Я спотыкалась, а он все тащил и тащил- сначала- вдоль по коридору- потом вниз по крутой лестнице.
Мое сердце пропустило несколько ударов, а к горлу подступила тошнота. Я узнавала это место, этот путь…
Внизу, во мраке этого зиндана, воздух был тяжелым и спертым.
Тигр, наконец, отпустил меня, толкнув вперед. Я судорожно начала оглядываться по сторонам, понимая, что мы теперь в мрачном помещении, напоминающем тюрьму. Снова толчок в спину- и я упираюсь в холодную стену. Панически оборачиваюсь на него, видя, как лязгает железо и между нами теперь решетка. Его глаза снова наполнены до краев холодом ртути и недобро сверкают в темноте. Лицо надменное, отрешенное, с очевидным превосходством.
— Это я здесь дьявол, Алёна, — говорит он глухо мне, — и это мне решать, жить тебе или умереть… одно мое слово- и от тебя не останется ни молекулы. Так что советую перестать строить свои нелепые козни. Ты не в том положении, чтобы манипулировать и стравливать. Посиди здесь, с голодными крысами и тараканами размером с ладонь- и подумай о том, как при следующей нашей встрече сделать так, чтобы я захотел вы*бать тебя. И нет, никаких гарантий того, что я буду давать тебе защиту и далее, нет…
Глава 12
Мне было страшно. Этот страх был другим. Не тем, который испытывают взрослые, сознательные люди, анализируя риски, с которыми приходится сталкиваться при опасности. Мой страх был родом из детства. Страх маленькой девочки перед лицом темноты и неизвестности. Не было больше тридцатилетней умудренной опытом и накаченной цинизмом Алёны. Была растерянная, испуганная девчонка, вздрагивающая от малейшего шороха, трясущаяся от холода и с тревожным ожиданием вглядывающаяся в темную, влажную пустоту перед собой. Да уж, идеальное место, чтобы сломаться. Идеальное место, чтобы понять, что у меня и правда нет ни выбора, ни пространства маневра, ни какой-либо власти или влияния на этого жестокого мужчину. Я теперь снова маленькая девочка, ничего не решающая и не контролирующая.
Прислонилась к стене, свернувшись калачиком. Тонкая материя моего платья не защищала от сквозняка и холода бетонного пола. Я уже слышала их- пищащих тварей, готовых атаковать меня, как только я закрою глаза. Голодные крысы способны на что угодно. Укусить- так точно… Сколько их будет? Как далеко зайдет их агрессия? Я читала, что в Средневековье одной из форм пыток было оставлять человека один на один в темном замкнутом пространстве с этими голодными грызунами, способными в случае острой нехватки пищи даже пожирать друг друга. А еще я слышала неприятный, размеренный шорох-шебуршание. Чтобы понять, откуда исходит его источник, не требовались большие усилия. Достаточно было только поднять голову и посмотреть на потолок- в этом поглощенном мраком пространстве он словно бы сверкал, играл оттенками черного. Это хитин тараканов кукарача размером с мой большой палец так отражал свет. Я со всей силы сжала глаза и губы, чтобы не зарыдать. Хотелось громко-громко кричать и звать мамочку на помощь… Спрятаться в ее теплых объятиях, отыграть время назад, туда, где не было всех этих лет порока, корысти и цинизма. Туда, где я еще была хорошей, доброй, питающей надежды на светлое, солнечное будущее…
Время шло, но я никак не могла понять его течения. Здесь и сейчас оно было вязким, как субстанция, неопределенным… Я потерялась в нем, захлебнулась, растворилась. Мне казалось, что я сижу здесь уже десятилетие, что я превратилась в дряхлую старуху- и ко мне никто и никогда не придет. Может быть я умерла? Еще тогда, на дороге… Может наша машина улетела в пропасть на мокром от дождя серпантине? Или же Удав застрелил не только Мишеля, но и меня… Возможно, это чистилище. Или уже сам ад. Ведь я грешница, меня должны наказать, кара рано или поздно должна была меня настигнуть…
В какой-то момент, когда ноги и руки начали затекать, а глаза наливаться тяжелым свинцом, я стала щипать себя что есть мочи, до сине-красных кривых пятен-клякс. Только бы не заснуть, только бы не потерять связь с реальностью… Во рту была Сахара. Горло скребло. На его поверхности чувствовался гадкий, неприятный осадок плесневелой затхлости моей тюрьмы. Мне так отчаянно хотелось хотя бы сглотнуть его, но не получалось.
Я начала петь песни. Тихо, себе под нос. Так, чтобы не потерять себя, не сойти с ума. Чтобы слышать хотя бы свой голос и понимать, что я еще человек. Сколько прошло времени? Сколько я сидела вот так?
В какой-то момент я услышала звуки, напоминающие приближающиеся шаги. Топ-топ-топ. Ближе, ближе. Кто-то действительно сюда шел… Секунда- и тяжелая дверь, отделяющая этот подвал-тюрьму от первого этажа дома открылась, пустив вниз остро-яркий луч света.
В дверном проеме я увидела тонкий женский силуэт. Дверь позади фигуры снова закрылась, опять погрузив пространство в пустоту тьмы, но я слышала приближающиеся шаги по лестнице. Отчаянно подалась вперед, борясь с желанием выплюнуть бьющееся в районе глотки от волнения собственное сердце.
— Алёна, — услышала я знакомый голос на русском и тут же признала в вошедшей Иру. На ее тело была накинута мужская рубашка. Скорее всего, под ней ничего не было, — ты как?
В голосе девушки прозвучало то ли сочувствие, то ли участие…
— Как видишь… Перевоспитываюсь, — нашла в себе последние силы и усмехнулась я тихо и печально.
Ее тонкие пальцы сжались на решетке.
— Я слышала, что ты здесь. После того, как тебя унес Тигр, такое началось… Удав впал в ярость. Другие еле остановили его, чтобы он не пошел за вами. А потом… Спустя полчаса вернулся сам Даниэль. Жутко злой, насупленный. Сказал Эли, что ты в карцере и чтобы он не смел приближаться к тебе даже на расстояние пушечного выстрела. Сказал, что забирает ключ от твоей клетки с собой и что за это время тебя даже водой напоить никому нельзя. Они так кричали друг на друга. Я, конечно, половину не поняла, ты сама знаешь, какой у меня арабский, но суть общую уловила- Эли напирал, что ты его заложница и он вправе теперь распоряжаться тобой, как посчитает нужным. Назывался какой-то Али, которому ты типа не нужна. Тигр был непреклонен и даже угрожал Удаву оружием… Короче, Алёнка, ну и кашу ты заварила…
— Что ты здесь делаешь? — спросила я, все никак не понимая мотивации Иры. Она из всех девиц была самой мрачной и закрытой. Не сказать, чтобы демонстрировала ко мне особую симпатию и привязанность. Да и какая привязанность. Здесь каждый был сам за себя. Мы это прекрасно понимали. Сегодняшний вечер с «танцами» это прекрасно показал. Каждая из нас смотрела друг на друга как на соперницу…
Словно бы противореча моим словам, Ира раскрыла ладонь и протянула мне краюшку хлеба.
Никогда не чувствовала такого дикого голода. Увидела кусок свежего батона, очевидно, всего пару часов назад лежавшего на столе «господ», и слюни потекли, как из-под крана. Вот и горло увлажнилось… С жадностью схватила его и решила было поднести ко рту, но она резко меня осекла.
— Стой! Это не тебе… — произнесла тихо, — здесь крысы… Одна из палестинок рассказывала. Ее сажали сюда на пару дней для перевоспитания. Это для них. Положи рядом с собой- они тогда тебя не тронут, дадут поспать…
Я молча кивнула. В словах Иры был резон… И все равно, мне была не ясна причина ее прихода. К чему такая доброта?
— Почему ты в рубашке? Что было после того, как мы…ушли?
Она тут же отвела глаза, а мое сердце болезненно сжалось. Я заранее знала ответ, предугадывала. Она словно пропиталась унижением, хоть и пыталась усиленно его спрятать.
— Они хотели… оргии… Пар ту (франц. — все со всеми), как они здесь любят говорить, но… Удав после того, как разругался с Тигром, в последний момент почему-то передумал, и забрал меня с собой, в комнату, одну… Это его рубашка. В итоге мне пришлось спать только с ним. Не такой плохой вариант в сложившейся ситуации, — она печально-извиняюще улыбнулась, а мне захотелось со всей силы ударить по стене, так, чтобы до боли в руках, чтобы это чувство хоть немного притупило все те эмоции, которые я сейчас испытывала, стоя в окружении крыс и тараканов с краюшкой хлеба в руках…
— Он заснул, а я… решила выскочить на пару минут. Подумала, вдруг дверь в подвал не заперта. И правда, не заперта… Решила принести тебе хлеба, чтобы хоть немного помочь…
— Зачем? — прямо спросила я, смотря ей в глаза, — зачем, Ира? Зачем тебе так рисковать собой? Давай без этих арабских увертываний, скажи прямо…
Она подняла на меня глаза. Печальные глаза женщины. Посмотрела так искренне, что внутри все сжалось.
— Ты не одна из нас, Алёна, я же понимаю… За тобой стоят какие-то важные мужчины. Сам Тигр пришел на вечеринку из- за тебя, хотя никогда этого не делал и вообще не особо интересуется тем, что вытворяет здесь Удав… Помоги… Нет, я не прошу тебя вызволить меня отсюда. Просто… — Она снова раскрыла ладонь и протянула мне какой-то микроклочок бумаги, оказавшийся огрызком фольги, прикрывающей в пачке сигареты.
— Это мой адрес в России. Там живет сынок с матерью. Помоги, пожалуйста. Чем сможешь помоги- копейкой, рублем или… просто передай ему, что я очень сильно его люблю…
На последних словах она не выдержала и заплакала, снова отведя от меня взгляд. Ей было больно.
И почему-то мне сейчас тоже было невыносимо больно смотреть на нее. Я не из сентиментальных. И уж точно бы не стала заморачиваться над драмами других людей. Какое мне дело до других, если я сама по уши в дерьме… Да даже если бы и не была в дерьме, тоже бы едва ли заморачивалась… Не мне менять этот мир, не мне наводить в нем порядок.
— Послушай, Ир… Я не привыкла давать другим обещания. И сейчас тем более не могу тебе ничего обещать. Я бы могла сказать, что да, конечно, но… Боюсь, у меня шансов выбраться отсюда даже меньше, чем у тебя… Уж поверь мне…
— Я видела, как он на тебя смотрел, — перебила она меня, полоснув на этот раз острым взглядом, явно заточенным завистью, — так смотрят на женщин, которые интересны не просто как дырки. Воспользуйся ситуацией, Алёна. Он ведь посадил тебя сюда, чтобы проучить? Так дай ему то, что он хочет, стань покладистой. В чем проблема-то? Уж явно ты не невинная овечка, чтобы ломаться…