— Помилуйте! — А кто? — Да он сапожник,
он вертопрах и Каин, наконец!
Печальна сущность злых полугримас!
Изящен хор больных столпотворений!
Оплаканы сюрпризы повторений,
хрустально изнуряющие нас…
Я молвила: — Колпак упаковать!
Мне ненавистны нити канители,
заняться надо им на той неделе
и горестно переколпаковать.
С тех пор, томясь сознанием вины,
взывал во мне нездешний голос мрака.
Я, наконец, устала как собака
и продала колпак за полцены.
Баллада о Кларе(Николай Доризо)
Клара,
Девочка,
Вихрем влетает ко мне.
От смущения я
Прилипаю к стене.
— Понимаете, Коля, —
Она говорит, —
У меня, понимаете,
Сердце горит!
Полюбила я Карла,
А он — идиот.
Он позорной,
Неправильной жизнью живет!
Он женат на мещанке,
На глупой козе…
Понимаете,
Он на неверной стезе!
Он меня, представляете,
Выгнал взашей
И кораллы
Из розовых вынул ушей.
Помогите! —
Подумав, я дал ей совет:
— Украдите
У этого Карла кларнет!
О святая наивность,
Ты кредо мое.
О святая невинность,
Храните ее!
…Тут она засмеялась
Светло и земно
И на крыльях любви
Упорхнула в окно.
Я к окну подошел —
Хорошо на душе!
Я не зря
На десятом живу этаже.
Баллада о левом полузащитнике(Евгений Евтушенко)
Устав от болтовни
и безыдейности,
заняться я хочу
полезной деятельностью,
в работу окунувшийся
по щиколотку,
я в левые иду
полузащитники.
Что б ни болтали
шкурники и лодыри,
в команде нашей
стал я первым номером!
Я получаю мяч. Бегу.
Мне некогда,
тем более что пасовать мне некому,
а если бы и было —
на-кась, выкуси! —
я сам хочу
финты красиво выполнить.
И вот уже
защита проворонила,
и я уже возник перед воротами,
вопят трибуны —
мальчики и девочки, —
и мне вратарь
глазами знаки делает…
Я бью с размаху
в правый верхний угол,
бросок! Вратарь
летит на землю пугалом,
но где уж там…
Удар неотразимый,
как материт меня
вратарь-разиня!
Я оглушен
команды нашей криками,
и тренер
как-то очень странно кривится,
и голос информатора
противный:
«Счет 0:1».
Ликует… наш противник.
И по трибунам
ходят волны ропота,
ах, черт возьми,
я бил в свои ворота!
И сам себе
я повторяю шепотом:
«А что потом,
а что потом,
а что потом?..»
Баллада об убиенном козле(Фазиль Искандер)
Когда-то давно по горам я шел,
я шел по горам пешком.
И встретился мне на пути козел,
с которым я не был знаком.
Я до сих пор не могу понять,
как он туда залез…
Стояли друг против друга мы.
Козел с рогами, я — без.
Узка тропинка, внизу обрыв,
дна пропасти не видать.
Стояли мы часа полтора,
мы долго могли стоять.
Но я торопился, в Москву спешил,
как полуабрек, был зол.
— Уйди, — сказал я, — с дороги прочь!
Уйди с дороги, козел!
Пока не поздно, уйди, пока
не вижу в тебе врага… —
Но он (шайтан!) промолчал в ответ
и лишь наклонил рога.
— Ах так! — сказал я. — Козлиный хвост!
Стало быть, не уйдешь?!
Тогда уничтожу тебя я так,
как уничтожают вошь!
Пускай поможет тебе аллах
(не знаю козьих богов!). —
И я с разбегу ударил лбом
промеж козлиных рогов.
Вот так я закончил дело, вот так
я смог наконец пройти.
А бренного тела его до сих пор
нигде не могут найти.
Я и теперь помянуть готов
(мир праху его!) козла,
Если виновен, пусть Козлотур
рассудит наши дела.
Да здравствует дружба! Сегодня мы
за это сидим и пьем.
Но если тропа как кинжал узка,
так что ж не ударить лбом?
Случай в Коп-Чик-Орде(Сергей Марков)
Жирный лама Жамьян-жамцо,
Погрязший в смертном грехе,
Всем говорил, что видел в лицо
Богиню Дара-ехэ.
И в Эликманаре и в Узнези,
В ущельях горных — везде
Я слышал хвалы тебе, Ээзи,
Живущему в бурной воде.
Пахла ночь, как голландский сыр,
Когда, прожевав урюк,
Ушел искать красавец Тыр-Пыр
Красавицу Тюк-Матюк.
Сто лет искал он ее везде,
На небе и под водой.
Нашел он ее в Коп-Чик-Орде,
Что рядом с Кишмиш-ордой.
Она вскричала: «Бэбэ, мэмэ!
Полундра! Мизер! Буза!»
Хотя он не понял ни бе ни ме,
Сверкнули его глаза.
Призвал к себе их абориген,
Владыка Туды-Сюды.
И жирный лама Глотай-Пурген
Сказал им: «Аллаверды!»
Еще сказал он: «Пардон, батыр,
Битте-дритте Утюг!»
И пала в объятья красавцу Тыр-Пыр
Красавица Тюк-Матюк.
Хлеб, любовь и Азия(Гарольд Регистан)
На полевом далеком стане
(Не уточняю, что за стан)
Однажды в труженицу Маню
Влюбился труженик Степан.
Она сама к нему тянулась,
Шептал он что-то, к ней припав…
И это дело затянулось
На много полновесных глав.
И вдруг он встал.
— Послушай, Манька!
Послушай, звездочка моя,
Прости, любимая, но встань-ка,
Гляди, о чем подумал я.
Я за тебя отдам хоть царство,
С тобою быть всегда готов,
Но знаешь, сколько государству
Мы можем недосдать пудов?!
Она вскочила.
— Невозможно!
Пошли! Того гляди, гроза…
И разом вспыхнули тревожно
Их изумрудные глаза.
О как они в труде горели!
На них залюбовался стан.
Они умаялись, вспотели,
Но перевыполнили план!
Не сорвались хлебопоставки…
Над степью плыл густой туман.
И снова на широкой лавке
Марусю обнимал Степан.
И вновь она к нему тянулась,
Шептал он что-то, к ней припав.
И это снова затянулось
На много полновесных глав.
Больше не хочу!(Екатерина Шевелева)
Я была в Женеве, Бонне, Ницце,
До чего же скучно за границей!
Целый год томилась я в Париже,
Мне Перхушково духовно ближе.
На Монмартр ходила, не робела,
Но, придя, о Зюзине скорбела.
Я мартель и арманьяк пивала,
Но о «Трех семерках» тосковала.
Проезжая Вену в «мерседесе»,
Мне хотелось на трамвай в Одессе,
А в отелях Дели и Мадраса
Не нашлось московского матраца…
В Филадельфии дрожали губы:
«Надоело. Поскорее в Мгу бы!»
В Токио мне ночью снилась Шуя…
Крест поездок на себе ношу я.
Боже мой, к кому бы обратиться,
Чтоб не ездить больше за границу!
Ремесло(Яков Белинский)
Легко сапожнику: сработал сапоги –
пощупай хром! И каждому из тыщи
понятно, что хорош… О бедные стихи,
у вас — ни каблуков, ни голенища.
Поэтам нелегко.
Мастеровым пера
до подлинного далеко искусства;
то смысл насквозь течет,
а то в строфе дыра,
спадает форма,
жмет безбожно чувство.
А то еще, глядишь,
стихов не тот размер
глухое вызывает раздраженье.
Сапожники — вот кто классический пример
трудящихся, достойных уваженья!
В поэзии — для них
доступным быть хочу.
На разговоры лишних слов не трачу,
в руках сапожный нож,
то бишь перо, верчу,
подметки строф
гвоздями рифм собачу.
Спины не разогну,
как белый раб, тружусь,
искусство — ремесло, учти, художник.
Вот почему всегда
я так собой горжусь,
когда мне говорят, что я — сапожник!
Мы чаврим(Михаил Беляев)
Обнажилась девушка в лесу…
Хочется остановиться,
Но стоять не хочется.
И зачаврит она,
Как в дождях колосок.
Я в смятенье,
Головой трясу.
Снял очки, глаза протер рукою.
Обнажилась девушка в лесу.