– Господи, ну и вонь. «Прима», что ли? – подала голос мама.
– Не, «Кресты» синие, – ответил Дмитрий, не без интереса присматриваясь к пациентке. Она не подпадала под его опеку ни по единому признаку – явно была не одинокой, не такой уж пожилой, не он доставлял ее из приемного до койки в палате.
– Там сумка моя, дай, пожалуйста, – попросила мама санитара.
Дмитрий передал сумку. Мама достала кошелек и выдала Дмитрию несколько купюр.
– Вино красное, хорошее. Купишь плохое – убью. Сигареты, зажигалка. Остальное себе на чай. Понял?
– Не дурак, – ответил Дмитрий и кинулся выполнять поручение.
Я в тот день вернулась домой, чтобы выдохнуть, побыть с детьми. И надеялась, что поеду к маме не завтра, а послезавтра. Пропущу один день. Но меня вызвали утром следующего дня. Звонила заведующая отделением.
– Срочно, – сказала она.
Я перепугалась и набрала телефон хирурга, который оперировал родительницу. Он ответил, что еще вчера мама была живее всех живых. И он просто поражен положительной динамикой.
– То есть она жива? – уточнила я. – Мне заведующая звонила. Я буду в больнице через три часа. Пожалуйста, если вы окажетесь там раньше, напишите, что с мамой, – попросила я хирурга.
Он так и не ответил. Когда я приехала в больницу, ног не чувствовала – правую свело судорогой от бедра до щиколотки. У меня так случается на нервной почве. Но, как правило, по ночам, чего я не помню. Муж утром говорит, что меня трясло и он не спал. В тот день я вывалилась из-за руля и поплелась к зданию, в прямом смысле подволакивая ногу.
Мама с Димоном и соседкой-бабулей курили в палате и пили вино. Бабуля была совсем не против курения, а даже за – вспомнила, как красиво курил ее мужчина. Нет, не муж, конечно, а любовник. И вино он пил красиво. Эстетом был настоящим. А муж – так, от сохи, работяга с простой мордой. Квадратный и примитивный. Любовник же все делал красиво – и пил, и курил, и целовал. Да и внешне киноактер. Высокий, статный брюнет, глаза впол-лица.
– Так что ж вы от мужа к любовнику не ушли? – удивился Дмитрий.
– А то ж. У него таких, как я, много было. Так что или жить спокойно, или всю жизнь за мужика биться. Я решила не воевать, со своим навоевалась. Но мой-то что – на него замахнешься, он и сникнет. Хороший у меня муж был, царствие ему небесное, пил тихо, жил тихо, меня боялся. Сейчас бы я, конечно, любовника выбрала. Где он теперь? Может, помер уже?
Когда пожилая нянечка, почувствовав запах дыма из палаты, появилась на пороге, ей прямо нехорошо стало. Во-первых, дымом несло из туалета – Дмитрий, чтобы перебить табачный запах, зажег газету и бросил в урну. Газета не потухла, а задымилась. Но никто не обратил на это внимания, поскольку бабуля как раз про любовника интересно рассказывала. Старушка, еще неделю назад обещавшая испортить больнице статистику смертности, сидела румяная, с чашкой в руке. И в чашке плескался явно не чай. Моя мама курила. Дмитрий ухаживал за женщинами – подливал вино, открывал пошире форточку. В углу палаты, рядом с капельницами, аккуратным строем стояли бутылки – нянечка насчитала три. Четвертая стояла на тумбочке, деликатно прикрывшись мандаринами.
– Вы это что тут? – ахнула старшая медсестра, вызванная по тревоге нянечкой.
– Мы тут выздоравливаем, – ответил Дмитрий. – Правда же, девочки?
Девочки дружно кивнули и засмущались.
Старшая медсестра залила мусорное ведро водой, пообещала Дмитрию все ужасы, какие могла, забрала початую бутылку вина с тумбочки вместе с мандаринами и ушла, громко хлопнув дверью.
Вот тогда-то мне позвонила заведующая отделением и попросила приехать «срочно».
Войдя на этаж, я увидела и узнала маму издалека. Она стояла около открытого окна и разговаривала с какой-то женщиной. Мама явно была в ударе – бурно жестикулировала. Женщиной оказалась та самая бывшая невестка бабули, и в этот момент для нее проводился юридический ликбез. Бабуля решила завещать квартиру невестке и внукам.
– Вы кого-то ищете? – спросила меня медсестра, которую я видела впервые. Наверное, новенькая вышла. Все старенькие меня знали в лицо.
– Уже нашла, – ответила я. И это было чистой правдой. Мама снова стала моей мамой – яркой, наглой, решительной. Она говорила, собирая вокруг себя толпу поклонников и почитателей. Вышедшие на прогулку по коридору больные, таскавшие за собой капельницы, ковыляющие, задерживались около двух женщин и слушали. Задавали вопросы, переспрашивали. Я села на каталке около сестринской, чтобы не мешать представлению – у мамы в тот день явно состоялся аншлаг. И я ей завидовала. Ее открытости, умению подчинить себе публику, красивой жестикуляции, шуткам, которыми она сопровождала выступление-лекцию. Люди смеялись. Я этого дара абсолютно лишена. Панически боюсь выступать, меня накрывает дикий страх, когда я оказываюсь в толпе людей. Мама явно владеет гипнозом, колдовством и всеми видами магии – она умеет в себя влюблять, заставляет ловить каждое свое слово, завораживает публику так, что ее не отпускают и вызывают на бис.
Мама наслаждалась вниманием, я это видела и не хотела ей мешать. Она, в шейном корсете-фиксаторе, халате и тапочках, выглядела такой красавицей, что мне оставалось лишь восхищаться. Да, она была примой, звездой.
Появился Дмитрий.
– Она вернулась, – сказала я.
– Да, она крутая.
– Да, крутая, если это не ваша мама. Вас уволят?
– Конечно. Нас всегда отовсюду увольняют, но мы возвращаемся. А память о нас живет в веках! – хохотнул санитар.
Тут меня дернуло. Дмитрий говорил не так, как положено санитару.
– А что вы окончили? – уточнила.
– ВМК МГУ, – ответил Дмитрий.
– Офигеть, простите за жаргонизм.
– Ага. Так бывает. Мне каталка нужна, уж простите.
Я сползла с насиженного места и пошла разгонять мамину благодарную публику. Дмитрий, работавший санитаром, имея за плечами факультет вычислительной математики и кибернетики главного вуза страны, покатил каталку в приемное отделение.
– Забирайте, – сказал мне лечащий врач мамы.
– Ее нужно перевести в другую больницу? Может, в реабилитационный центр? – уточнила я.
– Это нам нужен реабилитационный центр, – сказала заведующая отделением.
– Потрясающая динамика, – подал голос хирург.
– Она скандалит, – объявила старшая медсестра.
– Значит, все будет хорошо, – выдохнула я.
Я собрала мамины вещи. Она обнималась и целовалась с соседкой-бабулей. Оставила ей книжки, сигареты и всю еду. Заставила бывшую бабулину невестку поклясться на крови, что с бабулей все будет хорошо. Невестка клялась здоровьем детей. Старушка говорила, что «Олечку бог ей послал», и крестила мою маму в спину, когда мы уходили.
Я усадила маму в машину, убедилась, что ей удобно, выдала стакан с кофе.
Мы ругались всю дорогу. Я хотела отвезти ее к нам домой, чтобы о ней заботиться. Мама требовала отвезти ее к себе, в ее квартиру, чтобы уже от нее все отстали. Все – это я. У нее не было ни других родственников, ни друзей, ни даже добрых приятельниц. Она ото всех давно избавилась – за ненадобностью.
– Ты же мне вздохнуть не дашь! – кричала она.
– Мне придется нанимать тебе сиделку! – орала я в ответ.
– Зачем?
– Затем, что я не смогу к тебе ездить каждый день!
– Мне никто не нужен!
– Да, я знаю, тебе никто никогда не нужен. Включая родную дочь с более или менее стабильной нервной системой. Подумай о внуках! Они еще маленькие. Им нужна бабушка. Любая, даже больная на всю голову.
– Не нужна мне сиделка! Чтобы она тебе докладывала о том, что найдет в моем холодильнике? – продолжала кричать мама.
– И не только в холодильнике!
– С тобой невозможно жить. Ты всех душишь своим контролем! Невозможно все время ходить по струнке!
– Я никого не душу, кроме тебя… И себя. Себя я точно душу. Потому что должна нести ответственность – за себя, за детей, за дом, за мужа, за тебя, в конце концов! Ты хоть знаешь, что это такое? Ответственность за кого-то, кроме себя!
– Тебя же я как-то вырастила.
– Я сама себя вырастила. Спасибо тебе огромное за пример перед глазами. Каждый божий день обещала себе, что стану полной противоположностью тебе.
– Я хотя бы интересно жила, – хмыкнула мама.
– Да, я скучная, серая, блеклая по сравнению с тобой.
К концу поездки мы молчали, поскольку я не хотела разговаривать с мамой, а она объявила, что со мной вообще невозможно общаться, не то что жить под одной крышей. Я лихорадочно соображала, где срочно найти сиделку. Да такую стрессоустойчивую, чтобы выдержала непростую «клиентку». Не знала, кому звонить, куда кидаться. Мне уж точно не нужна была приличная женщина с медицинским образованием, которая сидела бы у маминой постели и читала ей книжку вслух. А потом готовила диетические котлетки на пару.
Я довезла маму до ее квартиры. Уложила в кровать. Сбегала в магазин. Натаскала продуктов. Сварила суп, пожарила пресловутые котлеты. Сбегала в аптеку, накупила лекарств по списку. Разложила в таблетнице на неделю вперед. Помыла полы, отдраила ванную комнату. Мама лежала на кровати безучастно.
– Пойдем, надо помыться, – сказала я, – ванную почистила.
Наверное, я сказала это таким тоном, что мама не стала спорить. Я помогла ей раздеться и залезть в ванную, подумав, что нужно установить специальные ручки, чтобы она могла держаться.
Когда мы, дети, становимся взрослыми? Раньше я думала, что в тот момент, когда умирают наши родители. Нет, намного раньше. Когда мы моем наших родителей в ванной, как моем своих маленьких детей. Я мыла маму, терла ей губкой спину и плакала. Наконец смогла расплакаться. Слезы лились потоком, я вытирала их мокрым же локтем. Терла мамину спину, делала душ погорячее, потом похолоднее. Мыла ей голову. Потом помогала встать, укутала полотенцем, вытащила из ванной, довела до кровати, помазала кремом, переодела в чистую ночнушку, укрыла, подоткнув одеяло. За все это время мама не произнесла ни звука.