Глава 23
Шшшшш, шшшш, — слышу я шипение со всех сторон. Кручусь в панике. Глаза в испуге выхватывают укоризненные взгляды. Их много-много, они повсюду. «Плохая, плохая, плохая…», — перемежается с шипением и цоканием. Я бегу, то и дело оглядываясь назад, В мои лодыжки время от времени попадает что-то острое, оставляющее болезненное горение на коже. Это камушки. Они бросают в меня их, бросают вслед. Кто они? Те, хорошие. Снова резко оборачиваюсь на неодобрительный шепот. А потом слышу грубый, сдавленный голос Егора, выкрикивающего мне в спину болезненное и грубое «шлюха». Начинаю задыхаться и паниковать, ищу его глазами, хочу объясниться, чтобы понял, чтобы… Опять кручусь в поисках его глаз. Вдруг вспышка- боль, которая простреливает по нервным окончаниям лица. Во рту теперь солоновато-металлический привкус. Щека горит. Он совсем рядом и смотрит с ненавистью. Нет тебе прощения, Алёна… Нет и не будет…
— Алёна, — слышу сквозь туман сна. Чувствую прикосновения к ноге. Разлепляю глаза. Не сразу удается сфокусироваться на Его лице. Когда получается, вижу перед собой Даниэля. Он какой-то уставший и осунувшийся.
— Чт… что такое? — спрашиваю взволнованно. Тяжесть кошмара все еще не отпускает, привнося в реальность горький прикус.
— Ты просила пойти с тобой с утра за грибами. Я готов. А ты, соня, похоже, совсем нет…
Я снова смотрю на него, теперь непонимающе. Это Даниэль? Правда? Мне не нужно себя ущипнуть? Мужчина видит мое удивление. И даже смеется. Да, впервые, казалось, смеется при мне. Так, негромко и несильно, больше себе под нос, но зато не с презрением превосходства, искренне. А потом еще больше меня удивляет и дезориентирует, когда нежно, почти заботливо начинает гладить по лицу.
— Не только же тебе меня все время удивлять и ставить в ступор, Алёна… Я тоже на что-то да горазд…
Теперь улыбаюсь и я. Мысль о походе в лес почему-то придает сил…
— Мне нужно пять минут- и я буду готова, — говорю с плохо скрываемым воодушевлением, быстро группируясь и поднимаясь.
— Просто идеальный боец, — снова улыбается.
А то, и правда боец. Всю жизнь боролась. И как настоящий боец, так и не поняла до конца, ради чего…
— Там накрапывает мелкий дождь, в шкафу дождевик. Только не надо его сразу надевать, сначала позавтракаем в столовой, вместе. А то мне не нравится твой цвет лица и очевидная слабость. Наверное, пары капельниц было мало… Ты потеряла слишком много крови в логове у Удава.
Его слова, его поведение, его внимание… В чем подвох? На секунду даже хочется обвести комнату глазами, чтобы понять, что гаденькое он припрятал для меня на этот раз, но когда я это делаю, к еще большему удивлению обнаруживаю, что соседняя подушка смята. Он и правда спал здесь? Со мной? Всю ночь?
Не решаюсь спросить. Молча киваю, давая возможность ему уйти, а сама продолжаю еще несколько минут находиться в ступоре.
Умываюсь, рассматриваю свое лицо в зеркале. Губы припухшие и немного болят. В горле все еще резь. Яркие кадры вчерашней экзекуции снова перед глазами, вмиг приземляя меня и заставляя мозг зацепиться за якорь правды, которая, наивно, чуть не была потеряна одним его добрым жестом в мой адрес. Стокгольмский синдром, Алёна. Не позволяй примитивным инстинктам взять над тобой верх. Он издевается над тобой, играет, пытается стереть твое «я». Никто не смог, а он, как кажется, очень близок к этой цели… И ведь пока даже не понятно, зачем он это делает… Игра? Развлечение? Месть? В чем дело? Зачем ему это?
Я не наношу на лицо ни грамма косметики, словно этим что-то хочу ему доказать. Наверное, психологи бы копнули и реально нашли в моей выходке резон-типа, она делает это, потому что бросает ему вызов или еще какая-то муть в том же духе. Одеваюсь тепло и практично, хоть и красиво. Красиво одеться в моем случае- не сложно, потому что в составленном здесь для меня гардеробе все шикарное и, правда, идеально мне подходящее. На этот раз на мне джинсы с завышенной талией по фигуре и сказочно мягкий ангоровый свитер темно-зеленого цвета под горло. Волосы собираю наверх в жгут. Спускаюсь вниз, застаю Даниэля уже за столом.
Он, как обычно, оценивающе прохаживается по моей фигуре, одобрительно кивает. У нас это уже, наверное, как ритуал…
— Тебе хорошо без косметики, Алёна.
Киваю, садясь рядом. Он тут же протягивает мне стакан с какой-то красной жидкостью.
— Это сок граната, свежевыжатый. Нужно осушить его до дна. Хороший способ восстановить гемоглобин. Здорово помогает при кровопотерях. На себе проверял.
Я не люблю гранат. Мне его вкус кажется слишком терпким и вяжущим, но он прав, я и правда чувствую слабость. Поэтому закрываю глаза и осушаю содержимое.
— Ты терял кровь из-за ранений? — вопрос не беспочвенный. Когда мы голые и вместе, я не могу не видеть на его спине, груди и руках шрамы. У меня не было возможности их рассмотреть, вернее, я боялась это делать, думала, его это взбесит. Но не чувствовать их пугающий рельеф под пальцами не могла.
— В том числе, — отвечает предельно сухо, недвусмысленно намекая, что у него нет желания со мной об этом говорить.
Мы доедаем свой завтрак в тишине. А потом он деловито протягивает мне руку и ведет на выход.
Влажная земля чавкает под резиновыми сапогами. Она вязкая, пластичная, а поскольку обувь больше как минимум на размер, нога то и дело норовит выскочить, осложняя продвижение. Но мне все равно упоительно. Какой здесь воздух. Свежесть кедрового аромата переплелась с запахом лесной мшистой сырости. Закрыть глаза и улететь. Растворится в этой кристальной чистоте, если только она будет готова принять в свои объятия. За это я и любила утренние походы в лес за грибами- за ощущение соприкосновения с вечной молодостью и искренностью, за чувство обновления и гармонии. Этот запах исцелял и омолаживал.
Мы собрали уже четверть корзинки. Я научила Даниэля орудовать палкой в поисках грибных тайничков в опавшей, опревшей листве и траве. И впервые, казалось, он дал мне руководить хоть в чем-то. Ему это было даже интересным. И в то же время, я не питала иллюзий. Это тоже игра, его форма разнообразить развлечение. Это как посадить маленького ребенка себе на руки во время вождения автомобиля и создать иллюзию, что это он за рулем и управляет. Мы доходим до оврага и я невольно выдыхаю с восхищением. Как же здесь красиво, как правильно… Неужели в этом благословенном месте можно оправдать кровопролитие.
— Как в храме… Чувство блаженства… — выдыхаю искренне.
Даниэль подходит сзади. Не трогает меня, но я чувствую его свежее дыхание, превращающееся в пар на каждом выдохе.
— Это потому, что кедры- священные деревья… Это место так и называется в народе, «Арз ар-Раб»— кедры Бога. Мы верим, что их предназначение на Земле особое… Там, впереди- долина Нахр Кадиша, где в скалах вырублены неприступные монастыри наших священников. Некоторым деревьям здесь по две тысячи лет, их и не обхватишь руками, такие толстые у них стволы…
Я завороженно смотрела на открывающийся передо мной пейзаж, наслаждаясь моментом, отставив в сторону все мои переживания, сомнения, все несовершенства этого мира. Здесь и сейчас между мной и Богом что-то происходило. То, что позволяло отделяться от личины человека и чувствовать душой, а не телом.
— Пришедшие сюда в стародавние времена персы называли это место «пердес»— в переводе с фарси «рай». Отсюда пошло европейское «paradise», — говорил он мягко, уважительно.
Я обернулась на Даниэля. Его лицо сейчас было совсем иным. Молодым, разглаженным, чистым. Сердце сжалось. Словно бы темные краски рассеялись, а на поверхность выступила его истинная душа. То, что дается нам с рождения. Та, что со временем мы очерняем своими грехами и несправедливостью этого мира…
— Я читала, что на кедрах до сих пор стоит Венеция, потому что это самая крепкая древесина в мире, что из нее строили свои корабли фараоны, что это было самое ценное сырье…
— Именно поэтому сейчас они на грани вымирания, — перебил меня Даниэль, — люди ничтожны в своей жажде потребления. Они не ценят то, что дает им природа. Человек-ничто. Вот это- всё. Вот что имеет смысл… Не стоит оплакивать людей, нужно оплакивать природу… — он говорил жестко, даже грубо, — ради сохранения этого мы и сражаемся. Это наш храм, наш рай…
— Но ведь понять, рай это или ад, смогут только люди… А если их не будет, то это место станет просто пустотой… — наверное, мне не стоило с ним спорить, слова сами слетели с моих уст.
Даниэль подошел ко мне, посмотрел в глаза, протянул руку к моему лицу. Я зажмурилась, потому что боялась, что он ударит. А он снова погладил. В глазах почему-то защипало. На душе было очень сложно. Этот момент, этот воздух, эта красота вокруг, обезоруживающая, оголяющая твою суть, Он… Мой пленитель. Экзекутор. Деспот…. Мужчина, который мог убить меня в любой момент. Мужчина, который делал больно и возносил к небесам в экстазе. Мужчина, кто спас и кто мог обречь на еще большие пытки…
Я жмурилась, но слезы все равно просачивались через плотную преграду моих склеившихся от влаги ресниц. Они холодили щеки. И тоже очищали.
— Ты удивительная, Алёна, — услышала его шепот возле своего уха, когда шершавые теплые пальцы снимали с щек слезинку за слезинкой, — мир вокруг тебя был темным, жестоким и циничным, и ты столько лет купалась в его дерьме, а все равно горишь… светишься золотом… О людях думаешь, просто о людях-животных с низменными инстинктами, которые не заслуживают ничего хорошего… И что ты за человек? Не перестаешь меня удивлять…
— Нет, Даниэль, — всхлипнула, не в силах больше держать в себе это напряжение. Происходящее сейчас походило на какую-то странную, причудливую исповедь. Да, я исповедовалась. И сама не понимала, перед кем- перед этим черным грешником, который так отчаянно искренне говорит о Боге и так бесконечно от него далек, перед этой молчаливой и обреченной красотой природы, перед самой собой, давно заблудившейся и страждущей, — я плохая… Я делала ужасные вещи…