилось, сердце мое нежное? – полюбопытствовал Джэйфф, любуясь пламенным бешенством ролфийки, как путник небывалым заревом.
– Ар-р-р! Эр-р-рмэйн! Гадючья душонка! Зарежу! Загрызу!
Что ж такого должна была натворить дочка Грэйн, раз вызвала материнский гнев?
– Что она сделала? Замуж за шуриа вышла?
Ролфийка подавилась рычанием и закашлялась. Видимо, озвученную Джэйффом возможность она рассмотреть еще не успела. А справившись с дыханием, рявкнула:
– Хуже!
Развернувшись на каблуках к управляющему, эрна попыталась ухватить его за грудки, но отставной сержант и впрямь был прыток, снова увернулся.
– Коня мне! Живо! Ну, я ему покажу!
– Эгей! Погоди-ка! Я с тобой!
Оставлять женщину в столь растрепанных чувствах все равно, что зажженную свечу – в сенном сарае. Еще как вспыхнет!
– Так, – злобно скривив губы, Грэйн нетерпеливо постукивала хлыстом о голенище и притопывала, не в силах дождаться, пока оседлают лошадь: – Мы едем к Фрэнгену. Я его повешу на воротах усадьбы, пса паршивого! Девку приструнить не мог! Вот и оставляй их без присмотра… Ляжки Глэнны, семь лет жрать одни клубни да свиней этих поганых, семь лет в штопаной юбке ходить, чтоб этой дуре собрать приданое! А теперь? Она сбежала! Свободы захотела! У-у, непокорное отродье! Ну, ничего-ничего… Ир-Фрэйд! Где моя сабля, чтоб тебе лопнуть?! И пистолеты тащи!
Была бы в поместье пушка, и ее бы потребовала, наверное.
Эдакого буйства ролфийских стихий Элиру видеть еще не доводилось:
– Грэйн, давай пока без сабли и пистолетов обойдемся, а? Сначала выясни, что там на самом деле случилось. Дай письмо!
И ловко выхватил злополучную записку. В ней говорилось, что юная ролфийка передумала выходить замуж, а желает жить своим умом, для чего намерена поступить в Институт Культурных Растений эрны Рэймси.
– Кхм… А что такого плохого-то? В тебя пошла девчонка – и все дела. Твоя кровь, признай.
– Девки потребны для того, чтоб замуж идти. И точка! – отрезала посвященная эрна капитан и устремилась навстречу управляющему: – А, оседлал! Опять купили кобылу, меня не спросив!
За столько лет вассалы грозной владетельницы земли Кэдвен успели усвоить, что ее посвященная милость предпочитает меринов, но в таком важном деле, как усмирение непокорных отпрысков, потребна скорость. Иначе разбежаться успеют.
– Ну, держись, свиновод… – посулила Грэйн, подбирая юбку. И в седло – скок! Вот и пригодилась гвардейская наука.
– Джэйфф, если хочешь ехать со мной, шевелись! – и впечатала каблуки в бока несчастной кобылки. Бедолага заржала и с места сорвалась в галоп.
Джэйфф едва угнался за взбешенной эрной, ни с того ни с сего решившей продемонстрировать свою приверженность истинным ролфийским ценностям. Одна надежда – что по дороге в поместье бывшего мужа, которая, к слову, оказалась неблизкой, Грэйн успеет порядком остыть.
Но едва лишь из-за холмов показались горбатые крыши владения Фрэнген, как в эрне Кэдвен вновь взыграло ретивое.
– Ага! – торжествующе взвыла она и хлыстом указала на флаг над коньком крыши. – В логове затаился! Ату! – и подстегнула храпящую лошадь, вскачь устремляясь по склону, на котором и пешим случалось ноги ломать.
Для столь опытного ролфеведа, как Джэйфф Элир, способ, которым дети Хелы общаются меж собою в домашней обстановке, стал настоящим открытием. Истинно, в сравнении с семейной жизнью ролфи, волчья стая с переярками в голодный год – тихое и мирное сообщество добродушнейших существ.
Высокие ворота усадьбы оказались заперты. Грэйн, недовольно рыкнув, осадила кобылу, уперла руки в бока и заорала так, что все чайки с окрестных полей разлетелись и свиньи зашлись в заполошном визге:
– Рэйберт эрн Фрэнген! Отворяй, пес паршивый! А ну открывай по-хорошему, а то дом подпалю и свиней перережу! Ты меня знаешь!
Ворота приоткрылись не сразу, только после того, как свирепая владетельница Кэдвен изрядно в них поколотила и кулаками, и сапогом, и уже принялась оглядываться в поисках подходящего бревна, чтоб приспособить вместо тарана. Привратник порскнул в сторонку, Грэйн, уперев кулак в бедро, грозно прогарцевала на двор, а на крыльцо вразвалочку вышел майор в домашнем мундире и, вздохнув, вымолвил:
– Ты погоди поджигать-то, Кэдвен. Поздоровайся сначала.
– В Чертогах с тобой поздороваются! – фыркнув, посулила эрна, слезая с лошади. – Где эта мерзавка? Отвечай, не то…
– Зарежешь, вестимо, – Фрэнген вздохнул снова. – А шуриа с собой прихватила, чтоб скальп правильно снять. Сама-то так и не научилась. Представь нас.
Мужчины перекинулись цепкими взглядами. Навскидку оценив серебристую гриву бывшего супруга Грэйн, Элир нашел ее весьма достойной добычей. Когда-нибудь в прежние века – обязательно воспользовался бы случаем, но не сейчас, уже нет.
– Эрн Рэйберт, благородный и могущественный владетель земли Фрэнген, – буркнула Грэйн. – Мой бывший муж. А этот шурианский головорез сам представится. Ты не смотри, что кос нету. Отрастут – снова заплету, честь по чести.
– Рад знакомству, могущественный эрн, меня зовут Джэйфф из рода Элир, – миролюбиво сказал шуриа и церемонно приподнял шляпу в знак приветствия и душевного расположения.
Майор кивнул в ответ:
– Наслышан и весьма польщен знакомством. Наконец-то свиделись. Кэдвен, ты охолонула уже? Ребенка можно выпускать?
Грэйн ответила глухим ворчанием, ни дать, ни взять – цепная сука над миской.
– Вигдайр! – позвал майор, на всякий случай не спуская глаз с бывшей супруги: – Поди сюда! Мать приехала. Проводи ее в дом, пока нас всех не покусала.
Русоволосый юноша опрометью сбежал по ступенькам, бухнулся на одно колено, сцапал сжатую в кулак материнскую ладонь и поцеловал:
– Счастлив видеть вас в добром здравии, драгоценная матушка! Не отдохнете ли с дороги?
Что ж, детки Грэйн Джэйффу нравились. Уважительные детки, самостоятельные детки, любящие детки. Что еще нужно родительскому сердцу, кроме как знать, что взращены достойные сыновья и дочери?
Ролфийка поневоле растаяла, спрятала клыки и не стала отдергивать руку, проворчав:
– Ладно. И тебе здравствовать, сынок. Веди, налей мне чего-нибудь с дороги и сапоги помоги снять, – а мужчинам бросила через плечо: – Ну, общайтесь.
Джэйфф протянул хозяину руку для пожатия. Эрн Фрэнген ему тоже нравился, всегда нравился, хоть и заочно. И тем, что своевременно дал Грэйн защиту от происков Конри, и тем, что потом вовремя отпустил ее на свободу.
А когда ролфийка скрылась в глубинах дома, продолжая изредка рокотать недовольным баском, словно дальняя гроза за горным перевалом, Фрэнген склонил голову набок и спросил крайне серьезно, даже торжественно:
– «Слезы Морайг» будешь? Под соленья?
– А как же! – обрадовался щедрому предложению Джэйфф.