– Не знаю, с чего начать, – признаюсь я, изгибая шею. Сначала налево. Потом направо. Усиленно моргаю. Сегодня мне как-то нехорошо.
– Как говорится, начни с самого начала. В данном случае почему бы тебе не начать с входной двери? Я бы хотела, чтобы ты не только описывала комнаты, но и думала о том, какие чувства вызывает у тебя каждая из них сейчас, когда ты снова там. – Голос у Айи спокойный и мягкий, в нем звучит ненавязчивое поощрение. Интересно, считает ли она, будто начала с чего-то простого? Неужели не понимает, что на самом деле бросает меня с места на большую глубину?
– Входная дверь красная, – начинаю я. – Высокая. Мне всегда казалась, что она выше, чем обычная дверь. Даже внушительнее. Но я так и не выяснила, правда это или нет. Прямо по коридору находится кухня. Она тянется вдоль всей задней части дома. Стеклянные двери выходят в сад на склоне. Кухня светлая. Иногда мне кажется, что она слишком светлая. Даже когда солнце садится, света здесь гораздо больше, чем нужно. Поневоле замечаешь все. Каждое пятнышко. Каждую мелочь. Невозможно их не увидеть. Комнаты в передней части дома темнее. Намного темнее. Сад выходит на юг. Мама гордится этим. Она говорит, что на южных склонах проще заниматься садоводством. Слева – парадная гостиная, переходящая в столовую. Здесь установлен большой камин с отделкой из дуба. Он богато украшен черненой резьбой. В детстве этот камин казался мне впечатляющим, но теперь я понимаю, что именно таким он и был задуман – и это сразу ослабляет эффект. То, сколько стараний было приложено, чтобы сделать камин впечатляющим. Далее, справа по коридору, находится салон. По идее, это самая уютная комната в доме. Между ним и кухней расположен кабинет. Оказавшись там, я начинаю испытывать страх, хотя и не понимаю, перед чем именно. И это весь первый этаж. Если только тебя не интересует туалет.
Айя улыбается, и по ее улыбке я понимаю, что мне не нужно описывать туалет, если я этого не хочу. А потом она аккуратно складывает руки на коленях.
– Ты не сказала мне, что чувствуешь в салоне. Только то, что это должна быть самая уютная комната в доме. Так ли это? Ты когда-нибудь бываешь там?
Я закрываю глаза и шепчу:
– Нет.
– Понимаю… А что наверху?
Там темно. Слишком темно. Я одна. Обхватываю руками колени.
Есть вещи, которые Айя знает, – например, то, что случилось в салоне, – и другие, которых она не знает.
«А что наверху?»
Теперь мне понятно: Айя все это время знала, что бросает меня на глубину. И ждала, какими спасательными кругами я воспользуюсь. Ее совершенно не интересовала входная дверь. Она знает, как я отношусь к нижнему этажу и к тому, что там случилось. Ее интересует верхний этаж. Наверху хранится больше всего секретов. Полагаю, она подозревает, что до сих пор не посвящена в них.
Потому что дом – это не просто здание. В доме всегда таятся секреты.
– Что ты можешь сказать про свою спальню? – продолжает Айя, переходя к делу. Я силюсь что-то сказать, но она не дает мне шанса. – Что ты можешь сказать про стену у себя за спиной? Я вижу крючок, а обои в этом месте выцвели слабее. Что там раньше висело? Это была картина? Фотография?
Я поворачиваюсь лицом к стене – осторожно, стараясь, чтобы в поле моего зрения не попал шкаф-купе, – хотя напоминание мне не требуется: я точно знаю, что висело когда-то там.
– Это была наша с Джейком фотография, – говорю я. – Сделанная на мой восемнадцатый день рождения.
– Если я правильно помню, в тот день ты прекрасно провела с ним время. Ты знаешь, где сейчас эта фотография?
– Она разбилась.
– Очень жаль. Какие чувства вызывает у тебя этот факт?
Я рада, что Айя пошла по этому пути, вместо того чтобы спросить, отчего фотография вообще упала со стены и разбилась на тысячу кусочков. На этот вопрос ответить легче. Мне нет нужды раскрывать, что я швырнула снимок на пол в тот день, когда меня отправили жить к Шарлотте и тете Кэрол. Через неделю после того, как Джейк бросил меня. Через неделю после смерти отца.
– Мне все равно. В любом случае все это было ложью.
– Что было ложью?
– Та ночь. Мой день рождения. Это была одна сплошная ложь.
ПреждеДжастина
Кровь текла по голени Джастины, там, где она рассекла ее о ветку у реки, но девушка не чувствовала этого. Возбуждение от того, что Джейк рядом, заглушало боль – особенно когда он подхватил ее на руки и понес вверх по лестнице. Она взвизгнула от восторга, обвив его шею руками.
– Спасибо за лучший день рождения, – произнесла Джастина, когда он осторожно поставил ее на ступеньку. Им приходилось вести себя тихо. Сегодня вечером ее отец должен был куда-то уйти, но она боялась, что его планы могут измениться. Вдруг на самом деле он остался дома и они разбудят его? Слишком рискованно. Джастина осознавала, что отец всегда будет опекать ее сильнее, чем Макса, – ведь она была девушкой, – но все чаще ей казалось, что поводок натянут слишком туго. Иногда ей требовалось немного свободы, чтобы она могла хотя бы перевести дух и что-то решать за себя – в том числе насчет встреч с Джейком.
Неприятие того, что у нее есть парень, было вполне осязаемым. Вопросы, которые задавал отец, взгляды, которые он бросал на них, – все это заставляло и ее, и Джейка чувствовать себя неловко. Неужели все девушки, встречаясь с парнями, находятся под столь пристальным отцовским вниманием? Возможно, так и есть, и ей просто чудится, будто все гораздо хуже, чем есть на самом деле. Проблема, как обычно, в ней самой.
«У тебя слишком живое воображение. Это чревато неприятностями», – говорил ей отец в детстве.
– У меня есть еще один сюрприз, – сообщил Джейк, лукаво сверкнув глазами.
– Еще один?
В тот вечер за ужином в «Финчес» он уже преподнес ей идеальный подарок. И сейчас она провела кончиком большого пальца по срезу камня – одновременно ровному и шероховатому. Чудесное золотое ожерелье с зеленым кулоном неправильной формы. «Как твои глаза», – сказал Джейк. Джастина всегда остро осознавала, что у нее зеленые глаза и рыжие волосы. Она знала, что это выделяет ее среди других девочек в школе. Она не была похожа на гламурных женщин с журнальных страниц. Слишком большие глаза. Слишком непокорные волосы. Но рядом с Джейком она чувствовала себя прекрасной.
– Не слишком-то надейся на чудо, – предупредил он. – Этот подарок не будет дорогим, и вообще я не уверен, что это хорошая идея.
– Джейк Рейнольдс, ты не имеешь права так поступать. Я требую, чтобы ты сейчас же отдал мне этот подарок! – Она надулась, надеясь, что это выглядит мило, а не по-детски. Хотя на самом деле понятия не имела, как играть в эту игру, где она должна была быть одновременно желанной и недоступной, красивой, но скромной.
– Хорошо, но обещай, что не будешь смеяться, – серьезно произнес он.
Они, обнявшись, протиснулись в ее спальню – дверной проем был слишком узким для них двоих, но они не желали размыкать объятия. Плечо к плечу, бедро к бедру, рука к руке…
Когда Джейк повернулся к Джастине лицом, то оказался в полосе лунного света, и она отметила, что вид у него действительно немного взволнованный. Это было мило.
Он пошарил в кармане пиджака и вытащил конверт, а затем нерешительно протянул ей. На лицевой стороне почти неразборчивым почерком было написано ее имя.
– Что это? – Джастина повертела конверт в руках.
– Я написал тебе письмо. Знаю, у меня не всегда хорошо получается говорить, поэтому я попытался рассказать тебе о своих чувствах. Это был лучший способ, который я смог придумать. Потом, когда понадобится, ты сможешь перечитать это.
Никто прежде не писал ей писем. Эсэмэски, сообщения в мессенджерах, электронные письма – да. Но письмо, написанное от руки, ощущалось как-то иначе. Чем-то более личным.
– Могу я прочитать его сейчас?
– Если хочешь.
Джастина собралась было вскрыть конверт, но перед этим еще раз подняла глаза на Джейка. При виде его силуэта на фоне окна, при воспоминании о том, как они вместе стояли под дождем, все остальное ушло прочь. Вся боль, все горести. Все это больше не имело значения. Были только Джейк и она.
Джастина, словно против собственной воли, шагнула к нему; нераспечатанное письмо все еще было зажато у нее в руке. Должно быть, сейчас она двигалась как-то иначе, чем прежде, потому что Джейк взглянул на нее пристально и пронзительно, как будто поняв.
Она была готова.
Кончики его пальцев медленно коснулись ее плеча. Нежно. Мягко, но целеустремленно. Она положила ладонь поверх его руки, направляя его движения, помогая ему снять с нее блузку. Он ни разу не отвел взгляд, не смутился и не застеснялся. И за это она тоже любила его.
Джастина не раз слышала, как подруги рассказывали о своем неловком первом опыте, но в ее с Джейком совместных движениях не было ни малейшей неловкости. Она полагала, что, впервые сойдясь с парнем, будет ощущать себя уязвимой, однако все оказалось совсем наоборот. Она казалась себе властной. Сильной. Она осознала, что Джейк помог ей почувствовать себя бесстрашной. Это было чувство, которое она искала всю свою жизнь и которое до сих пор оставалось недосягаемым.
– Ты уверена? – спросил он, остановившись на мгновение.
– Уверена. Будь со мной, – прошептала она, когда он опустил ее на кровать. Раньше он не оставался у нее на ночь, и она хотела, чтобы он знал – это нормально. Она хочет этого. Нуждается в нем.
– Джастина Стоун, – произнес Джейк, целуя ее шею, – я никогда тебя не покину.
Глава 9
После сеансов с Айей я всегда испытываю острую потребность подышать свежим воздухом – сбросить напряжение, понять, как скоротать время до вечера, – и сегодняшний день не стал исключением. Я не намеревалась выбирать это конкретное направление, однако неосознанно дохожу до начала дороги, ведущей к дому Макса.
Иду дальше, пока не оказываюсь прямо перед его домом; здесь останавливаюсь, уперев руки в бедра и чувствуя, как пот струйками стекает по позвоночнику, и замечаю, что шторы на окнах по-прежнему наглухо задернуты. Пытаюсь позвонить Максу на мобильник, и снова звонок сразу же попадает на автоответчик. Мы всегда поддерживали тесное общение, и, вешая трубку, я осознаю, что с момента нашего последнего разговора прошло больше времени, чем обычно, – не меньше пары недель.