я его имя заставляло меня трепетать и замирать. Я обязательно разберусь в своих эмоциях, нужно только время. Нужно только выбраться отсюда, если получится… А получится ли? Я играла не по правилам, может быть, даже переигрывала. Но какой выбор был у меня? По крайней мере, я пока жива…
Микаэл приехал вовремя. Вызвал меня в кабинет. Не здороваясь, указал кивком головы, чтобы я присела за противоположную сторону стола.
Тут же швырнул передо мной папку.
— Открой, — голос сухой и отстраненный. И в то же время, насмешливый.
Смотрю- и сердце бьется. Внутри паспорт на мое имя, так как мой был, естественно, безвозвратно утерян где-то в логове Удава. Билет на самолет…
— Твой вылет через три часа. По истечении этого времени ты становишься невъездной ни в Ливан, ни в Сирию, ни в Эмираты. Экономкласс. Привыкай к обычной жизни. Макдиси готовы замять твою историю с невестой Али и при этом сами забыть о твоем существовании. А ты забываешь о них. Попробуешь вспомнить- пострадает твоя мать. Без шуток, — говорит серьезно. И я верю. Его раздувающиеся в попытке контролировать клокочущую внутри ярость ноздри не дают мне ошибиться.
— С Ламунами разбирайся сама. Это только твоя проблема. Мне не нужен на них компромат. И дорогу им переходить я тоже не собираюсь. Ты сука, что втянула меня в это дело обманом. Благо, что есть доказательства того, что я ни при чем… То, что ты звонила мне с телефона, естественным образом стало известно Даниэлю. Просчет с твоей стороны. Не все удалось учесть, да? Что ж, твои проблемы. Я помог лишь в том, в чем отчасти чувствовал свою ответственность. Дальше-сама. Могу только сказать, что старшему Ламуну пока точно не до тебя, а младший…
Микаэл задумался и сделал паузу.
— Младший имеет все основания тебя прибить. И честно признаюсь, мне нисколько тебя не жаль…
— Я знаю, — отвечаю я спокойно, — в одном ты не прав, Мика. Я преднамеренно звонила с того телефона. И мне прекрасно известно, что Даниэль об этом в курсе… Я хотела, чтобы он знал.
Микаэл смотрит на меня молча, пожимает плечами.
— Повторяю, Ламун- это твоя личная история. Без меня. От себя могу сказать тебе только одно. Никогда больше не пытайся шантажировать взрослых, сильных мужчин. Если бы на моем месте был кто-то другой, тебя бы давно не было в живых.
— Тогда я бы…
— Заткнись, — резко пресёк он меня одним движением руки и резким окриком. — Повторяю- любой сильный мужчина найдет способ тебя пришить, чем бы ты ему ни угрожала. На этом у меня к тебе всё. Еду к своей, как ты говоришь, скучной жизни, работать над рождением сына и нянчить дочерей, чтобы из них не выросли такие сучки, как ты. Прощай. Мы больше не увидимся.
Внутри почему-то стало сильно неприятно. Чтобы не выросли такими сучками, как я… А что ты еще хотела услышать, Алёна? Так он о тебе всегда и думал. Пытался ли Микаэл понять меня, оправдать… Свою танцовщицу он ведь понял и оправдал… В горле запершило. Так обидно стало, гадко…
Я окликнула его в дверях. Сама не знаю, зачем.
— Ты сказал, что меня бы уже не было, если бы на твоем месте был кто-то другой… Но почему, Микаэл? Что тебя отличает от других? Почему ты решил мне все-таки помочь, а другие бы не помогли?
Он обернулся на меня и посмотрел своим глубоким, морозным взглядом.
— Я записал наш вчерашний разговор на диктофон, Алёна. И по приезду домой дал послушать твою эскападу жене. И знаешь, что? После всего того говна, что ты захотела с ней сделать в тот вечер просто из-за зависти и ревности, она попросила, чтобы я тебе помог. Вот и ответ на твой вопрос. Ты жива только благодаря Оксане. Тебе повезло, что ты обратилась ко мне, потому что она моя жена, к мнению которой я прислушиваюсь. Теперь тебе понятно, почему я выбрал ее, а не тебя, хоть и был какое-то время сильно тобой увлечен? Потому что она не плохая в душе, в отличие от тебя. У тебя души нет вообще.
Глаза защипало еще сильнее. В горле рос ком.
Он развернулся и направился к выходу.
— И что, твоя Оксанка даже не возревновала к твоим словам, что ты втюрился в меня? Или ты ей включил только часть разговора, а концовку, так сказать, зажевал, — деланно усмехнулась ему вслед, чтобы хоть как-то спасти свое лицо.
Когда Микаэл обернулся на меня, он был предельно расслаблен. Словно бы вся ситуация его, наконец, отпустила.
— Нет, Алёна. Она прослушала всё. И да, мне нечего от неё скрывать. Я ведь действительно трахал тебя- и мне нравилось. Мы были вместе. Смешно закрывать глаза на свое прошлое. Мы сами- это прошлое, без него нас бы не было. А она на это сказала мне, что в тот же самый момент крутила задницей перед всем Ближним Востоком. И да, черт возьми, это правда. Но я все равно ее люблю, а она любит меня, потому что мы приняли друг друга. И мой тебе совет- ты тоже прими себя. Может тогда сможешь полюбить… Хотя бы себя полюби, Алёна… Может быть, тогда получится полюбить и кого-то другого.
Он не стал дожидаться моего ответа. А я так и осталась сидеть за большим лакированным столом. Плохая. Опустошенная. Разбитая. Спасенная.
Сидела и думала, что он, был прав. Я всю жизнь убеждала себя, что занимаюсь этим для себя. Вкладываю в себя. Ценю только себя. А я ведь от себя на самом деле просто бежала. Это не общество окрестило меня плохой. Это я сама себя так назвала. Потому что мне, как бы я ни притворялась, всегда было важно мнение условно сидящих на лавочке у подъезда нашей хрущевки бабушек с семечками…
Посольская машина везла меня в сторону аэропорта. И снова шел дождь… Когда по радио заиграла та самая песня- «Мусейтара», которую слушал мой водитель в момент, когда получил пулю в лоб от Удава, я начала истерично смеяться. Смеялась, смеялась до тех пор, пока из глаз не брызнули слезы, переросшие в дикие, сотрясающие грудь рыдания.
Я не думала сейчас о том, что на меня смотрит через стекло заднего вида водитель. Боль, отчаяние, обида на этот мир разом решили вырваться из моей груди. Давно я так не плакала. Да я вообще не помню, когда в последний раз плакала…
Мы, наконец, спустились вниз, на главную трассу, по которой до заветной точки- аэропорта, оставалось не больше часа езды. Я посмотрела направо- и мое сердце замерло. Машина забралась на мост, и я только сейчас осознала, что там, внизу, была мелкая речушка. Та самая речушка, Нахр Ибрагим, воды которой оживляют природу Ливана каждую весну красивым мифом об Адонисе. Она словно бы завершала непокорный и суровый гористый пейзаж- одним ее берегом была высокая остроносая скала, с другой- простиралась долина, которая так и будет тянуться до аэропорта и дальше, на юг. Мой взгляд упал на рассеянно разбросанные у основания скалы плиты- какие-то из них были привезенными со стороны, мраморными обелисками, какие- то — выгравированные прямо в горной породе. Надписи на арабском, французском, древнеегипетском, клинописи… В голове всплыла история, когда- то рассказанная во время очередного приезда в Ливан. Это место- словно бы водораздел. Стена памяти и чести, отданной смелости и непоколебимости ливанского народа. Сколько правителей пытались захватить эти земли, завоевать… Фараоны, арабы, крестоносцы, французы… Пытались, но так и не смогли. Маленький, гордый, но непокоренный Ливан. Всегда молодой, всегда жестокий, всегда влекущий.
Я попросила водителя остановиться. Не обращая внимания на его ошарашенное лицо и дождь, бьющий по щекам, выскочила наружу. Мне нужно было посмотреть на эту реку в последний раз. Нужно было запомнить…
Группа черных внедорожников подъехала быстро и затормозила, окружив наше авто, почти не сбавляя скорость. От этого раздался жуткий визг, а мокрый асфальт задымился. Я не испугалась и даже не дернулась, хотя прекрасно знала, кто это. Просто стояла и смотрела вдаль. На свинцовые облака, рыдающие над человеческой ничтожностью, на суровые черты темно- серых скал и набухшую от влаги зелень деревьев…
Сзади раздался характерный щелчок взвода курка. Я вдохнула воздух полной грудью в последний раз. С силой сжала перила моста. Зажмурилась и…
Ничего. Он не стрелял. Я почему- то чувствовала, что дуло пистолета все еще направлено на меня, а он не стрелял…
Не выдерживаю. Оборачиваюсь. Дико хочется снова его увидеть. Еще раз сфотографировать глазами его статную фигуру, острые скулы, волевой подбородок и дикие, черные глаза. На душе впервые свободно и легко. И я совсем не боюсь Его… Наверное, впервые не боюсь.
— Я ждала тебя, Даниэль, — говорю тихо, не в силах скрыть печальную улыбку, — хорошо, что мы встретились, чтобы проститься именно здесь. Потрясающее место. Место, где берет начало твоя река… Красивое место, чтобы умереть. Хотя бы умереть нужно красиво, пусть вся жизнь и была неказистой.
Он подходит ко мне вплотную двумя размашистыми шагами. Пистолет все еще в его руке, дуло теперь упирается мне под ребра.
— Сука, ты хоть понимаешь, что ты учудила?! — рокочет мне в губы. В милиметре от моей плоти, которая так отчаянно жаждет к нему прикоснуться.
— Понимаю, Дани… И не сожалею ни о чем… Так было нужно…
— Зачем ты убежала от меня?! — снова кричит, хватая за волосы второй рукой и оттягивая их, заставляя посмотреть ему в глаза.
— А разве я убегала? Ты же сам прекрасно понимаешь с самого начала, что мне было не убежать от тебя. Мы оба это понимали. Я ничего не скрывала от тебя. При мне всегда был твой телефон. Ты должен был знать… Я должна была отомстить… Ему. За тебя, Дани… Это он сделал из тебя чудовище, твой отец…
Он прижимается ко мне и дышит мною, в шею. Я закрываю глаза, улетая, потому что тоже вдыхаю его. Запоминаю…
— Попробуй убедить меня не убивать тебя, Алёна… — говорит Даниэль искренне, — давай, начни снова изливать свой сладкий яд… Обмани…
Я отрицательно машу головой.
— Все закончится здесь, Даниэль… Ты либо отпустишь меня на тот свет, либо отпустишь на свободу… Карты на стол. Я обманула их всех. Но дальше у меня нет сил играть и прятаться… Вот она, я. Перед тобой. Такая, какая есть. Плохая, подлая, недостойная. Я не заслужила тебя. А ты… Перестань уничтожать себя, прошу. Ты нужен своей стране. Ты обязательно должен быть счастлив. И сделать счастливыми эти земли. Посмотри, они так жаждут солнца…