— Ни один мужчина к тебе не прикоснется больше, кроме меня. Я даю тебе выбор, Алёна. Выбор вернуться со мной обратно. Или…
— Или, Даниэль. — Твердо говорю я.
Он отступает.
В его взгляде сейчас снова холодная ртутная бездна. Между нами снова тысячи километров. Теперь это опять жестокий чужой мужчина, смотрящий на мое унижение в скотобойне в притоне Удава. Даниэль снова наводит на меня курок. Я снова закрываю глаза… Вдох. Глоток идеально чистого дождливого воздуха… Выстрел…
Глава 39
Спустя три года
Раньше я всегда думала, что только запахи могут заставить тебя вернуться в прошлое. У вас, наверное, тоже такое бывает. Стоит только уловить тот или иной аромат- и всё, в голове триггером одно знакомое ощущение за другим. А потом я узнала, что в прошлое тебя могут возвращать не только запахи. Все мы сотканы из ощущений. Мы сами- это и есть ощущения. Потому что момент важен не самим фактом своего существования, а именно тем, что мы чувствуем. Мир эгоцентричен, и вся наша реальность-это лишь совокупность этих самых субъективных ощущений.
Именно поэтому моя ностальгия по нему не сводилась к чему-то одному. Он был теперь для меня во многом… И это утешало, это придавало жизни печально-светлую тоску о том, что было между нами. Острые углы обтесались, как это всегда бывает от шлифовки памяти, зато осталось нечто более важное, понятное только мне и… возможно, ему… То, что люди называют чувствами… А я называю ощущениями- моими ощущениями с Ним.
Для меня дождь теперь всегда был Им. Особенно, если как сейчас, в машине по извилистой трассе. Стоило только жирным капризным каплям ударить по лобовухе автомобиля, внутри все перевернулось. Подушки пальцев коснулись продрогшего окна. Губы сами зашептали… Как молитву…
В Бейруте дождь,
Моя тоска растет,
А грусть слезится…
В Бейруте дождь,
В Бейруте дождь.
И он стучит для нас двоих.
И ты войдешь, дрожа,
С улыбкой на устах.
И между губ зеленая травинка.
Промокшая, продрогшая-
И рыбки с серебристой чешуей
Всплывут в моих глазах,
Слезами упадут в мои ладони…
На зеркале большой воды,
В окне или на листьях бука
Дождем ночным
Ты нарисуешь мой портрет,
Услышишь голос мой влюбленный.
И пледом, связанным из ниток-вспышек молний
Меня укроешь…
В Бейруте дождь,
В Бейруте дождь,
В Бейруте дождь
Для нас двоих… [1]
Меня больше не было на Востоке. Но Восток, казалось, остался во мне- в привычках пить крепкий кофе с кардамоном по утрам, в желании пофилософствовать или насладиться ритмом табли (араб. — барабан). В стремлении не забывать арабский язык… Я стала много читать на арабском. И даже переводить. Для себя. Для удовольствия. Для памяти. Это стихотворение тоже было моим переводом. Корявым и неточным. Да и мало в нем было поэтичности… Впрочем, разве у нашей истории с Ним была поэтичность? Я ведь говорила когда- то давно, что не романтик… И все равно, стоило только подумать о Нем, на слуху снова был великий Низар Каббани, когда- то любивший в Ливане. Когда- то любивший Ливан. Потому что когда любишь сама, хочется говорить языком любви любимого человека. Я сказала «любовь»? Удивительно, что это слово больше не режет мое горло и не вызывает першение… Правда, я смогла произнести его много после, когда уже не нужно было смотреть в его глаза, когда я была далеко-далеко. От Ливана. От Него. От себя той- Плохой…
Машина дернулась влево. Я встрепенулась.
— Прошу прощения, какая- то черная балда на дороге, мало ли, фугас… Такое в этих краях стоит объезжать, чтобы не рисковать…
Почувствовала, как тело натянулось в тревожном трепете, словно бы струна. И это чувство- тоже дежа- вю. Я так отчетливо помню его в неспокойном, словно бы застывшем в готовности к броску Ливане. И вот, теперь оно снова со мной…
За эти годы многое изменилось. Я сама изменилась, наверное. А может быть мир вокруг нас. Он успел сойти с ума, успел снова облачиться в железную броню, наполниться ненавистью, жестокостью и болью. Теперь уже не только Ливан, но и вся планета жила в боевой стойке. Между странами снова были воздвигнуты высокие политические заборы, мы снова начали делить мир на своих и чужих… Я верила, что это тоже пройдет. Рано или поздно всё успокоится, люди снова смогут говорить не на повышенных тонах. А пока нужно было выживать и помогать выживать другим. Этим я и занималась последние полтора года.
Вы, наверное, догадываетесь, как бесконечно далека я всегда была от детей. Какие дети в моем статусе и при моем образе жизни? Я боялась их, не понимала, поэтому недолюбливала и сторонилась. Всё изменилось три года назад, когда мне удалось вернуться… Когда судьба и мужчина, ее определявший, дали мне шанс начать сначала. Обнулиться.
Я помню тот момент, помню его горячее дыхание совсем рядом. Помню, как стучит мое сердце, готовое вырваться-ему навстречу, прямо в его руки, а потом этот стук перебивает другой звук-выстрел… Мне больно. Мне так сильно больно- и эта боль в районе груди. На разрыв. Меня складывает пополам. В легких словно бы вата со стеклом. Слышу, как с силой хлопает дверь авто, слышу рев мотора. И только спустя пару минут, когда встревоженный водитель начинает меня окликать и тянет ко мне свою дрожащую руку, я понимаю, что еще жива. Нет, Он стрелял не в меня, Он стрелял в воздух. Эта боль- не от свинцовой пули… Эта боль от нашей неизбежной разлуки, которую он все-таки принял.
Я плохо помню то, как вернулась домой, к маме. Наверное, окончательное понимание ко мне пришло лишь спустя месяц. До этого я была просто амебой, целыми днями аморфно валяющейся в постели перед телевизором. Сейчас мне кажется, приди за мной тогда киллер, чтобы убить, я бы даже не пошевелилась. Молча приняла бы свою смерть…
Зато мамочка была рада. Как она заботилась обо мне, как опекала и подкармливала. И ничего не спрашивала. И я была ей так благодарна, что она ничего не спрашивала… Как же я была ей благодарна…
А я и правда могла не работать больше. Спустя месяц я все-таки более-менее оклемалась и сходила в банк. Размер счета меня приятно порадовал. Помню, как вышла наружу в молодой, ранневесенний день, и вдруг поняла, отчетливо осознала, что я действительно свободна… Пожалуй, впервые в жизни свободна! И я правда могу теперь не верить, не бояться и не просить…
Я шла по городу и просто улыбалась этому миру. И верила, что смогу стать новой, смогу стать другой… Правда, прошлое все равно меня не отпускало… Мне снова и снова снились кошмары. И все они были про логово Удава. Я снова и снова переживала страшные минуты своего пленения, снова и снова видела лица людей, которых мне пришлось там встретить. Неизменно сон обрывался на одном месте- я в черном подвале, на фоне бьющего сверху света бледное печальное лицо Иры и протянутая ко мне рука с бумажкой, где написан адрес ее сына… Я, конечно же, потеряла почти тут же эту самую бумагу, да и, признаться, не пыталась ее сохранить. Мне тогда было не до бумаги… Но когда один и тот же сон снился мне второй месяц подряд, нервы не выдержали… Я обратилась к специалисту. Тот сказал сразу-ваше подсознание требует решения этой проблемы, она вас не оставляет. Считайте это голосом совести… Легко сказать- требует решения. Как ее решить? Я даже фамилии этой самой Иры тогда не знала…
Удивительное дело, что делают деньги. Один звонок- одна рекомендация данных хорошего детектива и щедрая сумма денег ему на счет- и о, чудо, он добыл заветную информацию! Да, пришлось приложить усилия- я снабдила его максимально возможной информацией обо всем, что знала. Что мама Ирины жила в Перми, назвала клуб, где она работала на Мальмильтене, ее напарниц… Оказывается, ее мама ее искала, подавала в международный розыск. Так и удалось выйти на их след.
К сожалению, Ирины больше не было… Она официально так и числилась без вести пропавшей, но я догадывалась о страшной правде… Она не вернулась. Она не вернулась из того страшного места… К сожалению, узнать точно, что с ней стало, не представлялось. Детектив работал именно по нашей стране, изначально строил поиски так, чтобы проверить запросы полиции, отследить ее судьбу там, за рубежом было невозможно.
Зато я нашла ее престарелую маму. Нашла сынишку. Сердце сжалось, когда увидела их обветшалую однушку. Через месяц я перевезла их поближе к себе и купила новую просторную квартиру, записав ее на мальчишку. Наши мамы даже начали общаться, а я задумалась, что вот это ощущение внутренней гармонии и удовлетворенности, когда кому-то помогаешь, мне было очень нужно.
Так я начала помогать детям. Сначала это была незначительная благотворительная деятельность- поездки по детским домам и интернатам с гумпомощью, организация детских праздников для тех, кто этого себе не мог позволить. со временем я обросла персоналом, появились интересные проекты, к которым меня приглашали сторонние организации, наслышанные о моей деятельности. Потом появился еще один проект- помощь детям-сиротам, оказавшимся в зонах с неспокойной обстановкой- в условиях вооруженных конфликтов, боестолкновений, народных протестов…
А еще мне дико хотелось с кем-то этим поделиться. С кем-то, кто бы понял. Или не понял, но выслушал… И тогда я придумала для себя очень странную игру… Идея родилась спонтанно, я просто вытащила Его телефон, все еще лежавший выключенным среди моих вещей, положила его перед собой и просто начала рассказывать. Начала- и уже не могла остановиться. Рассказы о том, что у меня на душе, что я сделала, о чем думаю, чего хочу, стали таким же ежедневным ритуалом моей жизни, как сон, еда или спорт. Я говорила на русском, иногда- на арабском, иногда на английском и французском. Слова сами лились из меня. Я просто каждый день приходила, клала перед собой выключенный телефон и говорила с ним, как с присутствующим здесь и сейчас. Да, понимаю, что это выглядело странно, даже нездорово, но ничего с этим поделать не могла.